Моральные суждения в терминах ожиданий и прегрешений
Можно рассматривать моральную неудачу как нарушение наших ожиданий. Когда индивид действует вопреки нашим ожиданиям, мы обычно считаем его действия неправильными. Когда люди действуют в соответствии с ожиданиями, мы считаем их действия правильными, даже если открыто не классифицируем их как таковые (Hauser, 2006).
Как уже было сказано, совокупность ожиданий ребенка складывается из первоначального контакта с воспитателем. Если забота представляет собой ожидания ребенка от воспитателя – чувства, действия, мысли, которые предназначены для защиты ребенка и его воспитания – - то моральная неудача представляет собой прямо противоположное. Младенец может развить в себе ожидания от воспитателя-взрослого, который является сильным и независимым, будет удовлетворять его потребности и предлагать защиту. Отсюда возникает идея, что сильные и большие должны заботиться о зависимых и слабых. Возможно, это становится частью интуитивного знания, приобретенного вне сознания, и средством, с помощью которого мы узнаем, как анализировать конфликт между двумя сторонами. На основе первых переживаний ребенка развивается способность определять в каждом конфликте, какая из двух сторон сильна, ответственна, зрела и владеет ресурсами, а какая сторона зависима и беспомощна. Таким образом, на интуитивном уровне развиваются определенные и ясные ожидания сильной стороны, связанные с тем, что она должна и не должна делать со слабой и уязвимой стороной. Когда мы решаем, что кто-то виновен в моральном преступлении, мы можем рассматривать это как нарушение ожиданий того, как сильные и независимые должны вести себя по отношению к слабым и зависимым. С этой точки зрения, оценка моральных ситуаций означает нахождение асимметрии между двумя сторонами. Это может быть глубинная структура всего морального вреда, схожая общая характеристика. Возможно, что разрушение конфликта до его составных частей и поиск “сильного ""взрослого" и "уязвимого зависимого" - это часть врожденной способности. Ребенок каким-то образом подготовлен, готов и способен приобрести эту способность, используя опыт своих первых взаимодействий с воспитателем. Этот опыт используется для приобретения” основного " синтаксиса морального суждения.
Этот тезис может быть усилен серией исследований Грея и др. (2012). Грей показал, что моральные суждения зависят не только от поверхностных свойств моральных событий, но и от того, как эти события мысленно представляются.
Одним из наиболее важных выводов Грея является то, что моральное суждение коренится в когнитивном шаблоне двух воспринимаемых умов—моральной диады интенционального агента и страдающего морального пациента. Интенциональные агенты способны к намерению и действию благодаря способности к суждению или самоконтролю, тогда как моральные пациенты-это те, кто способен испытывать физические и эмоциональные ощущения.Взрослые люди обычно обладают обеими характеристиками пациентов и агентов и поэтому могут быть как обвинены во зле, так и страдать от него. Щенок, по мнению Грея, - это просто моральный пациент: мы стремимся защитить его от вреда, но не обвиняем в несправедливости.Грей утверждает, что, несмотря на разнообразие моральных прегрешений, моральная Диада не только интегрируется через различные моральные прегрешения, но и служит рабочей моделью для понимания морального мира. С помощью диадического шаблона морали мы разделяем людей на две категории-моральные агенты или моральные пациенты-явление, которое Грей назвал моральным типизированием. Типизация определяет наше восприятие сознания целевого человека. Человек, который делает что-то плохое, сразу же будет классифицирован как моральный агент. Это означает, что простое совершение чего-то доброго или злого может принести с собой соответствующие атрибуты намерения, особенно злые намерения. Точно так же, когда кто-то классифицируется как моральный пациент, люди автоматически делают вывод о способности к переживанию и большей чувствительности к боли (Gray and Wegner, 2009).
Таким образом, психология заботы может показать, что моральная Диада формируется в нашем сознании в результате наших внутренних схем детей (моральных пациентов) и взрослых (моральных агентов), которые мы приобрели в первый год жизни. Таким образом, быстрая интуитивная концептуализация между моральным пациентом и моральным агентом берет свое начало в период ухода, в котором существовали асимметричные отношения между двумя сторонами и в котором воспитатель должен был заботиться о потребностях ребенка. Эти взаимодействия развивали ожидания ребенка относительно отношений.
Грей считает, что свобода воли - это тот фактор, который позволяет различать две стороны диады. Если это так, то зависимость становится центральной чертой диады. Взрослые или детские измерения не обязательно связаны с конкретным возрастом, но с качеством личности или взаимодействия. Точнее говоря, когда мы выносим моральное суждение, мы ищем признаки зависимости и независимости. Например, люди бессознательно ассоциируют инвалидность с детскими особенностями (Robey et al., 2006). В другом исследовании студенты колледжа обращались к людям, которых они считали взрослыми с ограниченными возможностями, так же, как они привыкли обращаться к 12-летнему ребенку (Liesener and Mills, 1999). “Обнаружение " детских и взрослых характеристик не вполне рационально и не всегда уместно. Например, ряд экспериментов (например, Berry and Zebrowitz-McArthur, 1985) показывают, что люди с детским лицом менее склонны проигрывать свой случай, чем люди, считающиеся обладателями “взрослого лица” (Berry and Zebrowitz-McArthur, 1988; Zebrowitz and McDonald, 1991). Если подсудимый с детским лицом будет признан виновным, то он будет считаться менее склонным к совершению преступления умышленно и более склонным к оскорблению из-за своей небрежности, чем подсудимый со зрелым лицом.
То, что может быть дополнительно добавлено к рассказу Грея, - это элемент ожиданий от воспитателя. Даже если мы сопоставим каждую из сторон с моральными схемами пациента и морального агента, как предлагает Грей, суждение остается неполным. Мы не просто сравниваем две партии по отдельности и решаем, какая из них более беспомощна, более нуждающаяся или более могущественная. Наше суждение зависит от чего-то гораздо более глубокого. Это связано с природой диадических отношений. Точно так же, как у нас есть разные схемы для взрослых и детей, у нас есть схема для диадических отношений между ними.
Это представление состоит из наших ожиданий того, что взрослые должны и не должны делать с детьми. У взрослых есть обязательства по отношению к детям, и мы, кажется, знаем эти обязательства наизусть. Моральный проступок может восприниматься как нарушение наших ожиданий от моральных агентов действовать определенным образом по отношению к моральным пациентам. Изучение взаимодействия матери и ребенка на первом году жизни учит нас тому, как формируются ожидания ребенка относительно паттернов поведения моральных агентов по отношению к моральным пациентам и как ребенок развивает досимволические представления о моральных диадах. Психология ухода может поднять сотрудничество между моральной психологией и детскими исследованиями на новый захватывающий и творческий уровень.
Продолжение в части № 6
Источник: https://doi.org/10.3389/fpsyg.2014.01135
