Весь день противник активно обстреливал наш район. Но чувствовалось, что бьет наугад. Несмотря на сильный обстрел рота не потеряла ни одного бойца, да и батальон имел мало потерь. К вечеру этого же дня танк противника повторил ту же операцию. Щупает, разведывает, усиленно настойчиво щупает. Комбат по-прежнему не принимает мер к обеспечению боеприпасами. В этот день пришел ко мне зам. командира батальона по строевой капитан Баков. Взобрался на дно окопа и весь день проохал- ахал «. – Конец, нам с тобой, Дьячков, отжили», причитал он. Достаточно нагонял страху. К вечеру я проводил его на КП. В этот день он погиб. Вечерело. Вот и солнце скрылось за горизонтом. Запад обагрился. Со стороны Ольховатки послышался грохот танков. Вот выполз один, второй, третий… Да тринадцать насчитали. Вот они как на ладони вырисовываются черными силуэтами на багряном горизонте Запада. Куда держат путь? Словно электрическим током пронеслась мысль через всех бойцов. На нас?... Точно, на нас. Вот они заползли в лощину, вылезают из нее и … метров 200-300 от нас. Приказываю связному Дьячкову быстро доложить комбату. Пулей помчался по окопам, высокой траве. А танки прут на нас. Секунды. Принимаю решение. А все-таки они не знают точного нашего расположения – твердо решил я- идут просто кратчайшим путем на рощу, а следовательно должны пройти около нас. Отдаю тот же приказ: «По окопам и ни с места». Так и получилось. Танки прошли рядом с нами, метрах в 75-100 южнее. Поравнялись с нами и прямо на рощу. Наша противотанковая артиллерия из-за рощи открыла огонь по танкам. От метких попаданий один за другим вспыхивали вражеские танки. Нас посыпали осколки разрывающихся снарядов нашей артиллерии. Окопы спасают. Чуть стемнело и вечерняя тишина превратилась в неслыханный гром и рев. Противник открыл ураганный ружейно-автоматный, пулеметный, артиллерийский огонь. Все шишки на нас. Небо превратилось в громадное зарево трассирующих пуль. Все они к нашему счастью шли выше наших голов. Единственный путь сообщения с нашими – лощина – перерезан танками противника. Мы – в мешке. Стемнело. Прибегает от комбата связной Дьячков и сообщает, что комбата не застал. Весь батальон (жалкие остатки) ушел в северо-восточном направлении. О нас забыли, нас бросили. Оставаться здесь нет никакого смысла. Это значило бы или всем быть в плену, или совершенно напрасно погибнуть. Так как боеприпасов у нас совершенно не было.
Весь день противник активно обстреливал наш район. Но чувствовалось, что бьет наугад. Несмотря на сильный обстрел рота не потеряла ни одного бойца, да и батальон имел мало потерь. К вечеру этого же дня танк противника повторил ту же операцию. Щупает, разведывает, усиленно настойчиво щупает. Комбат по-прежнему не принимает мер к обеспечению боеприпасами. В этот день пришел ко мне зам. командира батальона по строевой капитан Баков. Взобрался на дно окопа и весь день проохал- ахал «. – Конец, нам с тобой, Дьячков, отжили», причитал он. Достаточно нагонял страху. К вечеру я проводил его на КП. В этот день он погиб. Вечерело. Вот и солнце скрылось за горизонтом. Запад обагрился. Со стороны Ольховатки послышался грохот танков. Вот выполз один, второй, третий… Да тринадцать насчитали. Вот они как на ладони вырисовываются черными силуэтами на багряном горизонте Запада. Куда держат путь? Словно электрическим током пронеслась мысль через всех бойцов. На нас?... Точно, на нас. Вот они заползли в лощину, вылезают из нее и … метров 200-300 от нас. Приказываю связному Дьячкову быстро доложить комбату. Пулей помчался по окопам, высокой траве. А танки прут на нас. Секунды. Принимаю решение. А все-таки они не знают точного нашего расположения – твердо решил я- идут просто кратчайшим путем на рощу, а следовательно должны пройти около нас. Отдаю тот же приказ: «По окопам и ни с места». Так и получилось. Танки прошли рядом с нами, метрах в 75-100 южнее. Поравнялись с нами и прямо на рощу. Наша противотанковая артиллерия из-за рощи открыла огонь по танкам. От метких попаданий один за другим вспыхивали вражеские танки. Нас посыпали осколки разрывающихся снарядов нашей артиллерии. Окопы спасают. Чуть стемнело и вечерняя тишина превратилась в неслыханный гром и рев. Противник открыл ураганный ружейно-автоматный, пулеметный, артиллерийский огонь. Все шишки на нас. Небо превратилось в громадное зарево трассирующих пуль. Все они к нашему счастью шли выше наших голов. Единственный путь сообщения с нашими – лощина – перерезан танками противника. Мы – в мешке. Стемнело. Прибегает от комбата связной Дьячков и сообщает, что комбата не застал. Весь батальон (жалкие остатки) ушел в северо-восточном направлении. О нас забыли, нас бросили. Оставаться здесь нет никакого смысла. Это значило бы или всем быть в плену, или совершенно напрасно погибнуть. Так как боеприпасов у нас совершенно не было.
Командую:"Встать! За мной!» По окопам и траве дошли до КП батальона, что под танком. Там никого не было. Недалеко от танка нашел лишь пулеметный расчет и командира пулеметной рты ст.лейтенанта Истомина. Он нервничал, сильно возбужден, выходил из себя за дурной поступок комбата. Раздумывать некогда. Секунды… и мы с Истоминым решили проводить всех по следу комбата. Пулемет оставили для прикрытия. Когда все наши воины оторвались, вслед за ними пошли и мы с Истоминым. Нет, не пошли, а поползли, перебежками, да по- пластунски. Трудно было пробираться. Кругом ложились снаряды. Все кругом в огне. Нашу группу накрыл залп «Катюши», которая открыла огонь по танкам противника. Жизнь на волоске. И все-таки пробрались к своим и к величайшему удивлению с небольшими потерями. Я был в отчаянии. Ведь вот-вот мы могли оказаться в лапах врага. Свой пистолет я все время держал на боевом взводе. Но…вышли. Вышли к своим. А куда идти теперь? Кто нас примет? Жалкие остатки нашего штаба и тыла заняли тот же кирпичный домик у берега Дона, в котором находились перед началом наступления на рощу. Мы прибыли туда. Там был заместитель комбата по тылу ст.лейтенант Бормотов Ф.Ф., старшина, повара. Нас накормили, дали по стакану водки. Часок посидели и Бормотов показал по карте направление и боевые позиции остатков нашего 3 стрелкового батальона, которые вывел туда комбат Романович. Это в районе хутора (лога) Мокрый. Я привел туда остатки своей роты, доложил Романовичу. Он был пьяный, безразличный какой-то. Небрежно указал рукой, где занять нам оборону. Местность была вся изрыта окопами, разворочена танками. Это маленькое плато(равнинка), угол, образованный двумя оврагами.
Я разместил своих бойцов, внимательно осмотрел местность(рассветало). Кругом свежие следы недавних боев, которые вели здесь 2-й и 1-й батальоны нашей бригады. Вот лежит сильно раздутый, как бочка, обгорелый без одежды (она сгорела на нем) с черносиним зеленоватым телом немец. Рядом валяются растянутые по полю кишки, оторванные ноги, руки. Недалеко лежит изуродованный труп в разодранном немецком мундире, голова у него как блин раздавлена гусеницами танка, приплюснута, вмята, вдавлена в землю. Неподалеку – развороченный окоп. На этом окопе развернулся танк, похоронив там фрицев. Из развороченной земли кое-где высовывались клочки бывшей немецкой солдатской формы змеиного цвета. Здесь был передний край обороны немцев. Наши танки здорово поработали здесь , расчищая путь нашей пехоте.
А когда рассветало и взошло солнце, то этот небольшой участок теперь уж нашей обороны превратился в зловоние. Над разлагающимися немецкими трупами ползали и кружились рои крупных зеленых мух. Мы совершенствовали нашу оборону, углубляли окопы, копали ходы сообщения. КП командира батальона было метрах в 100 от нас, на самом краю оврага. Связь и место комбата было тут же рядом в безопасном овраге. Когда рассветало, комбату доложили, что со стороны хутора Мокрый стреляет снайпер фашистов, вывел из строя несколько наших воинов. Комбат завтракал, выпил большую алюминиевую кружку водки. Не закончив завтракать комбат тут же сразу поднялся наверх, встал в окопе и наблюдал в бинокль, отыскивал, определял где же сидит снайпер. На противоположной стороне оврага у хутора Мокрый стояли подбитые танки. Их и осматривал комбат в свой бинокль. И вдруг передает бинокль связному, а у него берет винтовку (повернулся спиной к противнику, чтобы взять винтовку у связного) - Сидит за танком, сволочь, сейчас я его уберу – только и произнес комбат, и тут же ухватился за грудь. Кружка водки видимо сыграла свое дело. Осмелев с нее комбат притупил бдительность. Беря винтовку у связного он встал во весь рост и оказался всей грудью поверх окопа. Этим и воспользовался фашистский снайпер. Выстрелил в спину – точно в левую часть груди. Комбат крепкий, солидный, не свалился. Только взял рукой за грудь. Быстро подбежал 2-й связной. Взяли комбата под руки- повели в овраг. Он небрежно отшвырнул связных «Сам дойду». В овраге(лощине) подогнали повозку и увезли комбата в медсанроту. Какой-т отрезок пути он не хотел садиться в повозку, гордо шел за ней. Но это было недолго.