1. «Дневник сельского священника», реж. Робер Брессон, 1951
«Пример истинного кинематографиста для меня Робер Брессон. «Дневник сельского священника» я считаю любимым фильмом. Брессон делает картины, когда у него возникает к тому потребность. Замыслы диктует ему его совесть художника, его идея. Он творит не для себя, не для признания, не для похвал. Не думает о том, поймут его или нет, как оценит его пресса, станут или не станут смотреть его фильм. Он повинуется лишь неким и высшим объективным законам искусства, он чужд всех суетных забот, и трагическое пушкинское «поэт и чернь» от него далеко. Поэтому картины Брессона обладают простотой, благородством, поразительным достоинством. Брессон единственный, кто, сумев выдержать испытание славой, остался самим собой».
2. «Причастие», реж. Ингмар Бергман, 1962
«У Бергмана ценю чувственную сторону, скорее религиозность его чувственности, присущую каждому характеру. В искусстве Бергмана до жестокости выстрадан каждый характер. В этом отношении он похож на Достоевского, который видел и понимал жизнь через свои переживания…Когда Бергман говорит о Боге, то лишь для того, чтобы сказать, что голос Его не слышен в мире, что Его нет... Стало быть, между нами не может быть сравнения. Критики, убежденные в обратном, очень поверхностны, и если они утверждают это лишь потому, что исполнитель главной роли «Жертвоприношения» снимался и у Бергмана и что в моем фильме использован пейзаж шведской деревни, то это только доказывает, что они не понимают ни Бергмана, ни экзистенциализма…»
3. «Назарин», реж. Луис Бунюэль, 1959
«Лучшая картина Бунюэля, на мой взгляд, «Назарин». И одно из главных ее качеств — простота. По драматургической конструкции она похожа на притчу. А герой ее во многом перекликается с Дон Кихотом Сервантеса. Добро пассивно, зло активно, говорит Бунюэль. Это вполне естественно: действие фильма происходит в Мексике...Финал «Назарина» производит поистине потрясающее впечатление. И что особенно важно — не из-за своего символического смысла, основанного на ассоциации с Евангелием, а из-за силы эмоционального воздействия…Только после второго или третьего просмотра «Назарина» приходит в голову его умозрительное значение».
4. «Земляничная поляна», реж. Ингмар Бергман, 1957
78-летний профессор Исак Борг удостоился премии ученого сообщества в Лунде. Туда он отправляется вместе с невесткой, однако внезапно решает посетить места, где когда-то жил. Внезапно профессора охватывают воспоминания, он погружается в ностальгические мысли. Особенно Тарковский отмечал актерские данные Виктора Шёстрёма: «Актеры глупы. В жизни еще ни разу не встречал умного актера. Ни разу! Были добрые, злые, самовлюбленные, скромные, но умных — никогда, ни разу. Видел одного умного актера — в «Земляничной поляне» Бергмана, и то он оказался режиссером».
5. «Огни большого города», реж. Чарли Чаплин, 1931
«От самого понятия — жанр — веет могильным холодом. А Чаплин? Разве это комедия? Нет. Это просто Чаплин, и ничего более, уникальное явление, которое невозможно повторить. Это сплошная гипербола, но главное то, что каждую секунду существования в кадре он потрясает правдой поведения своего героя. В самой нелепой ситуации Чаплин совершенно естественен и поэтому-то смешон. Его герой словно не замечает гиперболизированного мира, который его окружает, его несусветной логики. Иногда кажется, что Чаплин умер лет триста назад. Настолько он классик. Он совершенно целостен…Мы знаем, что все это придумано и преувеличено, но исполнение гиперболизированного замысла совершенно правдоподобно, естественно и поэтому убедительно и безумно смешно. Он не играет. Он живет в этих порою идиотских ситуациях совершенно органично».
6. «Сказки туманной луны после дождя», реж. Кендзи Мидзогути, 1953
События разворачиваются в Японии XVI века, бедному гончару улыбается удача, его горшки хорошо продаются. Обуреваемый алчностью, герой хочет как можно больше заработать, жадность толкает его на безумный поступок.
Тарковский отмечает схожесть визуальной манеры Мидзогути с китайской живописью:«В «Андрее Рублеве» есть одна сцена, которая, смею предположить, могла бы принадлежать руке выдающегося японского режиссера Кендзи Мидзогути…Это — сцена, где российский принц скачет через сельскую местность на белой лошади, а монгол гонится за ним на черной. У меня создалось ощущение, что по качеству и стилю это черно-белое изображение, на фоне туманного серого дня напоминало ландшафт, нарисованный тушью на китайской картинке. И вот две лошади практически поравнялись, внезапно монгол пронзительно закричал, засвистел, хлестнул свою лошадь и попытался зайти спереди принца. Он же в свою очередь, попытался схватить неприятеля, но тоже не смог его настигнуть. В следующем кадре снова гонка. А потом тишина, и ничего…Этот эпизод, в сущности, совершенно не относится к контексту всей истории. Это, скорее, попытка передать настроение и проиллюстрировать взаимосвязь между этими двумя мужчинами. Это, как игра между двумя мальчишками: один бежит впереди другого и кричит: «Не поймаешь меня!». А второй бежит следом, стараясь из всех сил догнать его, и не может этого сделать. И все это уже в следующий момент забудется, прекратится игра, закончится гонка».
7. «Семь самураев», реж. Акира Куросава, 1954
«Очень люблю Куросаву… Потрясающий режиссер…Главное - это современный характер, современные проблемы и современный способ исследования жизни…Он не задавался целью скопировать жизнь самураев такого-то исторического периода. Средневековье у него воспринимается без всякой экзотики. Это настолько глубокий художник, у него такие психологические связи, такая проработка характеров, сюжетных ходов, такое видение мира, что его рассказ о средневековье все время наталкивает нас на мысли о сегодняшнем мире. Такое ощущение, что мы все это как бы уже знаем…Если в произведении узнаешь нечто свое, самое заветное, рождается ощущение радости…»
8. «Персона», реж. Ингмар Бергман, 1966
«Сколько раз я смотрел эту картину Бергмана, столько раз она мне казалась картиной о совершенно разных, противоположных вещах, каждый раз я ее воспринимал совершенно по-разному. Сначала мне показалось, что это или плохая картина, или я ничего не понимаю в ней. Однако потом я решил, что так и должно быть. Этот тот мир, в котором мы находим близкое себе, и этими аспектами соприкасается с миром художника. Другого способа нет».
9. «Мушетт», реж. Робер Брессон, 1967
«Кино должно быть абсолютно натуралистично. У Брессона актер берется в том только аспекте, где он на грани невыразительности. Например, можно плакать по-разному. Но Брессон не хочет, чтобы актер плакал, выражая свою индивидуальность настолько ярко, что она в конечном счете начинает доминировать… Брессон снимает каждый кадр так, как надо играть Баха на чембало. Минимум средств. Все носит характер удивительно простодушный, лишено того, что принято называть выразительностью…Это единственный режиссер в мире, который достиг абсолютной простоты в кинематографе. Он для меня всегда является примером гениальной простоты. Аскетизма».
10. «Женщина в песках», реж. Хироши Тэсигахара, 1963
Режиссер картины Хироши Тесигахара очень впечатлил Тарковского манерой монтажа, а также работой с музыкально-звуковой составляющей. По сюжету, главный герой - ученый-энтомолог - в поисках редкого экземпляра шпанской мушки отправляется в поход. На своем пути он встречает местных жителей, которые предлагают ему ночлег в доме одинокой женщины. Он соглашается и остается переночевать в причудливом доме, который находится в песочной яме, но наутро остается без возможности выбраться из нее.
Больше материалов об авторском кино ищите на канале в Telegram.
