Глава 4.
− Пришло время, − Раевский продолжал, − радикальных действий. Пора чистить насквозь прогнившую мораль человечества. Вкратце обрисую общий фон обстановки. Сегодня почти исчерпаны возможности привычных культурных систем – часть религий отживают своё, традиции же оплавились в бесформенную массу свобод. Запад предложил миру идеи либерализма, замешанного на идеях прав, материального благополучия и финансовых спекуляций – это завело в полный тупик и сам Запад, и потащившихся за ним. Все раскололись на тех, кто разделяет ценности Запада и их ненавистников – последние объединены между собой лишь формально, − но каждый, каждый шкурой чувствует, что выбрана основная магистраль, по которой человечество катится к светлому правовому будущему.
Иллюзии рассеются довольно скоро, и тут я согласен с Сергеем Александровичем, нарисовавшим яркий сценарий грядущего. Встаёт вопрос – что делать в ситуации, когда мир без него его женили; и ещё затаскивают в брачную постель Запада на правах невесты? Расслабиться или лишить жениха достоинства быть женихом? Толкований быть не может. Стратегия побед в войне диктует необходимость приёмов взятия силы у нападающей стороны, и применения её против агрессора. Запад весь мир окутал сетями транснациональных корпораций и финансовых схем – значит, нужно создать параллельные сети, в которых противник увязнет, поскольку перестанет отличать своё и чужое, − со временем же, удастся перехватить и старые сети, но это вопрос десятилетий. Можно ограничиться даже этим тезисом, и всё уже встает на свои места.
Целью же всех наших усилий станет построение идеального общества, где каждый мог бы поступать по законам высшей целесообразности. Вижу улыбки на ваших лицах, и сам улыбаюсь, не будучи склонен к метафизическим мечтам – хотел лишь подчеркнуть важность момента, когда приходит время перейти от отвлечённых рассуждений – к реализации намеченных схем. Объявляю, что с этой секунды запускается в ход программа сметения с лица земли химеры либерализма. Не могу выдавать всех секретов собственной тактики, но сообщу, что мой банк уже приступил к скупке векселей западных компаний, и организации на Западе структур придуманных им чуть раньше финансовых пирамид. Лиха беда начало – предстоит создать банковскую систему в глубине территорий конкурентов, и использовать её как плацдарм для фронтальных наступлений. Ничего личного – только выживание. Наступает эра передела территории мирового духа…
Бахметов слушал Раевского, прикрыв глаза – через какие-то минуты в ушах его вместо слов вдруг зазвучала странная мелодия, под которую тихо напевал женский голос. Этот голос сам едва слышно выговаривал совсем ненужные для этой музыки слова, но затем его сила стала нарастать – он требовательно взывал к окружавшему его пространству, и вдруг взорвался уже хором мужских голосов, раскатно дробящих воздух чеканкой звуков выражения воли. Строй проходящих армейских бригад слегка покачивался, создавая едва видимую вибрацию над головами мужчин, из которой соткалась картина альпийских гор – их вершины дрожали от ритма идущих; а, может, дрожание вызывалось вибрацией воздуха. Из-под гор шёл гул человеческих голосов, среди которых нельзя было разобрать голоса мужские и женские, детские или стариков – этот гул со временем перекрывался чётким маршем и летевшим из сотен глоток именем Эрика. «Опять Эрика. Почему Эрика?» – подумал Бахметов, и очнулся от странного наваждения. Вокруг все вставали со стульев и переходили в столовую, где был накрыт стол.
– В вас, Сергей, никогда не сомневался, – подошёл к нему Раевский и протянул руку. – Вы понравились Шульгину – он наш куратор от администрации, – и очень скоро будете представлять банк перед правительством. Теперь – о деле. Помните разговор об использовании канала Ларгина? Передайте ему, что банк начал скупать акции «Промбанка».
– Пойду, пожалуй, – сказал Бахметов. – Сегодня ещё много дел.