Глава 1. (Часть IV)
Я находился в почти безвыходном положении – аукнулась-таки история с коллекцией Тихомирова. Выполняю давнее обещание рассказать об этом подробнее. После получения гонорара от Бахметова и, нельзя не заметить, морального удовольствия от факта, что шедевры всё-таки остались в России, я взял билеты на Мальорку и махнул туда с подругой на три недели. Не являюсь любителем пляжных полудрёмных отмоканий, считая это абсолютно идиотской тратой времени, но тут как-то подрасслабился и вообще потерял разницу между днём и ночью, запивая красным вином остатки воли к какому-нибудь действию вообще.
Умом понимая, что отсыпаюсь за все пять послеуниверситетских лет, сердцем я совсем потерял чувство реальности, перестав соображать, в каком мире я нахожусь; что в оставленной мной Вселенной есть Россия, есть Петербург, есть Загородный проспект; есть запыленная уже, видимо, квартира, куда каждое утро по обязанности заглядывает Агния Петровна − соседка с верхнего этажа, подкармливающая оставленного мной старого чеширского кота. Захватившая меня лень выдавила из тела остатки каких-либо мыслей и лишь в редкие секунды в голове мелькали тени странных ощущений, что подобное томление уготовано всему «золотому миллиарду» и что в своем полусне он проспит все новые знаки судьбы.
Галиматья образов безответственно пролетела в моём распухшем от безделья мозгу и исчезла за горизонтом невостребованного мной смысла. Я, всегда клеймивший полурастительное прозябание «Homo Sapiens'ов» в шезлонгах, на песке или широкой постели под ласковым кондиционером, отстранённым взглядом любовался никуда не спешащим собой, едва передвигающим ноги в направлении еды или кушетки, единственным желанием которого было только стремление остаться одному. Природа, однако, скоро взяла своё, и уже через неделю аутичного существования, я вдруг стал замечать и окутанные зеленью горы, и пробивающиеся в ущелье тропинки, и горячее тело моей подруги, прошедшей, видимо, тот же цикл погружения в источник покоя собственной души и ободрившейся на день-два раньше меня.
Сидеть ещё полторы недели на одном месте я был уже не в силах и уговорил уже вполне романтично настроенную спутницу прогуляться по местам, где юный Моцарт развлекал музыкой красавиц пастушек. Осмотрев все замки Зальцбурга, мы проехали в Мюнхен и вылетели домой. Стоял август, мои потенциальные клиенты возвращались из отпусков и один из них уже сделал предложение вести дело в суде по поводу бракоразводного процесса. Несколько дней я готовил справки и выяснял детали конфликтов совместного проживания супругов.
Обнаружив забитый в память специально для Чеса открытый адрес, я решил ещё раз проверить его и уничтожить как ненужный, поскольку никто им так и не воспользовался в дни истории с шедеврами Тихомирова. Войдя в сеть, я неожиданно нашел письмо, автор которого умолял придти к нему на встречу 29 июля в шесть вечера на Сенной. Повторных писем не было. Ситуация была дурацкой – Чёс, при необходимости, мог воспользоваться этим адресом числа до 18-го, в крайнем случае 20-го, после чего должен был скрыться из города; если это был он, то к 29-му июля у него созрели совершенно непонятные новые обстоятельства; если же это был не он, то так ли это было выяснять, как не при личной встрече? Не в моих правилах не отвечать на призывы страждущих, и я дал, пусть и запоздалое, согласие на рандеву. Ответ пришёл скоро – подтверждались всё та же Сенная с угла Ефимова и шесть часов, сутками позже было назначено 16-е августа – то есть следующий день. Закончив анализ документов к процессу, я переключился на размышления о встрече.
