Один из эпизодов Великой Войны. Боевые будни. То, что называлось "сбросить противника". Каждый такой бой - подвиг. Помнить о них - наш долг. Это наш Бессмертный полк.
Отрывок из повести Ивана Карасёва "Судьба такая"
В одной из атак комбат отправил Воеводова поднять залёгшую роту. Павел Петрович с трудом добрался до распластавшихся в глубоком снегу бойцов. Его маленькую фигурку в посеревшем от ползанья по истерзанной земле полушубке несколько раз пытался поймать в прицел немецкий пулемётчик. Но лейтенант Воеводов уже приловчился играть в кошки-мышки со стрелками противника. Он никогда не спешил, перебегал от укрытия к укрытию с разными интервалами, иногда вводя в полное заблуждение наблюдавшего за ним врага, давая ему понять, что всё, не поднимется он больше, обнялся с землёй навсегда и, когда враг начинал искать другую цель, а это Павел Петрович то ли нутром чувствовал, то ли просто ставил себя на его место, вот в этот момент он резко поднимался и делал очередной рывок. Смертельная порция пуль пыталась догнать его, но всегда опаздывала.
Рота преодолела больше половины расстояния до немецких окопов, оставив на своём пути десяток неподвижных тел, и залегла, как будто отдохнуть ненадолго, за невысоким бугорком, защищающем её от стрелкового оружия, но ведь стоило бы немцам ввести в действие миномёты, как от вжавшихся в снег на открытом месте бойцов остались бы рожки да ножки. Поэтому нужно было что-то предпринять, либо отойти на исходные, либо рвануть вперёд, навстречу кинжальному огню. Собственно, выбор отсутствовал, приказ комбата не оставлял ему места – «сбросить противника с занимаемых укреплений!»
Легко сказать, но как сделать? Воеводов нашёл командира, тоже, как и он, лейтенанта, возрастом чуть постарше с заиндевевшими на морозе пышными усами. Они долго обсуждали сложившуюся ситуацию, временами с тревогой посматривая в сторону вражеских позиций. Те, на самом деле, мешали продвижению соседних рот, контролируя фланкирующим огнём изрядную часть полосы наступления батальона. Соседей слева не было ни у наших, ни у немцев, и лучше бы изначально обойти врага с левого фланга, просочившись на некотором удалении в лес, даже, если фрицы прикрыли себя минным полем, это бы только затормозило, но не остановило выполнение боевой задачи. Однако сейчас уже было поздно, рота беспомощно лежала посреди широкого русского поля и не могла двигаться ни вперёд, ни назад. За вражескими окопами темнел лес, и, в случае чего, немцы легко отошли бы, прикрываясь деревьями. Два лейтенанта пытались подобрать какой-нибудь хитрый вариант, думали, как обмануть фашиста ложным манёвром, обойти его, отступив. Но ни к какому решению прийти не удавалось. Немцы так умело устроили свою оборону, что сейчас её можно было взять только атакой в лоб. Нужно было лишь дождаться сумерек, чтобы усложнить врагу прицеливание, ждать и уповать на то, что ему не подбросят миномёты, а ежели это случится, то поднимать роту в атаку, не дожидаясь её полного истребления.
Повезло, по-прежнему раздавались лишь редкие, тревожащие пулемётные очереди, они не причиняли никакого вреда укрывшимся за возвышением бойцам. Несколько часов прошло в томительном ожидании, люди замерзали, конечности отказывались их слушаться, некоторые не смогли потом сдвинуться с места, и вот, наконец, стало темнеть. Все заметили, что в последнее время фрицы стали экономить осветительные ракеты, которые раньше без счёта расходовали в обороне. По частоте освещения ночного неба догадывались о намерениях противника, стал реже пулять вверх, значит, готовит какую-то гадость. Теперь первые «свечки», взлетающие и падающие по траектории, напоминающей острую дугу, загорались в достаточно тёмное время сумерек, когда простым глазом дальше, чем метров на пятьдесят уже ничего не толком не разглядишь.
Начало темнеть, командир роты передал по цепочке команду «не кричать ура», привстал, подождал с пол-минуты, немцы никак не отреагировали, тогда он лёг, и рота поползла. Противник их не видел, возможно, думал, что «Иваны» отошли, прячась в снегу. Долго, мучительно долго ползла озябшая, промёрзшая до костей рота, казалось, этому не будет конца, каждую секунду, каждое мгновение мозг бойцов буравчиком сверлила одна мысль, ну когда, когда же они начнут? Но пулемёты врага молчали, холодный, жалящий лицо снег впивался в губы, в нос, в щёки и глаза, это было лишь неприятно, даже не больно, худшее ждало впереди.
Метрах в восьмидесяти от немецких окопов ползли они, когда, раньше обычного (словно немцы всё-таки чувствовали что-то) зажглась и осветила пластунов на белом снегу первая ракета. Не дожидаясь лая пулемётов из двух дзотов, засечённых ещё накануне, но не уничтоженных голодной до снарядов артиллерией, ротный, сжав в руке «наган», быстро прокричал «За Родину!», и вся, или почти вся, серо-белая масса людей с гулким и протяжным «А-а-а!» ринулась на врага.
Сразу же заговорили не только беспощадные MG-34, но всё, что могло извергать из себя горячий свинец. Воеводову в первые же мгновения пуля пропорола полушубок и полетела убивать дальше, плечо почувствовало лишь тепло, даже не успел смачно выругаться, вырвалось лишь: «Идрить твою…». Кинжальный огонь начал разить одного за другим, и тут, и там раздавались крики и стоны. Ротный, схватившись за живот, медленно осел на землю, покрытую белым пухом. Она и стала ему этим самым пухом, потому что с простреленной печенью он прожил лишь считанные минуты. Воеводов не дал роте остановиться, увидев оседавшего в сугроб лейтенанта, гаркнул «Вперёд!», не оставляя бойцам времени осмыслить изменившуюся ситуацию. Он по собственному опыту знал, как в бою смерть командира действует на подчинённых, поэтому только яростней замахал пистолетом, краем глаза проверяя следуют ли за ним бойцы.
Стометровку чемпионы делают за десять секунд, проваливаясь в глубокий снег, рота бежала, две бесконечные минуты, которые показались вечностью. Падали боевые товарищи, кричали раненые. Две бесконечные минуты бойцы бежали навстречу горячему свинцу, потому что знали – теперь останавливаться нельзя, остановка означала верную смерть для всех – их маленькие, вжавшиеся в снег, сероватые фигурки были бы у немцев как на ладони. От роты осталось едва ли не половина и, казалось, что она вся поляжет на этом заснеженном поле. Но и нервы фрицев стали не выдерживать - «Из какого камня высечены эти Иваны? Почему они идут вперёд, несмотря ни на что?». Внезапно огонь прекратился, немцы драпанули – от наступающих их отделяло уже всего метров двадцать, и озверевшие от гибели товарищей амурцы не пощадили бы никого, оборонявшиеся это чувствовали. Сначала выпрыгнули из окопов двое и понеслись к спасительной чаще, за ними метнулись туда же все остальные. Окрылённые успехом моряки стреляли по врагу с колена, но Воеводов сипло прокричал: «Вперёд!», он понимал – в немецкой траншее остались два пулемёта, и они могли здорово помочь добить врага. Действительно, оба MG немцы бросили, их быстренько развернули и огненные росчерки беспощадного свинца настигали улепётывающих немцев, их вязнущие в снегу силуэты складывались напополам, валились на живот и навзничь, шатались, выронив оружие из рук и поражённые своей же, отлитой где-то в далёком германском Руре, пулей медленно сползали в снег. Винтовки моряков тоже поддержали огонь, он стал очень плотным и страшно губительным для расстреливаемых на открытом месте, прямо перед таким желанным, но для многих уже безнадёжно недосягаемым лесом. Небольшое пространство между ним и брошенной позицией усеяли неподвижные тела в зеленоватых шинелях, освещённые сиянием далёких звёзд. Правда, очень быстро стрельба стала бесполезной – непроглядная тьма соснового бора скрыла своими стволами редких счастливчиков. «Ну вот, ещё чуть ближе стало, - промелькнуло в голове у нового ротного, - батальон сдвинется на километр-другой, – но тут же вздохнул, - сегодня мне опять повезло, но долго ли ещё будет везти, везение бесконечным быть не может».
Рота во главе со своим временным командиром начала обустраиваться в захваченных окопах, но сзади и спереди раздавались стоны, и Павел Петрович выделил десяток бойцов для помощи батальонным санитарам, уже приступившим к своей тяжёлой и невесёлой работе. Заботиться о немцах не было ни сил, ни возможности – бригадная санрота итак была переполнена, поэтому раненых фашистов даже не потрудились пристрелить, их просто оставили замерзать на двадцатиградусном морозе. Постепенно стенания с той стороны становились всё реже, пока, наконец, не прекратились полностью. Наступление шло, и в его кровавую мясорубку попадало всё больше и больше людей по обе стороны линии фронта.
Полный текст повести Ивана Карасёва "Судьба такая" можно читать здесь: