Честно сказать, я сам не очень хорошо относился к Владимиру Александровичу Крючкову. Он казался мне типичным советским бюрократом – застегнутый на все пуговицы, вышколенный, напрочь лишенный всего человеческого. На антипатию накладывались еще и рассказы тех ветеранов разведки, с которыми я дружил. Например, Б.А. Соломатина – генерала, заместителя начальника ПГУ, человека, причастного к самым крупным вербовками американцев. Борис Александрович на дух не переносил Крючкова.
К тому же, долгие годы занимаясь историей войны в Афганистане, я пришел к выводу, что именно Крючков был одним из главных инициаторов ввода советского военного контингента в эту страну. Однажды у меня появился шанс спросить об этом его самого. Но сейчас расскажу о том, как к Крючкову относился генерал Шебаршин.
Однажды, придя в очередной раз в 13-й подъезд стадиона «Динамо», где размещался Фонд экономической безопасности, я спросил Леонида Владимировича, станет ли беседовать со мной бывший гэкачепист?
- После того, что вы о нем писали? – Удивился Шебаршин. – Вряд ли.
- Действительно, в своих публикациях я его не жаловал. Но все эти статьи базировались на мнениях людей, близко знавших Крючкова. И там были ссылки на этих людей. Теперь пора выслушать и другую строну, в том числе и самого Владимира Александровича.
- Ваши оценки исходили от людей обиженных, а они не могли быть объективными.
- Ну, это не совсем так. Я имею и свое собственное мнение, которое основано на открытой информации, на доступных источниках. Например, на мемуарах самого Крючкова. Вы читали этот двухтомник? Из него на читателя смотрит серая, невыразительная, ортодоксальная личность.
- Ничего подобного. Это мемуары государственного человека, мудрого и крупного политика.
- Не могу с вами согласиться. Что же тогда представляют собой ваши книги – где есть нерв, мысль, движение мысли? Разве можно их ставить на одну полку с книгами Крючкова?
- Не надо, Владимир Николаевич, этой дешевой лести, не надо.
- Мы с вами не в таких отношениях, чтобы я опускался до лести. Что же касается вашего упрека в том, что я встречался и беседовал только с людьми из враждебного Крючкову лагеря, то частично я могу его принять. Хотя и с вами мы беседовали не раз.
- Но эту тему не затрагивали.
- Так давайте же восполним этот пробел?
- Давайте. Начну с того, что Крючков - это несомненно умный, незаурядный человек, обладавший великолепной памятью, огромной работоспособностью. Он хорошо относился к людям, за исключением тех, кто встретил его приход в разведку в штыки. Ну, если не в штыки, то с подозрением: кто, мол, таков и что ему делать «в лесу»? В числе этих людей был и Борис Александрович Соломатин – разведчик очень одаренный и несомненно удачливый, имевший во всех своих командировках очевидные достижения в виде вербовок. К этой же категории следует отнести и Калугина – он тоже одаренный, но в отличие от Соломатина – выдающийся карьерист. Были и другие, например, Юрий Иванович Попов. Все они – кто пожестче, кто помягче – проявляли свое недовольство приходом в разведку Крючкова, ворчали: вот до чего мы дожили, нами будет руководить непрофессионал.
Крючков же только выглядит мягким человеком, его канцелярский облик обманчив. Став главой ПГУ, он быстро навел порядок. Например, покончил с практикой застолий, когда за стаканом решались важные вопросы, в том числе и судьбы людей. Прекратил разговоры о т.н. «мафиях», то есть группировках, которые складывались по территориальному признаку.
- А я слышал, что именно при нем в разведке стали как раз эти мафии возникать и процветать.
- Нет, это не так. Да, его упрекали в симпатиях к людям, представлявшим скандинавское направление. Но Крючков просто знал их лучше других, поскольку, будучи заместителем начальника ПГУ, курировал это направление.
У нас издавна существовал не антагонизм, но некоторое напряжение между линейными отделами, добывающими информацию, и информационно-аналитическим подразделением, которое этой информации давало оценку. При Андропове и Крючкове – а их не разорвешь – разведка превратилась из органа, добывающего информации, в орган осмысливающий, анализирующий и прогнозирующий. Кстати, Крючков чрезвычайно ценил Леонова, который 11 лет возглавлял информационно-аналитическое подразделение, которое сначала называлось Службой № 1, а потом управлением РИ.
- Извините, но тут я вас опять перебью. А я слышал версию, согласно которой Леонов, как и другие люди из ближнего крючковского круга, были возвышены и обласканы только потому, что В.А. держал их «за жабры» на каком-то компромате. Каждого на своем.
- Глупости. Леонов – это ясная голова, потрясающая работоспособность. Он другой человек, нежели Крючков, но в этом они совпадают.
- Однако, согласитесь, что Крючков сумел наплодить много врагов. Вот и Черкашин мне жаловался…
- Наверное, он говорил о том, что Крючков поторопился расстрелять в середине 80-х предателей из спецслужб, чем поставил под удар наши источники в Штатах? Да, это был его промах. Были и другие ошибки. Но утверждать, что он – не профессионал? Глупость! Да, Владимир Александрович не проводил тайниковые операции и не переснимал портативной камерой секретные документы. Но, уверяю вас, он разбирался в оперативных вопросах лучше, чем многие т.н. «профессионалы» и в отличие от них часто был готов пойти на риск.
- Вы можете привести примеры?
- Могу, но не стану этого делать.
- Ага, эта ваша извечная боязнь как бы не перейти грань, не сказать чего-нибудь лишнего. Неужели ничего нельзя сказать в самой общей форме?
- Ну, хорошо. Вот вам максимально обезличенный факт. По-моему, в начале 91-го года нам поступил анонимный сигнал о том, что некто располагающий важной информацией предлагает встречу на территории США. Время тогда было сами помните какое, мы теряли позиции, оказаться жертвой подставы, оказаться в центре скандала никак не входило в наши планы. Крючков же говорит: «Давайте рискнем». Я ему: «Не стоит этого делать. У нас и без того неприятностей хватает».
Потом я вам скажу, что много раз наблюдал Крючкова во время наших совместных с ним поездок в Афганистан, таких поездок было не менее десятка. Видел, как он общается с агентурой, как вникает в вопросы. Нет, он не был дилетантом, не был.
- Раз уж мы коснулись афганских дел, то ответьте тогда мне на такой вопрос: как Крючков комментировал абсолютно безумное решение (это на мой взгляд) о штурме дворца Амина. Ведь именно его люди руководили этой т.н. «спецоперацией» - Дроздов, Кирпиченко.
- Согласен с вашей оценкой, но я никогда не спрашивал Крючкова об этом, а сам он никогда к этой теме не обращался.
- Как он отнесся к тому, что случилось впоследствии? Афганцев мы бросили, Наджиба оставили на растерзание талибам.
- Очень переживал. Когда в 91-м я ему сказал, что Афганистан мы сдали, он посмотрел на меня как-то напряженно и ответил: «Ну, это мы еще посмотрим». Конечно, если бы не август 91-го, не приход во власть Ельцина и Козырева, то судьба и Афганистана, и Наджиба была бы другой.
- Судя по вашим словам, Крючков не был ортодоксальным марксистом, как это следует из его мемуаров.
- Не был. Вот я приведу вам такой пример. Идея национального примирения, которая была спасительной для разрешения афганского кризиса, кто ее придумал? Сам этот термин родился в самолете, когда мы с Крючковым летели из Москвы в Кабул. Эта идея могла сплотить нацию, стать базой новой жизни. Крючков говорил с Наджибуллой о том, чтобы тот послал сигнал американцам о готовности с ними сотрудничать.
…Похоже, после того разговора каждый из нас остался при своем мнении.
Впоследствии многие из этих вопросов я задал самому Крючкову, у нас был с ним длинный и непростой разговор. Но о нем – в одной из следующих публикаций.