Взбодрившись, насколько это было возможно, мы вступили на московскую землю и сразу ринулись к телефонной будке — звонить Акопджан.
(Первую часть истории читайте здесь)
В трубке нас поджидало разочарование, точнее, как тогда было принято выражаться, «маленький пушной зверек». Ну, в общем, вы поняли, про что я. В трубке просто гудели гудки — автоответчики тогда встречались редко. Хотя я не думаю, что нам было бы много легче, если бы мы услышали в трубке что-нибудь типа: «Дебилы, никого нет дома. И не звоните сюда больше!»
Надо было срочно определяться с ночлегом — а, если вы помните, золотой запас у нас отсутствовал. Было уже за полночь, и мы просто брели по стремительно пустеющим улицам столицы. Через какое-то время мы наткнулись на какое-то здание с темными окнами, но, на наше счастье, с приоткрытой дверью, в которую мы не преминули заползти. На улице определенно холодало, а сердобольных теть из Малой Вишеры на горизонте не наблюдалось.
Мы попали в какое-то большое помещение, но из-за темноты разобрать, где мы очутились, было невозможно. В комнате стояли деревянные стулья из деревенского кинотеатра, валялось много каких-то досок и еще что-то темнело во мраке. Кое-как устроившись, кто на чем горазд, наша славная, или, скорее, дурная троица забылась каждый в своем сне.
И тут в ухе что-то стрельнуло, глаза сами собой открылись и уставились в потолок, который был где-то очень высоко надо мной. Я решил, что еще сплю и хотел повернуться на другой бок, чтобы включить другую серию сна, и чуть не свалился на пол. Это был не сон. Вокруг мельтешили какие-то люди в непонятной и почти одинаковой одежде.
Я закрыл глаза и стал судорожно обдумывать сложившуюся обстановку. Мелькнула мысль: сейчас сдадут в ментуру, как бичей (слово «бомжи» вошло в мой лексикон чуть позже), и что мы будем тогда делать? Рассказывать, что мы представители делегации интеллигентов из самого культурного города на планете, вот только из документов у нас «усы, лапы и хвост» да полказана риса с тушенкой? С паспортами тогда передвигаться никому и в голову не пришло бы, тем более идти в поход в Ленобласть — а наш план, напомню, изначально был именно таким.
Сквозь ресницы я видел, что незнакомцы не проявляют к нам ровным счетом никакого интереса. Я пригляделся своими подслеповатыми глазами, и до меня, как до той самой пресловутой утки, дошло, что это всего-навсего рабочие-строители, которые пришли на работу и занимались своими делами.
Видимо, мы были не первыми из тех, кто воспользовался этим местом для ночлега, так что, пока я будил своих товарищей и мы собирали свои скудные пожитки, на нас так и не обратили внимания. Было раннее и очень солнечное утро. Оглядевшись по сторонам, мы выяснили, что ночевали на железнодорожном вокзале, который стоял на реконструкции. Много лет спустя, проводя свою реконструкцию этого события, — историческую — я пришел к выводу, что это был Савеловский вокзал.
Нас по-прежнему никто не ждал — ни завтрак, ни Акопджан. Телефоны выдавали все те же длинные гудки, означавшие лишь, что нам придется ехать и искать Ольгу по месту жительства (адрес у нас был). Ни на словах, ни в мыслях мы все так же не допускали возможности, что ее нет дома надолго.
Но прежде нам хотелось как-то привести себя в порядок. С одной стороны, не на свадьбу приехали — но мы же все таки типа из Ленинграда! Нашли какой-то общественный туалет, на удивление чистый, как-то там почистили и распушили перья.
Так как в Москву в то время мы ездили не каждую неделю, то посчитали своим долгом посетить Красную площадь. Если уж даже в Малой Вишере мы статую вождя пролетариата посетили, то на главную площадь страны точно зайдем! Тем более, что наши «дилижансы» (деньги — для любителей сленга) другого все равно не позволяли, так что Большой театр пришлось оставить до следующего приезда. И, конечно, перед нами еще стоял вопрос завтрака, заметьте — не второго.
Красная площадь была традиционно могуча и величава, мы даже как-то немного стеснялись своего недостаточно торжественного вида, но все же по ней прошли и вышли к Москве-реке. Нашему взору предстала не только водная гладь, но и приветливый газон вдоль стен Кремля. Поозиравшись по сторонам и не увидев ни намека на серые гимнастерки и фуражки, мы осторожно, как на тонкий лед, зашли на зеленый газон и замерли в ожидании того, что сейчас, откуда ни возьмись, выскочит кремлевская охрана.
Но ничего не происходило. Осмелев, мы подошли практически вплотную к стене и устроились прямо на газоне, достали казан и наконец-то смогли поесть. Августовское солнце поднялось уже достаточно высоко и нежно припекало. Неудивительно, что нас разморило после двух ночей без нормального сна. Пару часов мы отчаянно продрыхли в 100 метрах от Красной площади!
Проснувшись, мы почувствовали себя значительно лучше и направились... Куда? Правильно, искать Акопджан. Нельзя забывать о главной цели!
Улицу, на которой, как предполагалось, живет Ольга, я не помню. Но эту историю с московскими адресами я проклинаю до сих пор. Тогда я не понимал, что это секрет Москвы Гиляровского: адреса здесь даются, чтобы следы путать — ну и гостей столицы заодно.
Раз двадцать мы прошли улицу от начала до конца в поисках этого долбанного «строения». Для питерских нейронов идея со «строениями» вместо корпусов оказалась совершенно неприемлемой. В отчаянии мы спрашивали всех прохожих подряд, но, видимо, они сговорились, потому что каждый из них показывал в противоположную сторону от той, что показывал другой.
Это был окончательный и бесповоротный северный пушной зверек.
Дело шло к вечеру. Мы четко понимали, что еще одной ночи в Москве не переживем. Тем более, что после плутаний по неизвестным улицам дорогу на гостеприимный вокзал мы бы уже вряд ли нашли. В животах предательски урчало. Для полноты счастья Антон еще и сообщил, что, похоже, заболел.
Мы нашли вполне себе приличный подъезд (по-нашему — парадную), благо тогда муниципальным депутатам бюджетов еще не давали (не уверен, что и сами депутаты существовали), и домофоны даже в столице были редкостью. Максимум — кодовый замок с натертыми кнопками. Оставив больного сторожить наш скарб, мы с Сергеем разошлись в разные стороны добывать провизию.
У меня в кармане еще оставались какие-то гроши, и, покупая в ларьке буханку (или булку) черного хлеба, мне удалось вызвать жалость у ларечника своей душераздирающей, но правдивой историей про путешествие к Акопджан. Так что я вернулся в приютивший нас подъезд не только с хлебом, но еще и с куском сыра, а также с полупустой пачкой «Магны» — очень популярных тогда сигарет. Обитатели дома, возвращаясь с работы, проходили мимо нас и даже не возмущались, за что им сейчас, хоть и с опозданием, хочется сказать большое спасибо. Это и понятно, тогда еще такого нашествия питерских в Москву не было, и московское общество было значительно толерантнее к понаехавшим.
Сергей за это время успел поучаствовать в разгрузке машины с арбузами, денег ему не дали, но арбуз выдали отменный. Так что ужин выдался очень достойный.
Пора было выдвигаться в сторону Ленинградского вокзала. После сурового урока, полученного в Малой Вишере, первое, что я сделал после прибытия в Москву — изучил табло отправлений в обратную сторону, так что расписание мы знали. И тут нас поджидал очередной каприз судьбы. Электричку, призванную везти нас домой в ноль часов с небольшим, тупо отменили. Могли же просто написать: «Тупую троицу из Москвы не выпускать!», а вместо какие-то технические причины придумали...
Это было уже по-настоящему скверно. У Антона действительно поднялась температура, да и мы с Сергеем, бодрые после небольшого допинга в виде арбуза, тоже начали сдуваться. Но предпринимать что-то все равно было нужно.
До следующего поезда требовалось где-то перекантоваться два с небольшим часа. Пошли искать очередной подъезд. Не с первого раза, но все же нашли подходящий и договорились, что каждый будет по 45-50 минут дежурить и потом будить следующего. Я вызвался первым, товарищи мои не возражали и, примостившись на ступеньках лестницы, заснули. Тогда я понял, что выражение «хоть спички в глаза вставляй» не просто так с потолка взяли, оно точно описывает ощущения. Спать хотелось жутко, я то клевал носом, то вздрагивал в ужасе, что все проспал и остался один на этой серой лестнице.
Через 50 минут я понял, что следующего дежурного мне не поднять, а если даже я его и подниму, то он заснет на секунду позже меня. Перспектива остаться в Москве еще на несколько часов мне совершенно не улыбалась. И я мужественно (не побоюсь этого слова) дал своим товарищам досмотреть их сны ровно до момента, когда настала пора шлепать на перрон и садиться в электричку до Твери.
При отправлении из столицы вагон был практически пустым. Мы развалились каждый по своей лавке — Сергей с Антоном в одном отсеке, а я в соседнем. Странствие шло к завершению и я, ровно как индюшка у Талеба, которая становится все счастливее по мере приближения Дня Благодарения, расслабился и, естественно, тут же провалился в сон. Но это продолжалось недолго.
День Благодарения наступил в виде контролеров. Я всегда имел привычку, впитанную с молоком матери, оплачивать проезд в общественном транспорте, а уж тем более в электричках, где и милиционеры попадаются — высадят вас на пустынном полустанке, а в случае чего дело может закончиться и пятнадцатью сутками.
От холодного пота, который меня прошиб, я мгновенно проснулся, мысли завихрились. Моя лавка была ближайшей к контролерам по ходу их движения, компаньоны мирно посапывали и ни о чем не переживали.
Когда один из контролеров с седыми усами угрожающее, как мне, по крайней мере, показалось, навис надо мной, я разразился самой первой «убеждающей речью» в моей жизни. Пришлось вспомнить все навыки, полученные на уроках литературы (правда, их было совсем немного). Я максимально искренне сказал, что мне очень жаль, что мне действительно неудобно, что мы — я махнул на соседние скамейки — едем зайцами: один заяц больной и два зайца-придурка. Что наши судьбы в его руках, но мы надеемся на его благожелательность.
Не знаю по какой причине, хочется верить, что благодаря моей убедительности, но седоусый контролер оставил нас в покое.
Дальше последовали Тверь, Бологое и, наконец, Малая Вишера, ставшая уже какой-то близкой и родной. Здесь мы опять проявили чудеса интеллекта: решили еще раз поблагодарить приютивших нас в первую ночь тетенек. Благодаря этому мудрому поступку, мы в очередной раз пропустили свою электричку — и только через час отправились в Питер.
Дело шло к вечеру. Постепенно кроме нас в вагоне осталось только пара человек, и тут появились гопники. Пять или шесть человек примерно нашего возраста, одетые соответствующим образом и с голодными злыми глазами. Планы у них были очень простые: они хотели чем-нибудь поживиться. Вжавшихся в скамейки взрослых они прошли, а вот до нас, естественно, докопались.
Денег у нас, как вы помните, не было. Мы даже демонстративно вывернули карманы, но они не отставали. Одного из них привлекли часы на моей руке, отнюдь не швейцарские. Мне все равно очень не хотелось с ними расставаться, но, просчитав перспективы и понимая, что соотношение сил не в мою пользу, я предпочел часы отдать, а точнее — поменять.
Справедливости ради надо отметить, что этот гадёныш действительно отдал мне свои часы, и я довольно долго ходил в них — в назидание себе. Думаю, что больше всего в моих немудреных часах его заинтересовал напульсник, такой широкий, в 5-6 сантиметров, кожаный ремешок, никакого отношения к сегодняшним трекерам не имеющий, но тогда модный в молодежной среде. Считалось, что он защищает вену при ножевой драке.
Вышли мы на перроне станции Обухово, мочи тащиться на электричке до Московского вокзала не было совершенно. Было около десяти часов вечера, Обухово не самый позитивный район Питера, но каким же милым он нам в тот момент показался! Как сладок был запах, идущий от Обуховского завода! Видимо, с тех пор я люблю возвращаться в свой родной город, в какой бы прекрасной стране или городе я не был. Я его действительно люблю!
Наш обратный путь занял «всего» 18 часов, так что мы значительно улучшили свой результат. Но продолжать в том же духе желания у меня больше не было.
Что, конечно, не означает, что это не повторялось. Мне предстояла еще пара поездок на электричках по тому же маршруту — но об этом как-нибудь в другой раз.
В прошлом году, на встрече по случаю 30-летия окончания школы, эту историю наконец узнала Ольга (она же Акопджан), и очень смеялась. Теперь узнает и мама. Но, надеюсь, она не будет очень уж сильно меня ругать!
