Последний день в лаборатории прошел быстро, сумбурно и смято. Машка чувствовала себя почти хорошо, горсти таблеток, которыми ее пичкала Лариса Алексеевна – психиатр из клиники мужа начали действовать и слегка стабилизировали ее состояние. Собрав свои нехитрые манатки и оттащив сумки Олегу, который ждал ее внизу (ему надо было успеть отвезти вещи жены, а потом успеть на работу на вечернюю смену и ночное дежурство) Машка осталась накрыть прощальный стол. Она задумала фуршет -крошечные бутербродики, немного вина, орешки, много сыра и зелени – получилось красиво, изысканно и ненавязчиво.
Сотрудники приходили и уходили, почти никто не задерживался, да и тех – первых, своих, почти родных уже никого и не осталось. Лабораторию перепрофилировали , цех загнулся, дело Машкиной жизни превратилось в прах…и только редкие звонки из больниц, где еще помнили их шикарные питательные среды, напоминали – они работали не зря. Остатки основ распродали, производство остановилось – все было кончено. Машка уходила без сожаления, здесь, в лабе, ее уже ничего не держало. Да и работать она почти не могла. И не хотела…
Фуршет подходил к концу, допили вино, на тарелках кое-где подсыхали последние кусочки сыра и Машка сидела в одиночестве, собираясь с силами к марш-броску домой. Семен так и не пришел, он теперь был очень занят, после спешного бегства директора он занял его место. И вместе с новеньким – шустрым армянином, которого он быстренько сделал замом по финансам, они лепили из их научного детища коммерческую контору по контролю качества косметики. Лепили успешно – связи в нужных кругах позволили получить лицензию и статус, и косметика поперла валом. Однако рук было мало и новоиспеченное предприятие задыхалось от количества образцов, делали анализы спустя рукава – смешивая образцы в миксты и контролируя все скопом. Лениво листая журнал, где теперь вместо красивых кривых роста и сложных подсчетов тупо громоздились одинаковые результаты анализов кремов и шампуней, Машка почти задремала. Тяжелые шаги по коридору, вбивающие каблуки в плитку (так ходила только Олесия) разбудили ее. Это было дежавю.
- Мария Владимировна. Я хочу с вами поговорить.
Олесия за короткое время вдруг превратилась в огромную, тяжеловесную бабищу с вислой грудью, тяжелой задницей и большой, кудлатой головой, выкрашенной в пепельный блонд. Она сникла и притихла, почти не высовывалась, во всем помогала шефу и быстро, катастрофически старела. Короткий, некрасивый, истеричный роман с Семеном, о котором узнала его рыжая жена -огневка, пришиб Олесию, растоптал и унизил. И она разом стала неопасной – настолько, то даже жена Зама плюнула и махнула рукой – хрен с ней, пусть живет, корова.
Все пошушукались, похихикали и забыли. А Олесия продолжала жить в лабе, как мышь за печкой.
- Мария Владимировна. Выслушайте, пожалуйста. Это пять минут, не больше.
- Конечно, проходите Олеся. Я не спешу. Слушаю вас.
- Вас, Мария Владимировна, начальство хочет уговорить остаться. Я слышала, Семен Исаакович это обсуждал с новым.
- Меня? Что-то поздновато. Я уж и вещи отправила. И заявление у него на столе.
- Это неважно. Они вам высокую должность решили предложить. Начальника микробиологического отдела. Там зарплата до небес. Я знаю.
- Олеся. Мне кажется, вы преувеличиваете. Зачем им было позволять мне писать заявление об уходе? Что за глупость.
- А, все это мелочи. Они с вами новый договор заключат, да и все. Тем более, лаборатории больше нет, у нас и название-то другое теперь. Но вы – не соглашайтесь…
Олесия, вжав голову в полные плечи, сгорбившись по-старушечьи добежала меленькими шажками до Машки и вцепилась ей в руку ледяными крепкими пальцами.
- Не соглашайтесь. Вы – чистая, честная, правдивая. А там – левизны полно. Потоки товара грязные, надо будет на многое закрывать глаза. Вам это зачем? А мне все равно.
- Вас, что ли поставят, если я уйду?
- Ну да. Больше-то некого. Это мой последний шанс.
- Я подумаю.
Машка сама не знала, зачем она это брякнула, совершенно не собираясь оставаться ни за какие деньги и ни в какой должности. Она бежала от Семена, бежала так, что ветер свистел в ушах, как у загнанного охотником зайца. Вернее – она бежала от себя.
Но, Олесия не поняла… Она вдруг, со всей высоты своего роста брякнулась перед Машкой на колени и заголосила-завыла дурным голосом, так бабы-плакальщицы кричат по покойнику
- Мария. Маша. Машенька! Пожалейте меня Христа ради. Он только об вас и думает, сила нечистая. А я люблю его! Вот просто кровь бы всю вылила и отдала и сердечко вынула. Все ему. Все…
Она вытирала слезы огромными ладонями, всхлипывала, размазывала тушь и помаду. Машка попыталась ее поднять, но поднять эту тушу было невозможно. Снова заболела и закружилась голова, окатило жаром, поэтому Машка отошла к столу и села.
- Олеся. Олеся. Послушайте. Я уйду. Я не собираюсь оставаться. Не плачьте.
Все это напоминало какое-то плохое кино – индийское что ли или мелодраму и Машке стало противно. Даже затошнило. Ей очень хотелось, чтобы Олесия выкатилась отсюда к черту и та, действительно, вдруг успокоилась, встала, поправила задравшуюся юбку и, промокнув лицо нечистым платком, быстро шмыгнула в дверь.
… Машка брела по платформе, до электрички оставалось минут пятнадцать (она опоздала на предыдущую), начинало темнеть – ранняя осень вступала в свои права. Погода была совершенно потрясающая – тепло, даже жарко, только начинающие желтеть деревья, легкие паутинки щекотали лицо и опускались на волосы. Пахло грибами и, почему-то, яблоками. Наверное, это на дачах, вплотную подступающих к станции, варили повидло из ранних ранеток. Чудесное время – время любви и поэзии, когда-то Машка так любила его. А сейчас у нее на душе было странно – темно и холодно. И равнодушно – чертовы таблетки спасали от сердцебиения и страха и убивали чувства.
- Маша. Вы на электричке теперь добираетесь домой. Почему?
Машка обернулась не просто быстро - прыжком. И разом попала в руки Семена – он стоял сзади, в коротком, немного старомодном расстегнутом плаще, белой рубашке с цветным галстуком, с зонтиком-тростью и портфелем. Он всегда умудрялся, одеваясь старомодно, старомодно не выглядеть. Он был шикарен. И этот его взгляд – коронное блюдо – чуть усмешки, крошечка презрения, ложечка любви. Не в глаза. Чуть в сторону. Слегка…
- Да, Семен Исаакович. Мне так удобнее.
- Понятно. Я вас провожу. А впрочем… давайте немного погуляем…
Машка не знала , почему она согласилась. Вернее, знала. Она просто оперлась на его руку, и они пошли в лес.
Темнеющий лес казался иным миром. Они брели по уже начинающей шуршать тропинке, брели долго, куда глаза глядят. И, когда Семен, вдруг резко остановившись, прижал Машку к огромному стволу старого дуба, сорвал с нее ветровку, задрал платье и, почти рыча, как будто с него сорвали личину добродетели и там, откуда -то из глубин, вырвался дикий зверь, одним движением вошел в нее и вбивал ее в это дерево, просто вбивал - резко, долго, страстно. Так, наверное, любили своих женщин дикари – яростно и беззаветно…
… Машка этот вечер в лесу забыла сразу. Она велела себе его забыть, зная – больше никогда с Семеном они не встретятся. Этого не хотел он… Впрочем, этого больше не хотела и она.
Долгие недели лечения проходили в тумане. Олег делал все, чтобы Машку вытащить. А Машка все больше тонула в омуте своего ледяного равнодушия. Дурнота, головокружение и сердцебиение прошли. Она уже легко могла переходить площади, забегать в магазины, только вот страх эскалатора она преодолеть не могла. А привычный огонек внутри сменил холод. Но, Машке он совсем не мешал, наоборот, он расставил все по своим местам, наладил жизнь, сделав ее правильной и комфортной.
Новая работа недалеко от дома приносила хороший доход и была даже близка ей профессионально. Машка стала руководителем целого производственного отделения и руководителем неплохим.
- Мария, вы уже больше не мой клиент. Можете больше не записываться на прием, ничего я для вас уже сделать не могу. Вы здоровы.
Лариса Алексеевна ласково смотрела на Машку, чуть улыбаясь и тихонько кивая головой. У нее было такое – почти незаметный тремор, и лицо такое странное, немного остановившееся. Машка ее всегда немного жалела, и, когда та на сеансах гипноза требовала приподнять палец, то Машка , в полном сознании, делала вид, что слушается и поднимала, тихонько, сквозь полуприкрытые глаза подсматривая за врачихой. Хорошая она, Лариса эта. Только несчастная какая-то.
- А насчет вот этого вашего… Ну, спокойствия этого излишнего. Это ведь хорошо, правда? Чем плохо полностью держать себя в руках и контролировать свою жизнь? Все наладится. Уже наладилось. Счастливо вам.
Врач закрыла историю болезни и улыбнулась.
- Олег у вас замечательный. Берегите его. Редко такие попадаются нам, бабам. Все больше – дрянь.
Машка вышла из кабинета и пошла навстречу мужу, который спешил, слегка семеня, по скользким плиткам больничного коридора.
Оглавление повести "И коей мерой меряете" со ссылками на главы
Список прозы со ссылками на главы здесь
С новыми рассказами "Инфекция" и "Айя. Жизнь и после" можно ознакомиться, набрав в поисковике Дзена "Писательница буковок"