Предварительная версия.
Трудность, что может быть сильна, при создании языка ситуационной логики, состоит в том, что операторы в группах могут тесно отсылать к иным состояниям и взаимодействиям, в динамике инстинктов, или к производству желания и производству против желания, что тесно противодействуют и взаимодействуют. В конце концов, Танатос мыслиться всегда только в форме Эроса. Иначе, кроме прочего, «потеря сознания» или смерть. И потому, условно говоря, возможных операторов, группы страха два. Страх. И ужас, коррелятивно смерть – абсолютный господин или абсолютна власть. Но это явно не всё. Так, состояние импульса либидо может отсылать к эрекции в бою, и к эрекции в состоянии повешения, и к обычной эрекции в занятиях любовью и т.д., произвольным и непроизвольным эрекциям и сексуальным возбуждениям в различных ситуациях, различных органов тела. Таким же образом, система из двух групп операторов открыта, в том отношении, что от страха, и возможно, производного о него отчаяния (может быть и наоборот?), избавляет и агрессия, ненависть, что нужно или отождествлять с операторами группы страха или выделять отдельно. Это следует, в том числе, и из приведенного перечисления, эрекция в бою, в атаке, может сопровождать как раз избавление от страха и отчаяния, путем агрессии, оставаясь состоянием любви «гепарда» к «кролику». Ближайшим образом, от страха или отчаяния, можно отослать к сцене мастурбации, или к драке. Что явно не исчерпывает все состояния, к которым может отсылать логика, даже, только семейных неврозов. Иначе, это, ближайшим образом, отсылка к труду (творчеству): конкретный и абстрактный (возможные операторы), – к участию в общественном производстве, к игре (игровой жест и игра, как мировая партия) и к пьянству (мета, чествование, посвящение и зависимость). И таким же образом, и агрессия, – в том числе, как способ избавиться от страха и отчаяния, что неизбежны, в том числе, и в виду бесконечных пространств (трудностей общественного производства и достижения единства всех людей в таком производстве), – может быть кооптирована, в виде операторов труда, коль скоро, агрессия может быть имплицирована трудом, и операторы условно говоря – инспирации (игры и опьянения), таким же образом (вместе собранности) могут быть активированы. Или агрессию нужно брать в построение языка ситуационной логики, в виде отдельной группы. Импульс агрессии и стояние войны (всех против всех или мировой, или состояние без мира), что частью и временами, может быть очевидно и состоянием труда. Обратное движение таким же образом возможно. Все операторы, условно говоря, множества негативности, могут служить средством избавления от господства удовольствия, –принципам аскезы, – например, так, как это происходит в текстах Вл. Соловьева. Взаимодействие и динамика таких состояний сложна и трудно поддается дискретным обобщениям. Действительно, разве не совместимы труд и игра, например, спортивная? Можно, кроме прочего, отослать в церковь, можно. Но и это, как известно, может быть, опиум для народа. Что говорить, в этом смысле про: кино, театр, библиотеки, филармонию, рок концерты – опен эйр, или аттракционы. Что, ведь и названы генераторами аттракторов. Сложность в том, что аскеза (бережливость, если не скупость и жертва, самопожертвование), явно может не попасть ни в одну из групп, и разве что в группу труда.
И таким образом, как минимум четыре группы (Эроса, Танатоса, Игры и Труда), по два оператора, это восемь. Но это может быть много для достаточно формализованной логики, пусть и не четкой! Просто потому, что количество комбинаторных перестановок операторов возрастает быстро вместе с увеличением их числа. Или, иначе, можно свести все к одной группе! Производства и производства против желания. Для памяти, что в форме забвения разнообразия, сможет имплицировать все возможны такие комбинаторные распределения. Если же, все еще, сохранять, раз выбранный ориентир аналогии, четыре оператора по два противоположных, разной мощности в каждой, то, если признать, что труд, это имманентная смерть, и к труду можно свести агрессию, ненависть и игру (кто не работает– тот не играет), то можно оставить всего две группы, с тем только условием, что, как раз ситуационный контекст и прагматический аспект, могут быть, едва ли не важнейшими компонентами анализа, в виду так свернутого разнообразия. Но логика как раз ситуационная, и оставлять имплицитными ее понятия в применении самой такой логики может быть наивно. Просто потому, что радость от труда, явно может не укладываться в радость от стремления умереть. И разве всякий труд и творчество, это имманентная смерть, и скорее, так, когда труд из нужды.
Остается кроме прочего и такой вопрос, можно все это делать в принципе – «не почему»: творить, трудиться, любить, заботиться, быть занятым, воевать, инспирировать, играть или пьянствовать, и т.д.? Можно. Война ради войны, творчество ради творчества, любовь ради любви, игра ради игры, и т.д. Свобода. Нет причин и начал, что непреодолимы. Как возможный пример: «Радость безмерная, нет ей причины». Но это может быть и наивный взгляд, идеалиста, что думает, что дух первичен! Но это может быть не так, и Танатос первично господствует над областью. То, что удовольствие не знает исключений в сфере Оно, это быть может и результат антропогенеза! И любое действие, что имеет видимость абсолютно произвольного, вообще говоря, может быть инспирировано бессознательным желанием. Часто, поэтому такие действия расцениваются, как пассив, слабость.
Возьмем пищевую тревогу. И где, можно спросить, теперь? Да конечно, прежде всего, в кино, в фильме «Платформа»! Ад теперь не нужно ждать, как второго пришествия или страшного суда, можно просто оказаться в нем смотря кино. И здесь, вряд ли кто всерьез, станет сетовать на то, что он оказался в аду, не взаправду. Принцип: Царство божие внутрь Вас есть. Когда фильм ужасов – триллер, приносит облегчение – это может быть показатель состояния отверженности или «наказания». Человек или сам себя наказывает, или делает это вместе с обществом, что или само наказано, или наказывает его вместе с ним, причем бессознательно. Состояния, что быть может следует избегать, как и ада, но можно и греться в нем. Эту пищевую тревогу, таким образом, что может быть была произведена, можно признать исходный пунктом любых действий в этом фильме. Даже тех поступков героев, что, может быть, явно отталкиваются от нее, как мотива. Поэтому еще – это возможный ад.
Но и это еще не все, так называемые операторы сокращения и обобщения, – разделение происходит в том числе, и по основанию части и целого, некоего достаточно однородного многообразия, – могут указывать просто на совершенно иные состояния, в том числе, и сознания, чем операторы состояний переходов (импульсов или моментов) движения, изменения индивидов. Страх и ужас, просто два состояния– различных, и одно не сокращение для другого. Ужас – это не сокращение для множества однородных состояний страха, это самое что ни наесть сингулярное состояние индивида, может быть, высочайшей формы практики- теории и «не сковывать и не леденить», и не превращать в скотину, в виде животного ужаса. Кроме того, мощность этого состояния, если подразумевать под этим, мощность наполнения энергией психофизического состояния, может, совсем не быть больше, чем мощность страха, но как раз наоборот, в отличие от животного ужаса, совсем не относиться к таким состояниям. Но и таким образом, по мимо страха, кроме прочего, ужаса, может быть: два, именами омонимами, и как быть? Или, почему бы не быть скотиной, как раз в лицезрении триллера? И совсем иначе, очевидно, может быть, что, вселенская любовь или свобода потока либидо, как раз, пусть и чаемые состояния, но совсем недостижимые. То есть, любовь как синергия одного индивида к другому еще быть может возможна, но ко всем индивидам с мощностью синергии индивида(организма), это бесконечная задача, и разве что социальная защита. В этом смысле оператор свободы либидо может интерпретироваться как раз как сокращение для множества состояний удовольствия, как форма, что подразумевается, распространяется по индивидам, и в стремлении утилитариста, к приращению всеобщего удовольствия. Кроме того, до сих пор не учитывалось возможное принципиальное для затрагиваемых тем, различие между пространственными и условно говоря, ментальными состояниями, мысли, мышления, когито, – в феноменологии сознания любые состояния сознания от ощущений до умозаключений, более того бессознательные состояния, что таковы только условно, есть измененные сознания, могут рассматриваться как состояния мышления, сознания, в последнем имеется особое, пусть и слабое сходство с психоанализом, в теории и практике которого, таким же образом можно встретить протоколы с бессознательными мыслями, – что не пространственно протяжены. Наиболее просто и легко, кажется, таким образом дело обобщения и известного отвлечения, идет, когда операторы приобретают известный оттенок смысла физических операторов, природы. Импульс либидо и Свобода либидо(потока), в одной группе. И, импульс нетости и Абсолютная власть в другой. Между тем, как можно заметить, названия операторов, даже не смотря на возможное умозрительно очевидное, относительно априорно аналитическое их распределение, могут и вызывают затруднения. Если попытаться исключить слово смерть или Танатос из названий выделенных слов группы негативности, в виду известного благозвучия, и намеренности, то это тем более может быть трудно, и не только в силу упомянутых возможных разнообразий, что трудно совместить, одним словом. Что может приводить к поиску новых слов и новообразований. Импульс, в общем смысле, и строго условно, негативности, ведь можно назвать и импульсом «нетаковости», «что-то не так», по аналогии с возможным образованием слова «нетость», что является возможным сокращением выражения, «что-то не то», и т.д. И такие и другие подобные вариации могут привести к архаизмам, упомянутого вида, «нетости». И почему бы не импульс харизмы или власти, что, впрочем, может быть нелепо приписывать оператору пассива, импульса страха, и разве что амбивалентной агрессии. Само это различие на пассив и актив, как возможное ближайшее основание деления, может крепко препятствовать ориентации на однозначность таких операторов. И таким образом «боковик» отображений, если это боковик, а не куст или кристалл, и т.д., может быть таким: страх и ужас, гнев и война, боль и смерть. Кроме того, помимо оговоренных групп операторов, может быть выделена, отдельно, группа ненависти: импульс ревности и/или мести, зависти и Справедливость. Но быть может, главное в этом аспекте, то, что Эрос и Танатос, это предметы спекуляции, спекулятивного мышления – отвлечения, не даны эмпирически, но только в виду психологии семейных неврозов, в виде удовольствия и боли. Импульс либидо может быть поэтому назван и импульсом радости (удовольствия). Противоположный, импульсом боли или печали. Отсюда легко перейти к конструкции, что не будет иметь никаких иных операторов, кроме: кое-что хорошо, все хорошо и кое-что плохо, все плохо.
Отдельным сложнейшим вопросом остается, все еще, вопрос о едином субстрате таких двух исходных противоположностей, от которых могут разрастаться иные группы, –отсылающие к различным динамическим (не статическим) и вероятностным взаимодействиям, событиям, – коль скоро, он должен быть. Отображения групп могут отсылать к различным схемам и образам взаимных изменений состояний, потокам разрастанию, превращению, преобразованию и т.д., что особенно в случае труда делает возможное перечисление просто невозможным в виду отсутствия более конкретного анализа соответствующей предметности. Это может быть, как подходящий к разумению образ: куст, кристал, молекулярная связь, откуда и термин амбивалентность, состояние квантовой не локальности, или социальной диаспоры или какой-либо еще формы или способа социального взаимодействия или события, что получило название, сервер. Просто потому, что здесь, в виду содержательности темы, трудно отделаться, как в случае временной логики высказываний, тем, что настоящего, в известном смысле, нет. Это мол всегда несуществующий промежуток между только истекшим и еще не прошедшим временем, в силу, в том числе, мимолетности всякого настоящего теперь Тем не менее, известная аналогия с такими математически-философскими логиками вполне возможна. Именно переходы, избавления и упразднения одних состояний в виду других, это ближайшим образом сфера отсылок таких выделенных слов, логика ситуационная, это возможная логика превращений энергии либидо, в общем смысле, формально – модальности, как корневого упорядочения. Но такие логики, в таких терминах чаще всего и физики, прежде всего в математике, а не только возможные эстетики и множества возможных императивов натуралистических, прежде всего, этик в гуманитарных науках или философиях (о душе), и в виде онтопсихологий или натуральных философий. Тем не менее, известная возможная амбивалентность таких состояний, может как раз препятствовать таким условно мгновенным переходам, и чем более с помощью удовольствия избавляются от боли, тем более, могут грязнуть в таком многообразии. И иначе, известный парадокс аскезы как раз состоит в том, что удовольствие становиться все более желанным, по мере избавления от него, по мере возрастания стремлений упразднить его, с ее помощью, в виду умерщвления плоти. Отчасти поэтому, в виду того, чтобы избежать таких, в общем смысле кажется, бессмысленных борений, традиционно, кроме натуралистических этик могут быть этики свободы. Что и странным образом, опять же, могут гипостазировать «вещь в себе», субстанцию, будет ли она материальной или духовной. Но может быть так, что: «кто играет, тот хорошо работает». Не случайно поэтому, Делез и Гваттари признали открытие Фрейдом Либидо, равнозначным открытию Маркса обобщенного понятия стоимости и абстрактного труда. Можно поэтому предположить, что аналогичным образом тому, как в теории политической экономии можно исходить из предположения, что все товары обмениваются по их стоимости, даже тогда, когда в теории анализируется мошенничество, просто потому, что иначе его невозможно детектировать, и любой обмен может быть равно не определен, все состояния таких переходов, это состояния одного и того же либидо, что непрерывно и «светит всем одинаково» и во все стороны, ориентации, от каждого к каждому. И именно поэтому такое желание, как и настоящее или абстрактный труд, никогда не дано. Если данность возможна только индивиду. То есть, подобно тому, как все физические взаимодействия медленнее света, все события в истории тормозят относительно либидо, просто и не просто потому, что большей частью совершаются не по нему, частично против желания, из необходимости, лишенности или нужды. Желаемое, поэтому невозможно всецело выдать за действительное и обратно. Производство желания, что и есть реальность его исполнения в удовлетворении, в произведении, это в терминах идеализма бесконечная задача, даже, если имеется субъективная и объективная видимость, что это не так. Именно поэтому и может быть необходим, как психоанализ, так и щизоанализ, в том числе, что вместо того, чтобы гипостазировать желание, как никогда не тождественное действительности в категорическом императиве, должное в отличие от сущего, исходят из либидо, как открытой процессуальности реализуемой в исполнении, в одном случае производства желания, в другом его естественного света, что упорядочивается, подавляется и вытесняется. Впрочем, и этика Канта может не знать разницы между желаемым и действительным, так же, как и сновидческий реализм АЭ. Просто и не просто, в одном случае, грезят образом мысли в другом образом действия. Тем не менее известный градиент желания и действительности, это ситуация истории. Последняя, видимо, не существует, или, когда еще нет никаких желаний, или, когда все они кончились.
Социальная психология, политическая экономия и социология, могут расширить этот ареал отсылок возможных зарезервированных слов, помимо исключительно семьи, в виду упомянутых групп операторов. Прежде всего, в виду группы труда, и групп, традиционно относящихся к ведению риторики, позже к анализу субъективности субъекта, в частности, в том числе, и коллективных страстей, и аффектов. В этом отношении от физики могут остаться, разве что лишь символы фазовых переходов, флуктуаций и бифуркаций, но речь может идти о: эволюциях, революциях, прогрессах и регрессах, инзистенции и экзистенции. Впрочем, все эти группы возможных операторов или выделенных, зарезервированных слов ситуационно логического анализа текстов, могут быть подгруппами совмещенных или гибридных, производных логик в некоем, вообще говоря, открытом множестве, на открытом многообразии событий и фактов истории, сюжетных стратегий и соответствующего планирования. Стандарты, в части шкал опасностей, например, спасательной деятельности или чрезвычайных ситуаций, прямые возможные денотаты отсылок таких возможных логик, коль скоро, частью просто имплицируют их в наиболее явном виде. Кроме того, очевидно, что микрофизика власти может быть микрофизикой «палача», и/или специальных служб.
Всемирно исторический процесс, в виде больших нарративов мировых историй, очевидно, может затребовать и более отвлеченных чисел. Ибо все эти операторы могут быть числами, более или менее четкой количественный меры превращений психофизической и психосоциальной энергии, действительности желания и его производства, кванторами либидо и его производства. Принципиальная позиция, здесь, может состоять в том, что не четкость такой логики, это не только сложное последствие от не четкости выделенных, зарезервированных слов, но и принципиально вероятностного характера взаимодействий участников исторического процесса. Индивиду ничего не заказано, тем более, если он не точечная масса. Так и автор может совершать какие угодно переходы в изобретении перипетий сюжета и отношений автор и герой, но иногда и странным образом, часто, изобретает слишком похожие на прежние. И потому известного рода детерминизм, что вообще говоря, все же, трудно свести к формальным дедуктивным цепям, присущ, как авторству истории, так и ее совершению. Было бы тем не менее, наивно, гипостазировать силы и отношения, в виде субстанций и сущностей, в виду таких зарезервированных выделенных слов, операторов, превращая их из отсылок переходов в постоянно присутствующие сущие. Можно еще раз повторить в виду проекта, что актуализуется, это просто языковые постоянные зарезервированные слова, особого языка, частично формализованного, что предназначен, скорее, для герменевтического анализа исторических текстов и текстов истории. Речь не идет таким образом и о космических силах в наивном понимании. Но лишь о том, что знаковые последовательности, описывающие каким-либо образом такие космические «силы» в любом возможном тексте, могут быть сокращены с помощью таких зарезервированных слов, маркированы, ради более прозрачного и ясного исследования возможных форм мысли. Само возможное многообразие таких зарезервированных слов «семейства» ситуационной логики, свидетельство тому, что всякая такая логика принципиально условна. И выход из тупика противопоставления конвенционализма и натурализма, как раз в снятии таких противоположностей и в известном шаге схематизма более-более. Еще более конвенционализма, больше анализа и нахождения возможных групп выделенных терминов и больше натурализма, верности описания наблюдению и созерцанию феноменов, различными средствами, в том числе, и обобщения и формализации в языке, различных знаковых последовательностей для названия таких групп различных состояний и способов их производств. И наоборот, чем пролиферация различий терминов менее актуальна, тем условность, в смысле возможной конвенции, результата предварительного соглашения, любой такой теперь исключительной конструкции, может стать более очевидной.
Микрофизика власти может быть трудным начинанием еще и потому, что вообще может быть не нужно такой ситуационной логики, в виде какого-либо законченного, в большей или меньшей мере, формализованного языка, но единство афористичности, символизма и необходимых дедуктивных связей, в смысле более- более, что имеет теперь дело с результатом снятия, в том числе, с тестом, что уже не следует, ни прежней терминологии, ни прежней имплицитной и эксплицитной логике. Что и представлено таким тестом, как АЭ. Машины желания, а не комплексы бессознательного (если не всего один комплекс) являются действительным множественным многообразием предметности шизоанализа. Теперь, становление такой логики может быть известным образом находится с другой временной стороны от проблем Шеллинга и Гегеля. АЭ и СТЛА.
Разговор, курьезно, может напоминать часто, пусть и имплицитно, выбор между ролями Моравингена и Архитектора, в фильме «Матрица». И выбора нет, надо быть Нео. Ни дедуктивные аксиоматики, ни диалектика в особенности, в виде формы метода, не привлекали авторов, и разве что, теория множеств, впрочем, концептуализация и плато.
Дело в том, что в ходе формальной комбинаторики и варьирования схем итерации операторов, могут выпадать такие констелляции, аналогов которым нет ни в одной из гуманитарных наук и литературе, в том числе, и художественной, ни одни фрагмент текста из известных письменной истории, не может быть экземплификацией указанных схем в части понятийной логики и связности построения, тем к чему можно их применить в качестве сокращения для выявления логической формы. И как раз в силу особенностей содержания. И разве что: художественное кино, фантастика и цифровые, компьютерные игры, могут предоставить живописные примеры образов и кондактов: живые компьютерные программы, кибернетические организмы, если не живые нетости, примерами которых полна предшествующая история, в том числе, и настоящего, литературы. (Из ближайшего, традиция Толкиена продолженная Джоан Роулинг.) Впрочем, смех от последних примеров, может и стихнуть, когда приходит известие о том, что Майкл Джексон до сих пор приносит доход правообладателям его произведений, как и семье. «Триллер».
Явно, может быть, еще раз, что возможная ситуационная логика, скорее всего, нечеткая. (Повод еще для многообразных омонимий слова четкое.) Это приближение. Тем не менее, уже из приведенных возможных соотношений, что отсылают к следующим допущениям: любовь упраздняет страх и любовь сильна как смерть. И именно поэтому, групп операторов должно быть, как минимум две, можно приблизиться к начальному анализу всего одной строки из текста Капитала Маркса: «собственник рабочей силы смертен» (Маркс. Капитал Т1.). Что может продемонстрировать и дополнительные затруднения в создании языка ситуационной логики. В виду двузначного кода, что ближайшим образом, может быть ведущий, может следовать, что, или не всякий такой смертен, или, если всякий, то, коль скоро, цифровые электронные машины мертвы, они не все могут иметь отношения к рабочей силе. Ибо только некоторый смертный собственник рабочей силы. И коль скоро, мертвый не может умереть. И тогда, или машины частью живы, коль скоро, они работают, и могут умереть и быть собственниками рабочей силы, или они все не могут иметь отношения к рабочей силе, потому что частью мертвы. Или, не всякий собственник рабочей силы смертен, коль скоро, то, что всякий не было заявлено. Далее, если не всякий собственник рабочей силы смертен, могут ли электронные, цифровые машины быть такими собственниками, ни будучи ни живыми, ни мертвыми. Отношение собственности– общественное отношение. И может ли быть рабочая сила, что не является собственностью субъекта, если есть, такой силы. Гегель утверждал, что животные имеют позицию субъекта, но явно не субъекта права, равного права с возможным собственником рабочей силы, человеком. Если, машина не может умереть, коль скоро, уже мертва, то может ли она быть собственником рабочей силы? Является ли страх смерти или инстинкт самосохранения существенной характеристикой рабочей силы? Или тезис может состоять в том. Что рабочая сила, это, и ни человек, и ни животное, ни вместе, ни исключительно. И можно быть собственником, ни будучи субъектом какого-либо права. Но если и последнее верно, то машины могут быть собственниками рабочей силы, ни будучи, ни животными, ни человеком, ни живыми, ни мертвыми. На чем, тогда, могла бы основываться их ситуационная рассудительность? Ближайшим образом, оказывается, что, и в судах, и в медицинских учреждениях, машины следуют некоему абстрактному различию, что большей частью, асимметрично и, условно говоря, априори задано им особенностями языка программирования. То есть, для того чтобы сконструировать возможность перемещения (условный пример): вверх, вниз, вправо, влево, имеются только операторы левого и нижнего перемещения. Правое и верхнее программируются через отрицание или с добавлением еще каких-либо операторов, ключевых слов. Это необходимо потому, что машина, вообще говоря, не отличает операторы, выделенные слова, что относительно симметричны. Но следствием такого положения дел часто оказывается то, что афроамериканец, скорее всего, окажется виновен, и, если орган болит – его надо заменить. То есть, история об объективности машин, с достаточной степенью ситуационной рассудительности, как и известного идеала естествознания, может быть миф. То есть, машины не просто могут быть, но чаще всего механически предвзяты, в принятии решения, исходя из предварительных установок, что сложным образом пробивают себе дорогу, даже через множество возможных генераторов случайных значений и вероятностей (состояний и ветвлений), их пересечения в черном ящике работы таких машин. Но разве известный приоритет Эроса над Танатосом, и частью удовольствия над болью (что было бы, если бы в процессе тесно интегрированной смежности с огнем испытывалось как раз удовольствие, а не боль) что, впрочем, может быть не закреплен в асимметричности возможных операторов не столь же очевидное предварительное взятие, и разве что относительная заполненность квадратов операторов, ключевых слов может взывать к дополнительным расширениям и приращениям ситуационной рассудительности, возможностям. Впрочем, в случае четверки операторов, часть из них, условно говоря, те, что "для сокращения", формально, все равно может быть определена только через отрицание. И потому, любая подобная логика построенная отчасти на аналогии с математическими, это, прежде всего, возможная логика машин, если не кибернетических организмов, общего возможного аналитического разума психологии, ситуационной рассудительности, любых живых существ, относительно независимо от того, какова система констелляции единства и множественности субстратов их существования .
«СТЛА».
Караваев В.Г.