А знаешь, я думал, что ты святая,
Ни намека гиперболы, а, впрочем, уже не важно.
Вечерами тонны помады твоей съедая,
Улыбался прохожим с тобой, шагая вальяжно.
Шелковый шарф развивается на ветру
И по-летнему, обнаженные гибкие плечи.
Старался ловить в глазах золотую искру
В стабильный совместно пролистанный нами вечер.
Я влюблялся в твою родинку на щеке,
В цвет волос, в запах дыма, в тугую улыбку,
Я считал, нашла что-нибудь, во мне, дураке
И безудержно гнался к тебе, совершая снова ошибку.
Вечера коротал с твоими пустыми глазами
И от зелени их становилось не так безнадежно,
И когда на кровати моей они засыпали,
Начиналось мне верить, что в жизни нам все возможно.
Заражались улыбкой сильней, чем острым гриппом,
Поил тебя чаем, а ты молча шмыгала носом,
А теперь разбивается сердце с чудовищным скрипом,
То, что вышло из нас, я оставлю под знаком вопроса.
Да, конечно, вообще не вопрос, понимаешь,
Оставайся с другим, никто тебе слова не скажет,
Для него ты, наверное, большее что-то значишь,
Он ласку с любовью только в постели покажет.
Он не любит за мягкость кожи нежнейших рук
Он не строит в планах с тобой одного ребенка
Он, возможно, хуже страдает, чем я, от разлук,
Он же лучше меня, бесчувственного гнилого подонка.
Ну и пусть ты останешься для него такая,
А для меня из прошлого останешься лишь фабулой,
А знаешь, я думал, что ты святая,
А ты оказалась на самом деле похлеще дьявола.