После защиты университетского диплома мы с подружкой Людой отправились в подмосковный Красноармейск к Вадику, молодому человеку Люды. Стояла невообразимая жара. В комнате Вадика, впрочем, всегда была приятная прохлада, и спали мы с открытым окном. Нам с Людой Вадик отвёл широкий диван, сам же спал в стороне на раскладушке. В юности спится крепко; мы ни разу не слышали, как Вадик встаёт и собирается на работу. Часто он ранним утром умудрялся оставить для нас смешной рисунок тушью на листочке бумаги – к примеру, шаржированное изображение Люды, прыгающей в реку с высокого помоста, с очень узнаваемой причёской тёмных волос и высокой грудью. Ой, я просто обожаю такую графику, скупую на штрихи, когда рисуют одной непрерывной линией!
Вадик, «в миру» талантливый инженер, прекрасно играл на фортепиано – наизусть и с листа, а также великолепно снимал, рисовал, делал чеканку по меди, занимался резьбой по камню… просто какой-то человек эпохи Возрождения!
Те летние дни были очень яркими, насыщенными, брызжущими весельем – одним словом, счастливыми. Днём, побегав по магазинам, похлопотав по хозяйству, мы с Людой шли на пляж, а после погружались в изучение замечательных альбомов по искусству или фотоальбомов. Вечером неторопливо ужинали, причём часто запекали фаршированную утку в тяжёлой утятнице, которую Вадик приносил от отца, жившего поблизости. Вадик при этом был мастером на сюрпризы: неожиданно извлекал откуда-то из-за шкафа коробку конфет, бутылку хорошего вина, приносил с работы кувшин с лесной малиной – говорил, что набрал во время обеда на лесистой территории своего предприятия. Порой играл на пианино, а иной раз мы устраивали оглушительные кошачьи концерты на всевозможных инструментах.
Пока Вадик и его друг Додик Губеров были на работе, у нас с Людой разворачивалась другая история. Мы съездили на экскурсию в Мураново – к Тютчеву. Я побывала в Переделкине на даче академика Западова. Он был председателем госкомиссии на защите наших дипломных работ и пригласил меня к себе в аспирантуру МГУ; в Переделкине он подтвердил свое приглашение, добавив, что от меня требуются лишь два года трудового стажа. Академик и его полная приветливая жена-грузинка поили меня чаем на дачной лужайке, вокруг крутились ребятишки и жизнерадостные спаниели.
Порой мы с Людой наведывались к нашему обожаемому старшему другу кинодраматургу Валерию Семёновичу Фриду (за глаза все его звали Валериком) в квартиру на улице Черняховского. Его домашние отдыхали на море, Валерик был один, не считая домработницы Анисьи, которая готовила отличные холодные закуски и свекольный суп – тоже холодный, что было настоящей отрадой в полуденную жару.
В один из дней Валерик повёз нас на «Мосфильм», где в это время снимался двухсерийный фильм «Высокое звание» по сценарию его и Юлия Дунского.
На съёмочной площадке бушевал исполнитель главной роли Евгений Матвеев. Впрочем, увидев нас с Людкой, он сразу снизил тон, потеплел взглядом, взял меня за руку и стал всюду водить за собой. Думаю, мы просто – по контрасту с надменными москвичками - являли приятное зрелище: бесхитростные простушки.
Матвеев, однако, вскоре опомнился и стал ругать ассистентов: мол, почему в сцене в госпитале совсем нет массовки. К нам с Людой подскочила какая-то дама и предложила сняться; я только собралась сказать, что нет, ни в коем случае, как Людка меня опередила, заявив:
- Да, конечно, с удовольствием!
Нас подхватили под белы руки и быстро повели в костюмерную. Мы прошли декорацию с пиршественным залом, где на стуле сидела седенькая старушка-смотрительница; Валерик сказал: она следит, чтоб негодяи не утаскивали со стола хрусталь для питья газировки из коридорного автомата. На улице киностудии стояла убийственная жара. Мимо прошёл мужчина, несший на плече огромную стену какого-то здания; Валерик потом пояснил, что стена из особого сверхлёгкого пластика, из него делаются все киношные постройки - даже средневековые замки. Возле какой-то двери на асфальте лежали распластанные звериные шкурки; приглядевшись, мы внезапно поняли, что это гончие псы, тоже киноактёры, вконец изнемогшие от жары.
Костюмерная оказалась складом длиною метров в сто или больше; ещё бы – там висело обмундирование целых армий, а также разные другие одеяния. Мне надлежало играть обыкновенную раненую, Люде – медсестричку. Приятно удивила тщательность подбора аутентичной одежды: нам выдали ситцевые, в горошек, сорочки, Люде ещё и затейливое крепдешиновое платьице под белый халат, чепчик с красным крестом, мне – больничный халат и шлёпанцы. Ассистентки долго прикидывали: можно ли мне иметь на голове хвост, перетянутый резинкой, могло быть такое на войне или нет? Решили, что в госпиталях всегда полно аптекарских резинок, так что сойдёт.
Пока Матвеев разговаривал в кадре с актёром, точнее диктором Центрального радио Герциком, изображавшим военврача, Люда в стороне с какими-то медицинскими склянками спускалась по лестнице, а я, прихрамывая, чапала по госпитальному коридору, наклонялась что-то шепнуть нянечке, затем поворачивала направо - якобы к своему отделению. Позже я уверяла Людку, что она сыграла просто отлично, особенно ей удался безразличный взгляд в сторону Матвеева и Герцика, а вот я оказалась бревно бревном: хромала ненатурально, бесталанно, да и нянечке пробормотала на ухо какую-то абракадабру вместо мало-мальски осмысленной фразы.
После съёмки, которая, как выяснилось, была не банальной массовкой, а так называемой групповкой, нам соответственно полагалось не по три, а по четыре с половиной рубля гонорара, но мы, застеснявшись, отказались от вознаграждения, чем явно обрадовали ассистенток…
Моя однокурсница Наташа, посмотревшая «Высокое звание», писала мне потом в письме: «Как же, как же, видела твою цветную, широкоформатную, двухсерийную, стереофоническую спину!» И впрямь: режиссёр сохранил мой дурацкий проход спиной к зрителю, а вот сценку с Людой почему-то удалил полностью…
Весной следующего года я вела урок в своей поселковой школе, что-то писала на доске, говоря старшеклассникам:
- Сегодня утром проходила мимо клуба, там висит афиша фильма «Высокое звание»; я, кстати, там снялась…
Почувствовав за спиной гробовое молчание класса, обернулась и увидела бледных, потрясённых известием учеников. Я и не подозревала, что мои акции и в школе, и в посёлке за какое-то мгновение взлетели высоко вверх.
Через несколько дней я пошла в клубную библиотеку, дверь завклубом была распахнута, и он громко кричал кому-то по телефону:
- Да не могу я вам переслать плёнку с этим «Высоким званием», дайте ещё хоть с недельку подержать – народ требует! Ну, не знаю почему, но каждый день зал битком набит, никогда такого раньше не было!
Вспоминая то дивное лето под Москвой, я лишний раз убеждаюсь, что дело не в молодости, когда «всё замечательно и трава зеленее», а в том, что нам с подружкой было тогда исключительно комфортно среди добрых, искренних, интеллигентных, мудрых, одарённых людей, было прекрасно и тепло, как бывает только среди близких любящих родственников. Это были длинные жаркие дни всамделишного счастья!
* Спасибо за лайки, комментарии и подписку на мой канал. Будьте здоровы и счастливы!