Вику Ловеллу, который сказал мне, что драконов не бывает, а потом привел в их логово. ...
Кен Кизи справедлив, прямолинеен и не терпит пререканий: если ты берёшь в руки его книгу - ты проиграл. Всё, слишком поздно, он не даст шанса отыграть свою гордость назад. Он уже пришёл хозяином в ту часть твоей души, куда давно и скептично никого не пускают в целях самосохранения, поменял интерьер, расставил стулья и рассадил сумасшедших по местам.
⠀
Я выросла в несентиментального человека, и для меня аномально рыдать над книгой в 22 года, а потом всю ночь вслушиваться в тишину и обнаруживать треск вдалеке - это Комбинат запускает свои проржавевшие механизмы управления людской массой, переплавляет стариков в новеньких молодых поклонников порядка и системы. Смотришь в сумерки, сквозь сумерки и за них - а там (навсегда) туманные контуры людей, в зеленой форме психиатрического учреждения. Они машут тебя руками, улыбаются. Кто-то тихо выговаривает: "я устал". А кто-то рассеивает туман: "вождь, слышишь? ты на самом деле очень большой и сильный, я в это верю."
⠀
Этот роман хорошо бы выдавать каждому школьнику в руки, как только он доходит до невыносимо скучного рубежа в изучении литературы под названием "тропы: фигуры речи". Не надо никаких ужасающих своей пошлятиной примеров метафоры. Только книгу. И абсолютно молча. От первой и до последней страницы - это цепочка сочных образов, которых хочется касаться, настолько они человеческие. Близкие.
⠀
Кто из дому, кто в дом, кто над кукушкиным гнездом. Дети тараторят считалку, а взрослые разлетаются, очерчивая линии жизни тупым, мажущим грифелем. На пересечении этих линий стоит медицинская сестра с высокой и глупой причёской, рассматривает каждый росчерк исподлобья и записывает в свои бесконечные комбинатские бумаги: пять пар носков, белая майка, агрессивен, ленив, упорствует в несоблюдении демократической терапии. Или терапевтической демократии. Кто там их разберёт - эти медицинские почерки.