Если на долю человека выпало испытать такое, чего в повседневной жизни окружающих не встречается, то с течением времени пережитое начинает казаться значительным, способным научить и заинтересовать. Растет страх унести накопленное с собою, сильнее томительная тяга выплеснуться. У бывших фронтовиков это связано с тяжелой, но необычайно яркой жизнью на войне. Впечатления тех лет оставили неизгладимый след в памяти, сердце, на теле, у каждого есть самые дорогие воспоминания. Солдатам войны неприятно думать, что в мирное время правда исказится до неузнаваемости, боевой труд не оценится как надо или вообще забудется. Кроме того, у них есть долг перед погибшими товарищами - сделать все, чтобы павшие не остались безликими жертвами, сохранили имена и собственные лица. Эти причины, и, может быть, подспудная мысль оставить хотя бы такой недолговечный след, но никак не хвастовство, толкают браться за перо без писательских способностей и грамотности, а боязнь показаться смешным и опошлить дорогое - сдерживают. У меня первое пересилило второе.
Здесь два раздела; если можно так выразиться.
А - "Война", обзор первых лет войны
Б - это не рассказы или очерки, это простое описание , чему я был свидетель или участник. В них не ставится задачи сообщить былой действительности высокий переносной смысл, приукрасить солдата излишним патриотизмом, делается попытки простой передачи фактов, бесхитростного воспроизведения быта, речи, переживаний и ощущений человека, поставленного в экстремальные условия боя. Человека не слишком храброго, но и не очень трусоватого, такого, каких воевало множество. Как было, так и написано.
Первоначальная самонадеянность родила уверенность, что дело записи увиденного легкое, а попробовал и взялся как за непосильное. До краев наполненное движением, бурлящее яростной жизнью, на бумаге выглядит бледно и неинтересно, как голая схема, приблизительно отображающая действительность, видимо, причина не только в отсутствии писательской квалификации и способностей, а и в том, что при всем богатстве русского языка - нет в нем слов способных правдиво передать гамму переживаний, испытываемых в моментах чрезвычайного напряжения душевных сил. Причина также в большом временном промежутке между событием и описанием. Между тем, даже по свежим следам правдиво описать бой не всегда возможно. Нельзя требовать от человека, смотрящего в ствольное очко чужого автомата; или же на ножевой штык, направленный в подбрюшье анализа душевных переливов. Бедняге не до этого. Тем более, он не вспомнит цвета неба, запаха цветов под сапогом. Бой подвергает психику перегрузкам, не способствующим запоминанию. Чаще всего он остается в памяти участника не непрерывной цепью последовательных действий, а разрозненными эпизодами, то четкими, как фотография, то неясными, расплывчатыми. Они не связаны в пространстве и времени, подчас трудно сказать с уверенностью, сегодня или вчера это происходило, а может, не было вообще, лишь померещилось в бредовом сне.
Впечатление от "Рассказов", несомненно, улучшится, если читатель подготовлен жизнью. Такому особое красноречие не нужно, ему достаточно намека. Трудно космонавту рассказать о виденном в космосе человеку, не поднимавшемуся над землей выше крыши своего дома. Напрасно подводный пловец будет расписывать красоты океана не умеющему плавать. Слушатели их не поймут. Слушателям не с чем сравнить, потому что ничего подобного они не переживали и просто не знают, что подобное возможно. Однако, космонавт легко поймет космонавта, рассказ пловца будет синхронно переживать другой пловец. Также фронтовик фронтовика равнодушно не слушает. Стоит одному сказать: "а вот мы два дня штурмовали высотку...", как у второго перед глазами тут же встанет своя высотка. Не важно, что одна была в 41-м под Вобруйском, а вторая - в 45-м под Прагой. Это ничего не меняет. Важно, что оба пережили одно и тоже: карабкались вверх по склону в безнадежной атаке, захлебываясь легкими,крича от злости и страха.
Кто сам не валялся на проклятом склоне, дожидаясь темноты, чтобы сползти к своим, в кого не стреляли, а сам не убивал, повествование о войне прочитает равнодушно, не оценив по достоинству.
Написанное талантливым профессионалом, нашедшим редкие языковые краски, с максимальным приближением к правде, не тронет душевных струн. Умом поймет, сердцем - никогда. Мои читатели - как раз такие. Бросить марать бумагу было бы самым благоразумным, но от желания рассказать о войне трудно отказаться. Утешаюсь мыслью, что хотя бы капля интересного найдется - во всяком случае, я старался.
Война - самое мерзкое занятие, выдуманное человеком за всю его историю. Цена ей велика. По официальным данным, за Великую Отечественную войну 1941-1945 года заплачено 20 млн солдатских и гражданских жизней, но посудите сами: до войны население СССР насчитывало 200 млн, из общего числа 100 млн падает на мужскую часть, еще половина на военнообязанных, из которых 18-20 млн были заняты в сельском хозяйстве и оборонной промышленности - эти в армии не были, но остальные 30-32 млн защищали Отечество с оружием в руках, а войну закончила всего 7 млн армия. Так куда же исчезли 23-25 млн солдат? Только солдат, без гражданских, с ними будет больше. Но и это не все. Разве не следует к жертвам войны отнести тех, кто после Победы умер от ран и увечий в госпиталях и домах инвалидов на собственных кроватях, уйдя из жизни раньше отмеренного природой срока, или тех, кто в 13-15 лет впроголодь работал по 10-12 часов в сутки, нажив неизлечимые болезни, оказался на кладбище молодым, или пашущих на себе от зари до зари, поднимающих непосильные кули женщин... Они надорвались, изошли кровь и стали не жильцами. Так и не побыв ничьими женами и матерями. Таких наберется тоже миллионы. Сложите и получите примерную стоимость войны. К 45 году русские деревни и города стояли без мужчин. В моей тогдашней семье в войне участвовал отец и я. Отец - старшин лейтенант РККА, погиб, провоевав один месяц, я - благополучно окончил ее в 19 лет, став инвалидом 1 группы. Двоюродных братьев, один был убит, а второй уцелел, не участвовав в войне по молодости; и так в каждой семье.
Похоронки дождем, слезы рекою, по всей России траурный женский вой все 1418 дней войны, и еще долго после ее окончания. Из ушедшей на войну сотни возвращались домой, из них лишь 10-15% трудоспособных (Полуофициальная статистика). Потом "Герои", из числа не нюхавших пороха, говорили: "Надо было дойти до моря, смахнуть союзников, додавить немца. Армия же была сильна".
Все так, да, лишись мы помощи Америки, завязни в новой войне на год-два, - наш тыл бы замер от голода. Наверное, по этой причине правительство торопилось закончить войну, а значит, не стояло за жертвами. Воевать малой кровью вообще-то не в традиции генералов, у России человеческого материала всегда хватало, а тут еще поджимает время. Валились парни, как снопы ураганным ветром.
Нас подтягивали к передовой. Дошли до разбитой деревни, где находился штаб полка, прорвавшего немецкую оборону, а теперь преследующего противника. Я заглянул в штаб в надежде выклянчить закрутку табака, увидел писарей, дружно материвших солдат, на которых заполняют похоронки, у них, видите ли, устали руки, а конца погибшим еще не видно.
Потом мы проходили место, где наступал этот полк. Лежат друг на друге рыжие, белобрысые, черные, старые и молодые. Кружат вороны и мухи, шмыгают здоровые, как кошки, крысы. Лица обтекли и раздулись, потягивают запашком, от которого выворачивает внутренности. Все согласно науке. Она гласит, что для успешного вскрытия обороны необходимо десятикратное превосходство в живой силе и технике. Значит, из 10 солдат - девять лягут, один пройдет.
Страшна и тяжела война человеку всеми своими компонентами.
Во-первых: своей беспощадностью к твоему "Я", к твоему настоящему и будущему. Внутренний мир, мечты - это пустяк, ты не человек, а боевая единица (активный штык, от тебя требуют четкого повиновения). В войну не до сентиментов, не до личных переживаний. Как-то прочитал в газете заметку: на заводе молния оплавила громоотвод на заводской трубе. Администрация вызвала добровольцев для замены громоотвода, и... таковых не нашлось. Даже самые храбрые пожалели себя, насильно рисковать никто не заставит. В войну же сделали по-другому. Ничего не обьясняя,сержант построил отделение, скомандовал: "Шагом марш". Прошли улицы,заводскую проходную, подошли к трубе, около которой прохаживался представитель заводской администрации и командир роты, остановились шеренгой. Солдаты рады разнообразию, ничего плохого не ждут, как вдруг слышат ротного: "Слушать приказ! Видите на верху трубы штырь, а вот лежит другой, их надо поменять! Сержант, выберете солдата и поменяйте!" Задрались стриженые головы вверх, душа зашлась. Ходит сержант вдоль строя, шарит глазами по лицам. И вот первый выбран, звучит команда: "Иванов, выйти из строя и выполнить приказ!" Строй незаметно облегченно вздыхает. Полез Иванов, и никто не знает, что он от рождения боится высоты. Он знает, что упадет, обязательно сорвется, молит, чтобы это случилось ближе к земле - лишь бы не убиться, хоть калекой, но жить! Отказаться нельзя,как скажешь: "не меня, а вот Петьку пошлите..." Петька не меньше жить хочет, к тому же за отказ можешь схватить пулю, либо штрафбат. Бедняга сорвался с высоты третьего этажа. Унесли Иванова в заводскую больницу с переломанным позвоночником. Опять сержант ощупывает глазами строй. "Петров, выйти из строя..."и т.д... Этот высоты не боится, храбрости ему не занимать. Зажал страх в кулак и полез. Внизу стоит кучка солдат, страстно желая Петрову удачи, чтобы не обмирать больше под сержантским взглядом, боясь услышать свою фамилию, чтобы не быть самому на трубе, не прижиматься на страшной высоте и ветре к качающейся кладке, не цепляться судорожно за ненадежные скобы. То ли в свое время пьяный каменщик плохо ее заделал, то ли расшаталась скоба со временем, но... Петрова даже в больницу не повезли - оттащили в сторону бесформенный мешок с костями, с зажатой в руках злополучной скобой, закрыли лицо пилоткой. Опять стоит строй, опять ходит сержант. Лица солдат серые, губы запеклись. Никто из них более не верит скобам, не верит возможности взобраться наверх, поскольку теперь на высоте 60м скобы нет, значит, надо встать на нижнюю ногами,цепляясь за кирпич ногтями разогнуться, и, вытянувшись, попробовать дотянуться до следующей. "Сидоров,выйти и т.д..." Этот долез и благополучно спустился, отделение идет в казарму. Никто Сидорову не сказал спасибо. Ничего особенного не произошло - просто солдат выполнил приказ, как и должно быть. А что он пережил на узком и скользком, качающемся с амплитудой в 6-8м карнизе, сколько раз прощался с жизнью на шатающихся скобах, замирал в ужасе, глядя вниз, сколько лет жизни унесла вымаханная сажей проклятая труба - это неинтересная лирика. Так бы сделали в тылу, а на фронте безжалостность еще резче. Здесь не спросят, хватит ли у человека моральных и физических сил. Должен и все! Умри, а выполни! Ну а умрешь - глазом не моргнут, на то и война, где ходят все под смертью. Солдат и должен убивать, калечить, а сам - умирать. Этого от него и ждут. А что страшно, жутко, тяжело, не в мочь, - так то дело личное, с ним к другим не лезь - всем одинаково.
Во-вторых. Война тяжела для психики. Что должен пережить человек, чтобы сойти с ума? Наверное, не мало. И война клепала тихих и буйных дураков. Ничего, если после напряженного боя солдат, отвалившись от оконной стенки, с удивлением смотрит на мокрый перед своих шаровар. Ему так досталось, что не заметил, когда нагрешил, над этим не смеялись. А тягучая ночь перед утренней атакой? Лежишь на грязном полу землянки, среди делающих вид, что спят, а в голову лезут, лезут невеселые мысли, душишь в себе жалость. Знаешь, что может быть, отсчитываются последние часы, все же торопишь их, ждешь последней минуты. Будь что будет, лишь бы не гнетущая, тоскливая тишина среди мучающихся людей. Или хандра, хватающая временами солдата, сидящего в своей яме, среди гниющих и воняющих останков. В такие моменты кусать себя охота, рад подохнуть. Сколько нужно душевного здоровья, чтобы перенести кошмарные госпитальные ночи между жизнью и смертью? Я их не испытал, зато хорошо знаю, как треплет нервы бой когда сходятся грудь с грудью, бьют прикладом в лицо, ребром саперной лопатки метят по пальцам и кистям, выдавливают глаза, разрывают рот. Когда человек перестает им быть, рвет зубами чужое тело захлебываясь кровью, не успевая проглатывать или выплевывать забившие пасть волосы и мясо. После такого солдат мало что помнит: его нервная система, спасаясь от гибельных перегрузок, отключает сознание.
В-третьих. Тяжело физически. В жизни каждому приходилось ходить 2-3 км по бездорожью зимой или осенью, когда льет бесконечный дождь, а на ноги липнет по пуду грязи. Нелегко. А мы в войну ходили по 40-50км за сутки, по несколько суток подряд делая "пробежки" по 200-300 км. Так, сейчас человек пойдет налегке, а мы каждый тащил на себе как минимум 20кг и сверх того, кому стальную плиту от миномета, кому ствол, кому лотки с минами. Кто дополнительно волокет на боку радиостанцию в 18 кг, кто станок пулемета. Сейчас выходят из теплой комнаты, приходят в тепло, переодевшись в сухое, садятся к столу с горячей едой до отвала; а мы выходили из промерзших или затопленных землянок, приходили в заледенелые ямы без крыши и огня. В сырой одежде спали на грязной земле или снегу, все это на сухарях, как правило, без горячего. На месте ждал нас не отдых, а утренние наступление: 300-400м бегом и сердце рвет шинель, легкие выпирают в горло, во рту слюна комом, а перед глазами радуга. Сбили немца - опять топай. Вот если умоет кровью - можно отдохнуть до следующей атаки. Лежи солдат в грязи, как в перине, отдыхай, набирайся сил и злости. Ну а жизнь без крыши и тепла в земляных норах или под открытым небом? Разве это можно назвать жизнью? Тело покрывает грязь, одолевают чирьи, съедает вошь. Утренний туалет заключается в том, что выбрал из ушей и волос комья грязи, подвигал лицевыми мускулами, дабы свалилась с рожи корка грязи и... будь здоров. Читающий, наверное, встречал не законченные ремонтом водопроводные линии. Подойди глубокой осенью к развороченной, залитой водой траншее и представь, что вот тебя, в ботинках и демисезонном пальто, засунули на дно канавы и не впускают. Через 2-3 часа дадут 10 ложек плохой пшенной каши на сале, пол котелка холодного чая без сахара. Ночью грязь начнет подмерзать. Ни сесть, ни прислониться. Совсем закоченевшего с рассветом выгонят перед траншеей. Часа два побегаешь до полного изнеможения, поползаешь на животе(имитация атаки) и опять на дно. Так ведь ты поползешь выбирая где посуше, а под пулями выбирают воду поглубже потому что там низина, там "мертвое пространство". Ползешь на ледяной жиже, свернув голову набок, чтобы хоть один глаз смотрел, а в верхний угол рта и нос не захлестывала вода. Через неделю такой жизни придешь домой, и после того, как тебя узнают и отмоют, можешь говорить, что небольшую часть жизни окопника попробовал. Конечно, временами бывает легче, временами тяжелее, но тяжелее всегда. Пережить помогло сознание, что иначе нельзя. Что ту, серо-зеленую сволочь, лезущую с засученными рукавами, надо только бить и чем сильней, тем лучше, такого гада мольбой не проймешь, он из тех наглецов, что трезвеют, лишь увидя свою кровь и свернутую набок морду.
Каждый понимал - пощады ни нам, ни тем, кто за спиной - нет, не будет и жизни. За это переможешь еще и не то. Нам было тяжело, все же мужчина, не видавший войны, может нам позавидовать. Конечно хорошо, что ему не приходится переживать ужас своей гибели - зато не переживет опьяняющий радости возвращения в жизнь, ему останется неведом восторг победы - ощущение гордости защитника, ткнувшего врага в землю, оправдавшего надежды. Он не узнает бескорыстной дружбы без ограничения и расчета, не изведает своих физических и моральных возможностей, а перед смертью не ответит: трус он или нет. Вынужденные заниматься самым мужским делом, мы испытали все, или почти все, всему познали цену и жили в полную силу.
P.S Напишите пожалуйста, удобно ли вам читать такие большие тексты или лучше разбавлять и выкладывать частями?
Если было интересно,подписывайтесь на канал и ставьте лайки! Это поможет продвижению.