В грандиознейшей «Войне и мире» Толстого выведено, по подсчётам литературоведов, 559 персонажей.
Среди них есть исторические лица, есть и люди, носящие другое имя, но легко узнаваемые читателями.
«Марья Дмитриевна существовала в самом деле», - так писала свояченица Толстого Т.А.Берс (о ней самой речь ещё впереди) после выхода в свет начала романа. Писала о Марье Дмитриевне Ахросимовой – одной из колоритнейших фигур романа. Сам автор в статье «Несколько слов по поводу книги “Война и мир”» указывал: «М.Д.Афросимова и Денисов — вот исключительно лица, которым невольно и необдуманно я дал имена, близко подходящие к двум особенно характерным и милым действительным лицам тогдашнего общества».
«Графиня встала и пошла в залу.
— Марья Дмитриевна? — послышался её голос из залы.
— Она самая, — послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья». Так описано появление этой дамы в гостиной Ростовых, а ещё раньше Толстой предварил её появление: «Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon [драгуном], даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над её грубостью, рассказывали про неё анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись её».
Обратите внимание, как Толстой пишет фамилию: Ахросимова – Афросимова… А на самом деле – Настасья (в основном пишут так) Дмитриевна Офросимова. В начале статьи – её предполагаемый портрет кисти Ф.С.Рокотова.
Об этой даме оставлено множество воспоминаний; по всеобщему мнению, стала она прообразом не только Марьи Дмитриевны, но и старухи Хлёстовой в «Горе от ума» А.С.Грибоедова.
М.А.Алданов в очерке «Портреты. Ольга Жеребцова» писал: «Очень вдобавок расходятся разные оценки людей того времени. Пример поистине поразительный: Марья Дмитриевна Ахросимова ”Войны и мира” и Хлёстова “Горя от ума” писаны якобы “портретно” с одной и той же дамы. Толстой хотел найти красоту и поэзию, — нашёл. Грибоедов хотел найти пошлость и безобразие, — тоже нашёл».
Давайте же посмотрим, что нашли в ней такие разные писатели и как вывели они эту даму. Начнём, пожалуй, с Грибоедова.
Свояченица Фамусова – весьма решительная дама. В своём знаменитом монологе Павел Афанасьевич провозглашает:
А дамы? — сунься кто, попробуй, овладей;
Судьи́ всему, везде, над ними нет судей;
За картами когда восстанут общим бунтом,
Дай бог терпение, ведь сам я был женат.
Скомандовать велите перед фрунтом!
Присутствовать пошлите их в Сенат!
Ирина Власьевна! Лукерья Алексевна!
Татьяна Юрьевна! Пульхерия Андревна!
Имя Хлёстовой здесь не названо, но она несомненно должна быть среди тех, кто может и «скомандовать перед фрунтом», и «присутствовать в Сенате». Она не стесняется делать замечания хозяину дома: («Творец мой! оглушил, звончее всяких труб!») и весьма нелицеприятно его оценивает:
Ух! я точнёхонько избавилась от петли;
Ведь полоумный твой отец:
Дался ему трех сажень удалец, -
Знакомит, не спросясь, приятно ли нам, нет ли?
Оценки Хлёстовой подчас очень выразительны. Мне очень нравится её обращение к Репетилову в первоначальной редакции комедии (позднее Грибоедов сцену изменил):
А ты, мой батюшка, неисцелим хоть брось.
Ночные шатуны! вишь, говорят, женате!
За чем пожаловал? Чтоб посмотреть небось,
Красив ли Фамусов в халате?
А на обещание Репетилова «с завтрашнего дня же
Остепенюсь, моя жена
Уж более не ляжет спать одна» - она горестно заметит:
Так, видно, никогда бедняжке не ложиться.
Все читавшие или видевшие на сцене «Горе от ума» вспомнят, конечно, и её спор с Фамусовым («ох! спорить голосиста!») о том, сколько душ у Чацкого («Нет! Триста! - уж чужих имений мне не знать!»), и великолепное замечание «Всё врут календари», и неприятие просвещения:
И впрямь с ума сойдешь от этих, от одних
От пансионов, школ, лицеев, как бишь их,
Да от ланкартачных взаимных обучений.
И, конечно же, знаменитое высказывание о Чацком:
Я помню, ты дитёй с ним часто танцевала,
Я за уши его дирала, только мало.
Современники легко узнавали её. «Старуху Хлёстову я хорошо помню: это была Наталья Дмитриевна Офросимова. Еще в 1807 году под фамилией Набатовой её вывел граф Ф.В.Растопчин в своей комедии «Вести, или Живой покойник», её же, под именем Марьи Дмитриевны Ахросимовой, описал в «Войне и мире» граф Л.Н.Толстой. Офросимова была одного с нами прихода Иоанна Предтечи в старой Конюшенной; она строго блюла порядок и благочиние в церкви, запрещала разговоры, громко бранила дьячков за нестройное пение или за нерасторопность в служении; дирала за уши (как Чацкого) мальчиков, выходивших со свечами при чтении Евангелии и ходивших с тарелочкою за церковным старостой, держала в решпекте и просвирню, подносившую ей одной большую просвирку. К кресту Офросимова всегда подходила первою; раз послала она дьячка к незнакомой ей даме, которая крестилась в перчатке, громко, на всю церковь, дав ему приказание: “Скажи ей, чтоб сняла собачью шкуру”.» Так пишет А.А.Стахович в книге «Клочки воспоминаний». Автор немного лукавит: помнить Офросимову (к тому же имя перепутал) он никак не мог, так как родился в 1830 году, а Настасья Дмитриевна скончалась в 1826-м, но, думается, его рассказ основан на воспоминаниях тех, кто Офросимову помнил в действительности. А таких было много – видно, уж очень своеобразна Настасья Дмитриевна была!
Итак, у Грибоедова, по определению Чацкого, - «зловещая старуха». А у Толстого? Но об этом подробнее поговорим в следующий раз.
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал! "Оглавление" всех статей по "Войне и миру" здесь
Навигатор по всему каналу здесь