Продолжение.
Выехав на Литейный проспект мы с каким-то особым вниманием рассматривали привлекательные архитектуры зданий, разрушенные бомбежками здания, очень искусно облицованные со стороны улицы фанерой с нарисованными на ней окнами через все 4-5 этажей. Красота, стройность проспекта вроде бы соблюдалась, все руины были закрыты, спрятаны. Мы подъезжали к большой городской магистрали, пересекающей Литейный проспект. Мы остановились у линии пересечения. Наше внимание привлекла группа людей, вытянувшаяся длинной цепочкой вдоль мостовой улицы и с каким – то особым вниманием ползавшая по асфальту, что-то собиравшая с асфальта. Я подошел, присмотрелся. Оказывается люди эти подбирали с асфальта зерна овса, рассыпавшегося тонкой длинной струйкой с проехавшей машины. Видимо, зерно сыпалось из худого мешка. Я спросил, как называется эта улица? Проспект 25 Октября,- ответили мне. Я спросил, как проехать к проспекту Нахимсона и на улицу Московскую. Мне ответили, что проспект Нахимсона начинается вот здесь, сразу за проспектом 25 Октября. А Московская улица в конце проспекта Нахимсона. К нам подошли военный патруль, проверили наши документы, показали куда нам ехать. Мы тронулись, проехали проспект Нахимсона, доехали до большой церкви, около которой – площадь.
Я остановил гражданина, спросил улицу Московскую и где на ней располагается прачечная, указал № дома. Он ответил, что Московская улица вот рядом, а прачечной на улице нет, да и дома №43 на ней нет, так как она – эта улица – короткая. Он остановил еще одного гражданина, спросил, уточнил, есть ли на Московской улице прачечная. Тот ответил, что он всю свою жизнь прожил на этой улице и никогда прачечной здесь не было. Подумав, он объяснил нам, что Московская улица есть за Невской заставой и разъяснил, как туда проехать, где и как объехать баррикады, которые будут на нашем пути.
Уже стемнело, когда мы, наконец, добрались до прачечной на Московской улице, что за Невской заставой. (Теперь эта улица носит название Крупской).
Работницы прачечной с пребольшим желанием устроили нас на ночлег, больше надеясь на то, что от нас как военных, им что – нибудь перепадет. Здесь я познакомился с 2-мя девушками – Валей Матюшенок(или Матюшенко) и Шура Суворова. Они много рассказывали об ужасах блокады, первая потеря отца, вторая, только что похоронили отца и мать (умерли с голоду) и теперь жила одна в холодной нетопленой квартире. А всего Шуре Суворовой исполнилось только 17 лет.
Мы выделили из своего пайка хлеба, по котелку овса и по куску сахару. С какой же радостью они приняли все это, как благодарили нас!. Судьба этих девушек мне неизвестна.
И опять по счастливой случайности, как и в Саратове, выбравшись на эти 3 дня в Ленинград, я старался ближе познакомиться с этим для меня загадочным городом. Мы ожидали готового после обработки обмундирования(большая очередь). Днем мои солдаты-ездовые(это были пожилые по 45-55 лет мужчины) оставались при прачечной со своими повозками, я же отправлялся в город. Неиссякаемая жажда увидеть город, познать город! Шура Суворова жила вместе с Клавой- женщиной лет 35 с ребенком лет 3-х-4-х. Первейшим моим желанием было познакомиться с Невским проспектом. О нем я слышал много, читал много. А вот видеть – не видел, конкретно не представлял. И когда я попросил у Шуры и Клавы рассказать мне, как доехать до Невского проспекта, они с удовольствием дали мне точный маршрут следования, предупредив, что Невский проспект сейчас именуется проспектом 25 Октября.
И я сразу сник, разочаровался. Ведь только вчера мы пересекли этот проспект, наблюдали, как люди ползали там по асфальту мостовой, с жадностью собирая зернышки овса.
Это и есть Невский проспект!?- с каким-то непонятным пренебрежением воскликнул я.
Да, отвечали они, - это и есть бывший Невский проспект, теперь проспект 25 Октября. А когда я пояснил, что вчера мы пересекли этот проспект, проезжая по Литейному на проспект Нахимсона, мои собеседницы подтвердили, что это и есть Невский проспект, его центральная серединная часть. Это вызвало во мне еще большее разочарование. Не таким я представлял его. Я решил во что бы то ни стало еще раз ступить на асфальт Невского проспекта, пройти по нему от начала до конца.
На трамвае я доехал до Александро-Невской лавры (Тогда Красной площади). Мне сказали, что здесь начинается ( или заканчивается) Невский проспект, пояснив, что вот в этом месте его обычно называют Староневским проспектом. Я сошел с трамвая. Эта Красная площадь меня вообще удивила. Такая-то площадь в любой Самаре, в любом Саратове имеется. Меня наверное больше всего возмутило мое мысленное сравнение с Московской Красной площадью.
От Красной площади я направился по Староневскому проспекту. Он был пустынным. Лишь кое-где передвигались одиночные люди, худые, укутанные. Часто встречались разрушенные здания, огороженные заборами. Всюду оконные стекла зданий заклеены бумажными лентами. Вдоль тротуаров наметены большие кучи снега. Весь Невский проспект выглядел хмуро, сурово, неприветливо. Лишь грохот трамваев с замерзшими стеклами немного напоминал улицу любого довоенного города. Тогда по Невскому на всем его протяжении ходили трамваи( за исключением 1-й блокадной зимы). Я шел по Невскому во время 2-й блокадной зимы. Трудно сейчас вспоминать до какого места я дошел тогда. Но наверное не далее Садовой улицы. Я устал, захотел есть и на трамвае возвратился «домой» уже поздним вечером, затемно. Непосредственное знакомство с Невским проспектом если и как-то сгладило мое первое разочарование о нем, но незначительно.
Мое разочарование Невским проспектом я объясняю двумя причинами:
1. Военной разрухой, блокадой, запустением.
2. Чрезмерным воспевание Невского проспекта в литературе, живописи, музыке.
Я вступил на Невский проспект с надеждой увидеть его таким, каким воспевали его. Но увы! Конечно, это «Увы» вытекало и из 1-й причины.
Но ведь Невский на некоторых отрезках не был тронут войной, но и тут он не вызывал у меня особого восхищения – вот тут и действовала 2-я причина. Я заходил во дворы-колодцы, заходил в подъезды домов, поднимался до последнего этажа – везде было пусто, вызывала страх какая-то ужасная, гнетущая, устрашающая тишина, жуткое запустение, безлюдие.