ПРЕДЫДУЩАЯ ЧАСТЬ: В ПРОШЛОЕ
В тот миг, когда рука Кона соприкоснулась с рукой мальчика из зеркала, все вокруг с невероятной быстротой закрутилось и закружилось со страшной силой. Кон перестал чувствовать свое тело, оно провалилось в беспросветную бездну и завертелось спиралью, а в глазах появились разноцветные мерцания и темные вспышки. Он не мог двинуть ни ногой, ни рукой, ни повернуть головой, ни произнести хоть какой-либо звук. Его как будто связали толстой и крепкой веревкой, запихнув при этом кляп в рот, уменьшили до крошечных размеров и скомкали в маленький шарик, как ненужное письмо.
Сколько времени он пребывал в состоянии скомканного бумажного шара — неизвестно, но это состояние закончилось и Кон, к счастью, наконец ощутил твердую землю под ногами.
Он стоял с закрытыми глазами и боялся их открыть. Кона до жути пугал тот факт, что открыв их, он снова окажется в спальной комнате своего большого дома, и поймет, что всё это было нелепым миражем.
Только... Дуновение приятного весеннего ветерка, который ласкал его тело с головы до пяток, касался щек и волос, свидетельствовало о том, что он вовсе не в кровати с женой. До ушей мужчины доносились крики и смех детей, жужжание пчел и других насекомых, радостное пение птичек, гудение автомобилей, дальние голоса.
В каком он теле сейчас? Сорок ли ему лет? Всё так же не открывая глаз, он схватил себя за запястье. Оно было тонким и худым, мальчишеским. Он медленно провел ладонью по гладкой руке и не обнаружил на ней ни единого черного, жесткого волоса.
— Кон! Ты о чем замечтался ? — услышал мальчик до боли знакомый голос.
Мама. Его молодая мама перед ним. Он мгновенно распахнул глаза, совсем не колеблясь.
Миловидная красивая женщина в розовом платье с белыми полосатыми вставками чуть ниже колен стояла, держа поднос в руках. Скромное и нарядное платье со скульптурной точностью обрисовывало видную фигуру женщины.
В стаканах на подносе, по всей видимости, был яблочно-виноградный компот. Его мать, наслаждаясь прохладой праздничного денька, счастливо улыбалась. Ветер робко играл с ее длинными волосами.
— Совершенно ни о чем, — ответил он. — Тебе помочь разнести стаканы?
— Что ты, не надо! Я сама. Ты веселись, — ответила молодая женщина, целуя сына в лоб. — Твои друзья вон заскучали уже без тебя. Не забудь сообщить, что утка почти допеклась! — добавила она строго.
Родной голос матери... Звонкий и чистый, без хриплых ноток и дрожания.
— Утка? — переспросил весело Кон. — Я обожаю утку.
Его мать была тем еще кулинаром и все блюда готовила просто изумительно.
— Кон, у тебя ведь аллергия на утиное мясо, — сказала она с искренним удивлением. — Разве я не говорила, что испекла тебе цыпленка? Последнего, между прочим, отец зapyбил.
Молодая женщина с вьющимися волосами цвета молочного шоколада внимательно изучала лицо своего первенца, а через секунду снова мило улыбнулась, обнажив чуть ли не все тридцать два зуба. Белые и ровные, свои, настоящие. В пятьдесят девять лет она была вынуждена прибегнуть к съемному протезированию. — Я вижу, ты в чудесном расположении духа, шутишь, это хорошо. Беги к друзьям! И о брате младшем не забывай.
Если это сон, то почему все вокруг такое живое и настоящее? А если и сон, так пускай в нем будет всё!
И даже младший брат. Подумать только! При воспоминании Кристофера у Кона пробежался холодок по спине. Неужели он снова увидит родного брата? Да, вот же он. Сидит в одиночку под густым зеленым деревом, и, немного сгорбившись, пьет по глотку бледно-розовую жидкость из их семейных стаканов, которые сделал собственными руками отец.
Отец! Где он? Кон окинул долгим взглядом родной дом, но свет не горел ни в одной из комнат, кроме маленькой кухоньки, обвел внимательно глазами большой двор, не пропустил участок, где из-под черной земли пробивались первые зеленые перья лука, и их плодородный сад с цветущими яблонями, грушами и вишнями.
Кон уже догадался, где отец. В мастерской. Вот же она. Деревянная дверь чуть приоткрыта и свет едва пробивается сквозь узкую щель. Наверняка работает в поте чела, как обычно.
Мальчику с прожитой жизнью взрослого мужчины было одновременно и радостно и грустно. Нужно обязательно пойти к отцу, отыскать его и поговорить с ним по душе.
Но пока... Разве мог не привлечь его внимание широкий стол с угощениями в саду под низкими деревьями, накрытый клетчатой скатертью, по бокам которого расположились две длинные лавки? А три его лучших друга, которые были перед Коном как на ладони?
— Эй, Кон, ты чего застыл там? — ломающимся голосом окликнул его толстый паренек с кучерявой головой. — Твоя мать, кажется, обещала принести то-ли утку, то-ли курицу! А то знаешь ли, этим сыт не будешь. — Он осуждающе кивнул головой в сторону стола, на котором стояли пару тарелок с овощным рагу.
Старина Бен, не доживший и до тридцати пяти лет, yмepший в полном одиночестве и тоске. Старина Бен, который растолстел еще больше во взрослом возрасте. Какая тебе утка?
— Утка скоро будет, — ответил именинник, со скрытой жалостью глядя на пухлое лицо школьного друга.
— Ну смотри, а то уйду! И я не шучу. И подарок заберу. — Остальные мальчишки рассмеялись и поддержали его.
Бен, который обожал шутить и быть в центре внимания. Какой нелепой и одинокой cмepтью ты умep, подумал Кон и горько улыбнулся.
Но слишком долго грустить Кон не мог, да и ему не хотелось. Пусть всё это и было сном, иллюзией, жестоким обманом и сказочным маревом, но ведь с ним его старые любимые друзья, молодые мать и отец, чудесная погода на улице и праздник в душе.
Что еще нужно для счастья? Ах да! Лиза...