Звучит слишком лирично, но я возилась с этой Таней, как будто она мне сестра. Таня снова оказалась беременной. Лежала на кровати вниз лицом и кричала: «Нор-маль-но-го! Нор-маль-но-го»! – «Что нормального, Таня»? – «Нормального мужика надо найти», - поднимала мокрое от слез лицо и выла.
Я отдала Тане свои тапочки (ей было холодно ходить по голому полу), наушники (днем и ночью нужно было общаться со вторым мужем), мои кофе, чай, еда – все было и ее тоже. Занимала деньги на сигареты. Иногда мне было жаль тратиться на нее, но она постоянно хотела есть, и это было невыносимо. А курить Таня хотела еще больше, чем есть. Мне непонятна эта тяга, но я видела, как она мучается.
В магазине Таня попросила, чтобы я сфоталась с ней на ее телефон, и тут же отослала кому-то эту фотографию. Я спросила, зачем это. «Для мужа. Он спрашивает, с кем я там». И действительно, я заметила, что она постоянно с кем-то переписывается в мессенджере, даже на ходу строчит сообщения.
Мы шли от метро, начался проливной дождь. Таня увидела кучу лайков от мужа какой-то девушке. Она хотела позвонить ему, но что-то случилось с телефоном – он поминутно терял заряд. Срочно нужна была какая-то «жабка». Мы, мокрые до нитки, пошли по магазинам искать эту жабку. Она заставила продавца вывернуть три мешка хлама, и он таки нашел эту зарядку за 300 руб. Я заплатила. Вернулись на квартиру, и Таня закатилась в телефонной истерике. «Я люблю тебя больше жизни, - кричала она, – тварь»!
Нынешний ее муж был слабым, не то что тот беркутовец. На два года младше, во всем он ей был ребеночек. Таня просила у него денег, чтобы уехать из Москвы, а он отвечал «нету». Она сообщила, что беременна, и есть угроза выкидыша, но его это особо не беспокоило. Постоянно отслеживала мужа в Контакте, когда он бывает онлайн и кому ставит лайки. Он часто не брал трубку, потом начал огрызаться, потом посылать.
Чужие лайки в сетях могут довести человека до самоубийства. Ну, до бешенства точно.
Таню взяли работать на нашу точку. В ней было что-то от советского продавца: во взгляде, которым она одаривала покупателя, в манере общаться. Ничего грубого она не говорила, но лицо, поза, голос говорили за нее. Таня не жила в советское время и не могла видеть тех продавщиц, как она научилась? Или этот дух неистребим, и передается из поколения в поколение?
Таня не могла долго стоять. Чуть только выпадала свободная минутка, она тут же присаживалась за кассой и сидела, запрокинув голову и закрыв глаза, пережидала боль в ступнях. У нее очень отекали ноги.
Чуть позже ее уволили, хотя в целом она справлялась с обслуживанием, причем гораздо лучше, чем я. У Тани был опыт в торговле. Ей пришлось заложить свой золотой крестик, чтобы вернуться домой.
В утро ее увольнения мы сидели на лавочке перед метро. Таня курила, прищурившись.
- Как я ее ненавижу, - сказала она.
- Кого? – я подумала, речь идет о ком-то из наших менеджеров.
- Москву.