КВН я не люблю. Над «партия, дай порулить» смеялся. Над Пушным с его Стингом тоже. Потом пришло следующее поколение, юмористы образовали корпорации хохота и ржача. Над ними закатывались уже буквально стадионы. Но не я. Артисты-разговорники утратили чувство. И не заплатили мне в 1994-ом.
- Хочешь заработать как музыкант? – Дима гнал напрямки. Я терялся, от чего рдеть, от наживы или статуса. Пауза затянусь.
- Зайду с другой стороны. Любишь КВН?
- Не особо.
- А аранжировку на Ensoniq с PC сваяешь им за деньги?
- Запросто.
Я давно заметил – чем непонятнее вопрос, тем нестерпимее желание ответить на него «Да».
- Завтра завезу тебя на квартиру, запру там с техникой – будешь песни снимать.
Не то чтобы я сомневался в своих силах. Как-никак, Дима имел дело с действующим суперменом. К своим двадцати я записал несколько десятков песен. Правда, своих. И сыграл в них на гитарах, басу, клавишах, перкуссии и аккордеоне. Последовательно. Дима слышал мои альбомы. Ему полюбилось несколько пьесок. Да мне они и самому нравились. Правда, я искренне не понимал, как они у меня выходят. Я включал микшер, кассетник с исходником – скажем, с голосом под гитару – и запросто наяривал неплохую партию баса наложением. Второго шанса судьба мне не давала. Нот я не знал, да и на слух повторить удачные сольняки не получалось.
Наверное, стоило уже кричать «Караул!». Но я нежился в плавно накрывающей меня славе. Рокер, который снимает песни для телевыступления юмористов за деньги! Кроме Димы немногие считали меня рокером и вообще музыкантом. А ему я сказал об этом сам. Излучая при этом уверенность и силу гения.
Утром я сел в Toyota Mark II вполне бандитского вида. Водитель хмуро покосился на мои шляпу, пальто и шарф. На улице мороз, я – в демисезонном.
- Он мне компьютер-то не сломает? – водитель все еще смотрел на меня как на неживое.
- Свое дело знает, - важно свернул сомнения Дима.
Когда мы приехали, я решил не спрашивать, как это все работает.
У меня никогда не было собственных клавиш. В группе я считался пианистом. А по сути, я оставался мечтателем о пианино. Играл я только в гостях. Зато у меня был компьютер. Не такой, как стоял в комнате, и не сейчас – в конце 80-х брат собрал мне ZX Spectrum.
Когда дверь за моими компаньонами закрылась, я начал учиться сопрягать клавиши с компьютером. За час нашел правильную программу. Еще через пару освоился. Дело было за малым – снять три попсовых хита. Самым значимым для заказчиков считался хит Овсиенко «Школьная пора». Как-то мельком я уже слышал эту песню. Она не представляла труда.
Я зажмурился, включил оригинал и… с огорчением заключил, что тут несколько гитар, бас, клавиши, барабаны и подпевки. Для минуса все это нужно было повторить. Закипела работа. Вычленял партии, подбирал тембры, прописывал дорожки для этой и еще двух песен я до позднего вечера. Потом включил и забалдел – да я фирмово сделал!
Мою изоляцию нарушил Дима. Лик его был недобр.
- Сделал?
- Даже лучше получилось!
- Лучше не надо было, - Дима отчаянно задымил. – Ладно, поехали.
- По домам? – я чувствовал себя Пятачком с шариком.
- Работу сдавать. И гитары живые накладывать. В студии.
Зима тут же проникла под кожу. Меня уронили, и я разбился как льдышка.
- Конечно.
Мы долго грузились, и целую вечность ехали. В студии нас ждали трое. Все закурили. Я торжественно нажал на Play студийного магнитофона. Три минуса проплыли сквозь дым в гробовом молчании.
- Неожиданно, даже по-своему хорошо. – сказал главный заказчик. На меня он не смотрел. И чаще обычного стряхивал пепел.
- Он вообще-то старался, - Дима тоже не смотрел.
- Платить, конечно, не будем, но треки в коллекцию возьмем, - подписал мне приговор самый старший из заказчиков. – Вы так-то молодцы, хотя, времени жаль.
Громко стукая, закрывая и застегивая, заказчики собрались и вышли.
- С тебя алкоголь, - угрожающе заметил Дима.
Я пролетал очередной круг вниз и думал: «Неужели мне, провалившемуся, ссудят бутылку?!»
0.5 мы нашли и выпили быстро. Водка оказалась теплой. На улице жег мороз. Чтобы подавить спазм курили. Тепло брякнулось через пищевод плашмя на все проблемы. «Надо было этим безухим разъяснить всю монументальность моего труда», - пронеслось в голове.
- Не начинай, - Дима все прочитал по моему лицу. – Это я слажал. Я ведь даже с инструментом тебя ни разу не видел…
- Дима, но ведь у меня получилось! Отличные треки записал… - волна не холодела, я не сдавался.
- Нормально получилось. Только им нужен был минус. А ты опять свои песенки понарожал. – Дима улыбался, я был прощен.
- Давай я мофон понесу, - участливо я вырвал студийник у патрона этого мутного дельца. Дима не возражал. Мы весело зашагали к остановке. Надо было каким-то чудом добраться домой.
- Черт! – я поскользнулся и, совершив сногсшибательный пируэт, ударил сумкой с магнитофоном об лед, словно это был молот. Дима в отчаянии сел на снег. Магнитофон он взял у друзей до утра. Под честное слово.
- Не открывай! – рявкнул он, когда я начал было расстегивать сумку. - Лучше не знать… - Дима казался старше наших вместе взятых лет. – Найди тут друзей с алкоголем – денег больше нет.
Пришлось действовать быстро. В голове возникали и меркли малознакомые лица, пока не всплыло одно, близкое и благонадежное. Я решительно проводил Диму до дружеской двери и позвонил. А когда открыли, выпалил: «Мы мофон разбили. Студийный. Чужой». Друзья не задают идиотских вопросов.
- У меня немного есть. Кухня там. Руки – здесь. – Саша подошел к решению нашей проблемы системно. Мы не первые, кто появлялся в его доме ночью со своими проблемами.
Выпили, закусили медом, надулись чаю. И только потом Дима раскрыл сумку. Teak казался целым. В нем что-то перекатывалось, но когда включили – заработал.
- Ты блаженный, тебе все сходит с рук, - Дима шваркнул меня по плечу и улыбнулся.
Мы снова были друзьями.
КВНщики нашли профессионалов.
И, кажется, победили.