Саше Негину 33 года. Он ехал в Сочи в полном одиночестве — выкупил целое купе, чтобы не знакомиться со случайными людьми: он не любил вести пустые разговоры, слушать чужую музыку, мириться с раздражающим ночным храпом. Самолет тоже не был сейчас подходящим вариантом: в детстве они с матерью обычно путешествовали на поезде, и он хотел вспомнить, как это было. Он давно планировал совершить ностальгическую поездку, но все не решался, а тут жизнь сама подтолкнула его к этому шагу.
<…>
Он вспоминал об этом, привалившись к окну: в купе стоял знакомый сладковатый запах, смешанный с запахом свежего белья. Под лязганье колес Саша смотрел то на пляшущее в углу солнце, прерываемое тенями от электрических столбов, то на свое отражение в окне, словно бы плывшее по голубым и зеленым деревенским домам, по желтым полям, по серым неузнанным платформам.
<…>
Достав бутерброды и термос, Саша поужинал в тишине — солнце за окном почти исчезло, а тени достигли горизонта. В детстве он любил смотреть в окно и, пока мама читала какую-нибудь книгу в мягком переплете, пока разгадывала кроссворды, мог часами наблюдать за уносящимся пейзажем, то засыпая, то опять просыпаясь: его завораживало, что поезд мчится посреди неизвестности, как бы выхватывая из небытия отдельные картины и показывая их ему. Порой он думал, что ни за что на свете не согласился бы жить в одной из глухих деревенек, мимо которых проносился поезд, а иногда, наоборот, хотел поселиться там — особенно когда в окне уже виднелись горы, тут и там усеянные крохотными белыми домиками.
<…>
С попутчиками мама не заводила дружбу, не желая тратить времени на разговоры, и поэтому Саша тоже редко общался с детьми случайных соседей. Вспоминая все это, он задремал, а когда проснулся, то не сразу понял, где находится: в купе было темно, лишь уличные фонари скользили по стенам: раз-раз, раз-раз, раз-раз. Вдруг на столик опустилась рука со стаканом воды, и Саша понял, что напротив него кто-то сидит — это была женщина, она смотрела прямо перед собой и была одета в темную водолазку и свободный черный кардиган: на виду оставались только ее лицо и тонкие кисти рук.
— Вы кто? — откашлявшись, спросил Саша и поправил на себе одежду.
— Лена, — неуверенно сказала она. — Да, определенно, Лена. Приятно познакомиться. — Она привстала, одернув водолазку, и протянула ему руку. — А вы как же? Как вас зовут?
— Александр.
Поезд замедлил движение, и на короткое мгновение в купе установилась абсолютная тишина, что казалось невозможным.
— И что же вы здесь делаете? — спросила она, а потом сама усмехнулась нелепости вопроса. — Вернее, я хотела спросить: и куда вы едете?
— Забавно. Вообще это я хотел вас спросить: и что же вы делаете в моем купе?
— В вашем? То есть все-таки проводница перепутала и поселила меня не туда. А я и не посмотрела на номер — куда сказали, туда и пошла. В моем купе должен был быть всего один человек, и когда я зашла, то подумала, вот он, все правильно. — За окном мерцающей темной волной пронесся поезд, и Лена замолчала, а через секунду продолжила, окинув взглядом свой раскрытый чемодан: — Я еще не все вещи разложила, так что, если хотите, я могу уйти, мне это несложно.
Саша посмотрел на Лену, на ее тонкое вытянутое лицо, на растрепавшийся пучок волос, и ему стало жаль ее прогонять сейчас, посреди ночи.