Найти тему
Сергей Гилёв

Случай в больнице и после выписки

За окном второй корпус. Выше – небо со звёздами. Ниже – деревья. Лавка. Нежится на ней прокисший желтый свет фонаря. Днем на лавке больные. Бабы сидят и мужики. Во втором корпусе два отделения кардиологии. Неврология еще. А теперь ночь. За окном второй корпус, за ним – шоссе.

Рука дрожит. Не напишу, возненавижу себя. А вдруг не прочитает? Или Марфушка смахнёт в пахучее ведро? А того хуже, разорвёт клешнями, скомкает, швырнёт. А в корзинку плевал Долженко. Он ей глазки строит. Как подумаю, что записка моя будет лежать в ведре, перемазанном слюнями Долженки, который ей глазки строит, который…, тьфу! Мне сразу такое худо мерещится. И язва сильнее болит.

Да и пусть бы строил, но отвечает же, отвечает. Её ветреных ресниц взмахами полные. Он и она. «Не смотри на неё, Старовойтов», - шепчет Кадило, - «только хуже будет». Желает ее, чёрт потный. Кадилу давеча с перитонитом сюда из Черемушек на скорой. У него койка истерзанная. Ворочается. Сок «Добрый» в пакете. Сыр плавленый. Весь Кадило пыльно-мыльный и зрачки у него лошадиные. Пьющий, гад. Сосед мой по палате - Кадило Павел Михайлович.

Пишу: «Душа моя. Сердце моё. Силы неведомые душат. В западне я. В любовной истоме весь. 24.02.22 был доставлен. А 26.02.22 уже влюблён по уши. Желаю щёк твоих. Губ твоих. Прядей. Пальчиков. Вздохов. Ухажер из меня никакой, зато в быту состоялся. Не чванлив, на чужое не падок. Хочешь двушку, перепишу! Не задумаюсь. С дитём придёшь, поиздержимся значит. Ответь, душенька. Твой Старовойтов».

Точка. На сестринский пост утром под стекло. А теперь жду. Ночь. Бригантины сиреневые плывут. Солнце встаёт. Пора.



Что же ты?! Не прочитала значит. В ЗАГС с этим клопом? С лысым? Он же… А платье белоснежное, лебединое! Он купил? Да откуда у него. Сама всё. Не прочитала значит? Марфушка, курица! Ничего. У меня слово веское. Против этого союза. Не зря караулил месяц после выписки.

Ступеньки, ступеньки. В карман полез. Смотрят, достаю. А к виску приставил, заорали, заохали…