Глава 4.
Поцеловав на следующее утро потягивавшуюся с улыбкой в постели подругу, я сказал ей, что уезжаю в недолгую командировку, что звонить мне туда бесполезно, что я оставлю ей деньги, на которые она купит себе новую sim-карту и сегодня же отправит мне её номер телеграммой на главпочтамт до востребования. Игра подруге понравилась и она, вернув на лицо растаявшую было улыбку, умиротворённо закрыла глаза. Весь день я провёл в суде – процесс шёл неровно и с резкими выпадами сторон друг против друга, − в конечном итоге, однако, удалось убедить бывших супругов заключить договор о симметричном разделе всего имущества семьи, а не только нажитого в годы брака. Получив причитающийся мне гонорар, я зашёл на главпочтамт за телеграммой, и с лёгким сердцем двинулся домой.
Свернув с Загородного в коридор между стенами домов через дорогу от джаз-клуба, заметил пристально глядящих на меня мужчин со стороны грибков летнего ресторана. Я, увы, почти пропустил мимо внимания этот знак свыше. Хотя, мог ли что изменить в этот момент? – мужчины-то оказались за спиной, а впереди ждала арка моего дома, ведущая к подъездам да к выходу через следующую узкую арку на футбольное поле местной школы. Этот самый выход был перекрыт двоими курившими мужчинами. Я шагнул в подъезд и тут же был прижат знакомой хваткой – в полутьме пространства перед лестницей я различил перед собой лица Клода и ещё двоих крепких мужчин в коротких куртках.
− Без дискуссий, − глухо проговорил Клод. – К тебе домой тебя не приглашаю – ещё отфордыбачишь чего. Не стоит трепыхаться. Сейчас идёшь с нами для разговора. Выходим через площадку. Ясно всё?
Я кивнул головой, вспомнив ещё четверых у кафе и в арке. Мы молча прошли между кромкой футбольного поля и стеной дома в соседний двор, где благополучно сели в чёрный джип – часть бойцов Клода двинулась за нами на чёрном «Ауди». Через Владимирский и Литейный машины пронеслись на Выборгскую, и уже через какие-нибудь двадцать минут выворачивали в зигзагах Глухого Зеленина. В самом джипе все молчали – я сидел между теми двоими в коротких куртках и не переставал прикидывать все варианты развития событий. Честно говоря, прежде я сам не влипал так крепко, хотя и вытаскивал из подобных ситуаций других. Отвратительно было сознавать, что тебе никто не поможет; что никто вообще не узнает о том, что с тобой произошло; и – что тоже совсем немаловажно – не оценит ресурс твоих побед и потерь.
Машины выехали в хорошо знакомый дворик «Калипсо», и двое спутников грубо вытряхнули меня на землю. Подталкиваемый в спину десятком рук, я, спотыкаясь, поднялся на второй этаж, прошёл коридор и попал в тот кабинет, в котором Клод наставлял своих штурмовиков. Поначалу в кабинет ввалились все мои сопроводители, но Клод дал отмашку, и в нём осталось, считая и автора этих строк, пять человек. В полной тишине меня посадили на стул в центре комнаты – прямо перед лицом встали Клод и уже забытая мной Кротова, − удивительно, что в этой сутолоке перемещений я не заметил женщину.
− То, что ты сделал, тебе не отмолить никогда, − совершенно неожиданно для меня заговорила Кротова – мужчины в комнате продолжали молчать. – Если такого фраера, как ты, распилить на куски и продать всё вместе с дерьмом по цене золота, будет меньше, чем мы потеряли из-за твоих идиотских выходок. Ты кинул очень многих людей, которые вложили серьёзные деньги в организацию дела.
Я тяжело вздохнул – конечно, я понимал, что услышу стандартные слова обвинений, но комизм их асоциальных мотивов едва ли не смешил меня, хотя в эту минуту было совсем не до смеха. А, может быть, мотивов социальных – шедевры Тихомирова могли попасть на глаза людям (вряд ли многим, поскольку коллекция всё же находилась в розыске) и поспособствовать рождению в чьих-то сердцах новых чувств прекрасного. Вся эта мыслительная чушь была, наверное, неосознанно выстроенной стеной защитной компенсации иронии – перед угрозой грядущего приговора. Кротова замолчала для большей убедительности, а я вдруг поймал себя на мысли, что Клод в «Калипсо» не более, чем функционер. Но чем же тогда Кротова брала его и всё «Калипсо»?
− Ты решил свои задачи и замазал себя по уши, − зазвучал опять негромкий голос Кротовой. – Убить тебя для нас легче всего, но кто вернёт наши бабки? Ты крупно попал и теперь должен.
Я опять тяжело вздохнул о том, что почти весь гонорар за поиск коллекции Тихомирова остался в Мальорке и Зальцбургских пивных. Воспоминания о совсем недавних праздных вечерах под мелодику моцартовских концертов и вальсов всех Штраусов навалились на ритм отпускаемых Кротовой слов, и я не сразу понял смысл её длинной фразы.
− Работать на вас? – изумлённо выдохнул я, пытаясь сообразить, не ослышался ли в чём.
− Тебе ничего не остаётся, как отработать хотя бы часть потерянного нами.
− Лучше убить сразу, − коротко сказал Клод и мерзко прогнал желваки по скулам до самой лысины.
− Стряпчий он фартовый, − поморщилась Кротова на Клода как на пролетевшую муху. – А у нас слишком много завальных дел. Пахать будешь по-стахановски. Чтобы ты не слишком чувствовал себя внакладе, даю тебе два процента от прибыли по делам, которые будешь крутить – а залогом от ухода в отказ будет твоя сучка с Садовой, – теперь уже поморщился я – в ужасе от мысли, что Кротовой и Клоду известно о существовании подруги. – Посиди до утра и обо всём спокойно подумай, а завтра продолжим разговор.
Кротова махнула рукой – двое знакомцев в коротких куртках провели меня на первый этаж; и, втолкнув на ступеньки какой-то тёмной ниши, захлопнули за спиной тяжеловесную железную дверь.