Что мы колдунов и ведьм не видели что ли ? Вон, любую газету возьми, полно объявлений на любой вкус, и наложат (порчу в смыле) и снимут (ее же или венец безбрачия), девственность востановят по фотографии и сеанс связи с почившим проведут (куда документы на квартиру заныкал?)
И я чуть-чуть про колдунов, но не в серьез, не бойтесь.
На сайте
https://www.jkclubtext.com/novosti-i-sobytiya
в рубрике Черновик продолжается публикация неоконченной антиутопии Ю_ШУТОВОЙ "Все зависит от кошек".
Чем дальше, тем страньше и страньше...
Я, наверное, первая их увидела с высоты. Выходят из-за поворота. Толпа. Серая, сплошная. Как на демонстрации первого мая времен развито̀го социализма. Только не радостно идут, угрюмо, вместо цветов и портретов основоположников в руках винтари и дубье. И морды тряпьем замотаны, у кого маски, у кого шарфы, у кого ситчик выцвеший, видать вспомнили, как ватно-марлевые повязки крутить.
«По гордости своей нечестивые преследуют бедных. Вот чтоб они сами влопались в ухищрения свои», — точно не помню, но что-то подобное говорил царь Давид-песнопевец, мой любимый лирический герой. А тут Леха в моей голове царя в сторону плечом отодвинул: «Чё, лахудра, на боевой позиции раскорячилась? Снайперша. По людя̀м пулять собралась? Это тебе не гусю в пузо дробью жахнуть. Готова?» «Сдохни, — говорю кузену своему, — свали в туман, надо будет, пульну».
Снайперша — не снайперша, а что умею, то умею. Мне на той охоте шибко стрелять понравилось. По банкам из-под пива. Я потом, как в город вернулась, решила всерьез этим заняться. А что? Вполне себе девчачье хобби. Сначала в тир пошла, где из огнестрела, из пистолета пострелять дают. А потом к ружью вернулась. Договорилась о тренировках с теткой одной старой, она в свое время чемпионкой всего, чего можно придумать, по стендовой стрельбе была. Это, когда по тарелочкам бабахают. Они из такой спецмашинки вылетают, а ты по ним жжах, жжах. Тетка эта вешала у меня перед носом коробок спичечный на веревочке и командовала: «Вскинься!», а я по ее воплю ружье вскидывала, чтоб сразу летающий коробочек в прицел поймать. Это самые азы. А потом и до соревнований доросла. У меня получалось. Так что стреляю я хорошо.
Но по живому пока не приходилось.
Пришли. Сбились кучей, соплей длинной вдоль дороги, по краям-то снег по колено, слезать на целину никому не охота. Пауза повисла. Тоже соплей. Набрякшей. Того и гляди сорвется. Отец Спиридон вперед вышел в униформе согласно регламенту, в рясе и с крестом на груди. В руках иконка, какая, мне сверху не видать. Говорить стал.
Он хорошо говорил. Театрально. Церковно. Как с амвона. Убедительно. Громко, всю толпу до самого распоследнего человечка накрывал. Голос поставленный, интонации, паузы, где надо. «Братья и сестры...» — само собой. И смотрю, мужики уже маски с носов поспустили, переглядываются смущенно, руками разводят, как это, мол, нас угораздило. В задних рядах даже кто-то уже и развернулся, в обратную сторону лыжи навострил. Уболтал бы их поп, точно, уболтал бы. Но тут один парнишка в середке... Всегда, в любой толпе такой есть, это видно, закон социологии, один такой не слышащий, не реагирующий, не отходящий от заложенной программы. Чмо упертое. Парнишка в середке все вертелся, вертелся, мне со своего чердака его хорошо видно, а потом вытащил из кармана бутылку с запалом и поджег зажигалочкой. И молча, без деклараций, швырнул ее в Спиридона.
Я среагировала как на вылетевшую тарелочку, как на теткино «Вскинься!» Я выстрелила. Бутылка бздымкнула, разлетелась в воздухе, проливая на головы незадачливых погромщиков горящие капли. Кто-то взвыл: «Убивают!», и, дружно выдохнув перегаром, воинство пошло на приступ.
Я шарилась прицелом по толпе, кого выбрать, по ком жжахнуть.
И тут из-за нашего дома, раздвигая ряды защитников навстречу обнажившим цепи и кастеты рыцарям дезинфекции выехала военная машина. БМП или еще чего, черная, с коротенькой пушечкой и пулеметами, нацеленными прямо в толпу. И на башке как шляпка чуть набекрень прямоугольная вогнутая антенна крутится. Такая вся очень убедительная машина. Ай да, думаю, баро Спиридон, ай да сукин сын, задействовал административно-военный ресурс, вспомнил боевое прошлое. Смотрю, а он, Спиридон то есть, несколько неуверенно от техники пятится, и лицо такое растерянное. Ничего не понимаю.
А у машины голос прорезался, погромче, чем у батюшки нашего. Без интонаций, механический такой, но не менее убедительный: «Внимание! Инфекционная опасность! Вы незаконно проникли на территорию закрытого военного объекта! Вы подверглись инфицированию! Не поддавайтесь панике, садитесь в автобусы, вы будете доставлены в изолятор для прохождения двухнедельного карантина!» И из-за дома вслед за черной ощетинившейся пулеметами машиной выехали семь небольших автобусов, типа китайских маршруток. С гостеприимно распахнутыми дверями.
Обе толпы попятились друг от друга, цыгане к домам прижались, а храбрые рыцари перепоевские да синюхинские взад по дороге подались. А машина на них неспешно катит и мантру свою повторяет: « ...инфекционная опасность... военного объекта... подверглись инфицированию... в автобусы... в изолятор!» И автобусы за ней чередою. Ну тут у мужиков очко дрогнуло, и они побежали. Боги, как они улепетывали! Бросая свое оружие, распихивая товарищей локтями, сталкивая зазевавшихся с дороги в сугробы, и возможно, топча упавших сапожищами. Ходынка! Они бегут, а воентехника каркает вслед: «...инфицирование... в изолятор... в изолятор...»
Я с чердака смотрю, как мужики за поворотом скрываются. Дальше деревья, не видать. А машина и автобусы за толпой ползут. И чем дальше от нас удаляются, тем хуже их видно, как будто они на телефон сняты, расплывчатые какие-то. Подрагивают. Размываются потихоньку, стираются. А у самого поворота машины вообще пропали, растаяли как дым. И вместо них идет по дороге женщина, а за ней — кошки. Я в прицел посмотрела, что б лучше разглядеть: это Авдоша идет, ее ватничек, я ж вижу, выгоревше-голубой как знойное небо над крымской бухтой. А за ней, задрав хвосты, строем бегут семь кошек. Но это еще ладно. А вот последняя кошка серая, запростяцкой барсиковой расцветки — это ж моя Кисельда.
Как узнала? Не в лицо, врать не буду, но больше серых кошек в ярко-красных ошейниках в здешней округе нет, в этом я уверена. Моя подруга дорогая шествие замыкает. Она, больше некому. Так и ушли за поворот, погнали перепуганное воинство дальше.
Наложенная иллюзия. То-то машинка несколько странноватая была. Много ты их в натуре видела, Евдокия батьковна, как там тебя, учителка литературы. «У Авдоши свой дар есть...» — Дед, когда про них, про Гулькиных, рассказывал, не сказал же тогда, какой дар. Ах ты ж, твою налево... она ж, можно сказать, колдунья. Это вам не цирк на Цветном бульваре, ловкость рук и никакого мошенства. Ах ты ж Авдоша, ведьма лесная, фокусница. Значит, и цыган вы сюда мимо Осинок подобным манером вывели. Показали им того же Спиридона, да вслед за ним, фальшивым баро, и увели прочь с тропы.
Чего еще я про вас, соседушки милые, Гулькины родимые, не знаю?
Полный текст, того что написано на сегодняшний день, здесь: