Здравствуйте, уважаемый читатель!
Сегодня Вам предложен очередной из рассказов, которые в ближайшем будущем войдут в сборник фантастических произведений, авторы которых - читатели и подписчики канала "ПроЧтение". Что это за сборник - можно узнать вот здесь. А еще - и принять участие!
Сегодняшний рассказ уже входит в сборник моих рассказов, который размещен вот здесь.
Чем мне нравятся рассказы - так это двумя моментами. Во-первых, идея рассказа как обычно приходит в голову внезапно и, почти всегда, полностью. Пишутся рассказы легко, слова сами ложатся на страницу. И, во-вторых, рассказ не требует продолжения, это всегда - законченная история. А вот истории в самом рассказе уже больше двух тысяч лет...
Дольше вечности
- Таааммуууз! Таааммуууз!
Раскинув руки с зажатыми в них короткими мечами, я буквально впитывал в себя крики воинов, славивших меня – своего командира, сына царя и потомка бога. Небольшая долина у покрытых разнотравьем холмов в устье неназванной речушки была обильно пропитана кровью посидийцев, их трупы устилали склоны, отовсюду слышались стоны раненых. Нашей крови здесь тоже хватало, она обильно смешалась с краской на телах, но разве раны могут затмить радость достойной победы?
- Аааааа! – Мой крик пресек восхваления и тут же был поддержан сотнями глоток. Подбежавший слуга упал на колени и протянул руки, в которые я вложил свое оружие. Бой закончен, настояло время благодарности, ведь ради будущих побед нельзя покидать поле сражения, не вознеся хвалу своим покровителям. Жрецы уже воздвигли идола, с жестокой усмешкой Ваал взирал на дело рук и оружия своих детей. К тому времени, как я дошел по капища, все уже было готово: сотня пленных посидийцев рядами стояла на коленях перед высоким деревянным идолом. Сухожилия их уже были подрезаны и первую кровь жрецы собрали в медные чаши.
Стоило вступить в круг, образованный моими славными воинами, как старший над жрецами, склоняясь, протянул мне жертвенный меч – огромный, в мой рост, сплошь покрытый искусно выдавленными в когда-то пылающем металле буквами Алеф, Вав и Тав. Ваал – начало и конец всего сущего! Ребенку в губы вкладывает Молох дыханье жизни и царь, воплощение бога среди смертных, отдает последний вздох плененных им врагов в жертву своему покровителю, великому и вездесущему Ваалу.
Я склонился перед богом. Жрецы начали свою песню, воины накрыли лица руками. Сейчас Ваал всматривается в наши души, нельзя в этот момент смотреть в его лик. Не любит Ваал долгих речей, ему по нраву долгие битвы и потоки крови, а не песен. Затих речитатив жрецов и за каждым пленным встал воин Ханаана. Принять смерть от меча, закаленного в крови тысячи истинных верующих, добровольно отдавших жизнь во имя Молоха, – это честь, которой достоин только царь, пусть даже это царь степного народа Посидии. Его подтащили ко мне: невысокого роста, он казался еще ниже, не имея возможности встать на ноги.
- Твоя земля – теперь земля Ханаана, бывший царь. – Он вскинул голову и посмотрел на меня залитыми кровью глазами.
Они всегда стараются плюнуть в меня…
- Тебе эта жертва, о великий Ваал! – С гулким шелестом разошелся воздух под лезвием священного оружия, косматая голова подкатилась к идолу. Уставилась глазами в землю – жертва принята и угодна нашему богу.
Священное оружие испило предназначенную ему кровь и, удовлетворенное, уступило место младшему брату – кинжалу из пальмирийской меди. Это такой же кинжал, какие держат в своих руках мои воины. Настало время тех, кто показал в бою свою преданность царю, доказать Молоху твердость своей веры.
- Воины Ханаана! Сегодня вы храбро сражались за царя Нимрода, никто из вас не посрамил легенд о непобедимых слугах царя Пурпурных Земель! Так окрасим и эту землю во имя Ваала кровью наших врагов! Ваал, прими под власть свою земли Посидии! Эта жертва тебе, мой бог!
- Эта жертва тебе, мой бог! – Одновременно кричит сотня ртов и потоки темной крови заливают капище перед нашим покровителем.
По завершении ритуала я зову к себе гонца:
- Беги, посланник, быстрее бури беги в Сидон, неси царю Нимроду, да пребудет он воплощением Молоха вовеки, радостную весть – путь ханааннеям на север открыт! Скажи, что сын его, Таммуз Зороастр, выполнил волю отца своего и Пурпурные Земли приросли под мощью Ваала!
* * * *
Еще месяц я и моё войско уничтожали немногочисленные отряды посидийцев, гоняя их с холма на холм в бесконечной сухой степи и сбрасывая в море. То место, где живут их старики, сыны и жены, даже смешно называть городом – слепленные из коровьих лепешек халупы тесно жмутся друг к другу, используя как крепостную ограду одну из своих стен. Воняют эти люди так же, как и их дома в этом месте, называемом Бирот.
Длинными вереницами уходят рабы к Сору, вслед за последним караваном, верблюды которого нагружены единственным достоянием этих мест – темным оливковым маслом – ухожу и я. Я посадил в эту землю царский кедр, назначил наместника и отдал ему отряд воинов, участвовавших в жертвоприношении, дал необходимые приказы. Хватит забот, меня ждет неделя пыльного пути и пышный прием при дворе моего отца, воплощения бога среди людей, царя Нимрода.
* * * *
Я стал царем и воплотил в себе бога в тридцать пять лет, после скоропостижной смерти отца на пиру в день Святых Гор. Его отравили. И мне пришлось в расцвете мужественности разделить всю тяжесть утраты с ответственностью за страну. Потоки крови изменников захлестнули иссушенную в тот год немилосердным солнцем страну. А что мне оставалось делать, как не искать предателя там, где его не могло быть? К тому же отец стал ревновать меня к одной из своих жен…
Ваал с радостью принял меня в сыновья, ведь в его честь все идолы во всех провинциях были окурены дымом всесожжения чистейших младенцев из знатных родов.
Я был справедливым царем. Там где надо было наказывать – карал жёстко, где надо было хвалить – одаривал со всей щедростью. Корабли Ханаана под моим началом несли справедливость и товары в новые страны и на чужие острова, не скупясь на боль и пурпурную краску.
Свое сорокалетие я решил отметить Великой Охотой. Но, то ли жрецы мало восхваляли Ваала жертвами, то ли знатные девы недостаточно громко стонали под ласками незнакомых им мужчин на ступенях храма Аштарты, но пика в руке треснула хрупкой веткой. Огромный вепрь поддел меня на клыки и лишь вмешательство верных людей стало спасением от копыт грязной твари. Чудовищная рана зияла кишками, тяжёлый дым горьких трав, сжигаемых в жаровнях, плыл по дворцу, стенания жрецов призывали Ваала вернуть царя его народу, но все было тщетно – я уже чувствовал холодный клинок смерти у своего сердца.
Тогда, на последних остатках сил, я привстал с верблюжьих покрывал и воззвал к своему отцу:
- О, Ваал! Молох, своими рогами попирающий Небо! Внемли же мне, своему сыну Таммузу Зороастру! Помоги! Ведь при рождении моем была предсказана мне смерть с оружием в руке, а разве пику можно считать оружием? Ведь это палка для охоты! Не дай народу усомниться в твоих жрецах! Спаси меня иль дай мне меч – вот символ воинской доблести, с которым я уйду к тебе! – И я провалился в темноту посмертия.
* * * *
Все долгие годы до моей старости провинции Ханаана процветали. Мое имя шептали над вспаханными полями, призывая землю возродить зерно, как возродил меня Ваал из мертвых, и возносимые мне молитвы творили чудеса – никогда еще всходы не были такими густыми. Годы моего царствования были заполнены покрывавшей капища кровью, дымившейся перед идолами, истекали сладким потом сладострастия юные тела, окружавшие меня, звон мечей в победных битвах радовал слух, Молох был доволен своим народом.
Я стал богом при жизни и, когда Ваал призвал меня к себе, я с радостью вскинул меч над головой, приветствуя смерть.
* * * *
- Скажи мне, душа, как имя твое?
Окружавшее меня сияние говорило со мной со всех сторон, его голос пронизывал мое тело. Тело? Я не видел себя в этом сиянии. Да и как можно видеть, не имея глаз? Почему-то удивление не посетило меня. Имя?
- Имя мое – Таммуз.
- Что в имени тебе твоем?
- Вечная слава моему имени воспевается жрецами на моих алтарях. Я – царь своего народа. Я – бог своего народа. Мое имя – Таммуз, я возрожденный после смерти.
- Что значит – вечность? Что значит – твой народ? Где он?
- Вечность – это всегда. Народ мой – ханааннеи, живущие в Пурпурных Землях в начале моря и правящие другими странами, как своими.
- Смотри же. И покажи мне свой народ, душа носившего имя Таммуз.
Я смотрел с огромной высоты на раскинувшуюся подо мной землю. Тонкой ниткой извивался меж голых холмов караван, вдали блестело море. Увидев знакомые стены Тира, я всем сердцем устремился к нему. Внезапно город приблизился, являя мне свое запустение и пыль, гулявшую в порывах ветра меж брошенных домов. Великий Тир, перекресток торговли для пяти царств, был заброшен. Мое внимание перенеслось к идолу Ваала, лежавшему среди широкой каменной площади. Как? Где жрецы, как могли они допустить то, что великий Молох был повержен в грязь?
- Я дам тебе тело. Спроси людей, знают ли они Таммуза?
Вокруг меня закипел рынок. Я хватал торговцев и нищих за руки, бежал за носильщиками и рабами, молил об ответе менял и ростовщиков. Но никто из них не слышал о боге Таммузе, о царе ханааннеев, о человеке с таким именем. Никто не слышал о Ваале… о Молохе… об Аштарте… Никто.
- Имя – тлен. Царства – тлен. Память – вода. Боги – ничто. Вечность осыпается в прах и остается только одно. Вера. Она идет меж звезд…
Каждое слово Голоса, звучавшего из сияния, было истиной. И эту истину я внимал со всем сердцем, признавая новую правду. Ваал умер, умерла мать моя Аштарта, умер я – и нас забыли. Нет в мире более хрупкой вещи, чем человеческая память. И укрепить ее, сохранить и пронести сквозь бесконечность способна только Вера. Вера в истинное Имя Бога. Я знал, что это – правда и я уверовал.
- Твой грех – тщеславие. Ты хотел стать равным богу, ты считал себя богом, твои люди мнили тебя богом. Ты – прах. – И эти слова Голоса были истиной. – Так как имя твое, душа?
Все мои грехи пронесли передо мной. И я сказал истинные слова:
- У меня нет имени.
- Но даже прах, даже самая черная из душ во всех мирах может восстать, очиститься и получить имя. Имя достойного, несущего Веру. Знай – это больно, это трудно, это невозможно.
- Я смогу… Дай мне шанс. Дай мне шанс узнать свое имя.
- Ты сможешь получить имя, доказав себе свою Веру. Иди и неси свет Истинной Веры людям.
Сияние изменилось, возникли цвета и стали сменять друг друга немыслимо быстро, кружа меня в своем водовороте. Я устремился… вниз, вверх, куда?... и уже на грани слуха меня догнали слова:
- Пику, значит, оружием не признаешь? Ну, извини, царь, у меня другие планы.
* * * *
Я во главе своей тысячи уже третий месяц терзал сухую степь Финикии, приводя эту далекую от Рима провинцию под власть императора Диоклетиана после бессмысленного восстания. И с каждым днём я все больше и больше сомневался в своей правоте, слыша, как под нашими мечами и копьями степные кочевники с хрустом склоняют непокорные головы.
Лишь единожды мое сердце наполнилось радостью от победы. В унылом приморском городке Барут под копыта моего коня упал тамошний наместник:
- О, славный легат Рима! Я вижу тебя во главе тысячи не менее славных воинов и молю о спасении моей дочери. Страшный змей каждый год требует себе кровавую жатву, но в этот раз жребий выпал на это невинное дитя. Молю тебя – спаси!
Эта тварь из глубин владений Орка была на вид огромной, в целый актус змеёй, опиравшейся передней частью тела на львиные лапы. Лохмотья кожаных крыльев волочились за ней, поднимая пыль. Вначале чудовищная пасть с тремя рядами клыков с ревом показалась из-за холма, затем Змей огляделся и, вминая камни в неподатливую землю, заскользил к привязанной к кресту жертве.
В этот бой я взял с собой лишь пику, которую лично вырубил из ветви тысячелетнего кедра. Этой пикой на скаку пригвоздил голову твари к земле, острие вошло на локоть в каменистую почву. До самого заката Змей вил кольца вокруг торчавшего к небу копья, но так и не смог освободиться. Все это время я держал оружие и только сильнее вгонял его в рану. С последними лучами солнца он испустил дух.
Собравшиеся вокруг жители городка шептали мое имя, смешно коверкая его на свой лад:
- Гиргис, Гиргис…
Всю ночь я проговорил со спасённой девочкой, которая осенила меня странным знаком запретной религии. И утро я встретил с новым Богом в своей душе. И вслед за мной Вера нашла свое убежище в душах многих людей.
* * * *
- Как мог ты, один из самых прославленных в легионе тысячников, знатный трибун, предать меня? – Император был вне себя. Склонившись пред ним, я чувствовал кипевшую ярость властителя. Но сам я был спокоен, со мной была моя Вера. – Предать свой народ! Предать своих богов!
Вчера я отпустил своих рабов, дав каждому заверенную вольную, каждый из них получил долю моего имущества и достаточно денег для новой жизни. Всю ночь я провел у дверей приёмного зала императора и сейчас он слушал мои слова:
- Мой Бог – един, император! Заклинаю тебя, услышь слова Истины и отрекись от идолов, поработивших твой разум! Прекрати уничтожать свой народ, людей, вставших на Истинный путь!
Я знал, что поступаю верно. Император думал, что поступает верно. Он всегда был яр и скор на расправу и через час в темнице мне на грудь возложили огромный камень, лишая меня дыхания. Затрещали ребра, боль сдавила сердце, из локтей, упершихся в камень, потекла кровь. Огромная плита, которую на меня едва возложили десять стражников, с грохотом была отброшена на бок.
- Неужели ты думаешь, император, что страдания отвлекут меня от Веры? Скорее ты устанешь мучить меня, нежели я - терпеть мучения. Вера моя сильна, почувствуй ее и поведи народы к Истинному Богу!
Я знал, что моих слов будет мало и верил в помощь Его, когда начало крутиться колесо и крючья вонзились в мою спину, вырывая мясо и царапая ребра. Я не кричал, молитва омывала мои раны. Когда палачи подумали, что я мертв, явился ко мне сияющий ангел и спросил:
- Веришь ли ты ещё в силу Его?
- Да, - ответил я, порвал цепи и приветствовал ангела, как своего командира. Затянулись раны и с трепетом палачи упали на колени, приняв в себя Веру. Они, Анатолий и Протолеон, ввели меня к императору, как старшего брата. В этот момент в глазах императрицы я увидел свет Истинной Веры.
Но мало было чуда Диоклетиану и, не слыша моих призывов, повелел бросить он меня в яму, заполненную известью и известью же засыпать мое тело по самую голову. Три дня мое тело горело, поедаемое кипящим камнем, но моя Вера не оставила меня. Мои молитвы Ему слышали многие, проникаясь Верой и принимая Ее.
Не в силах слышать больше уговоров своей супруги, приказал Диоклетиан достать меня из ямы. На глазах изумленных придворных отвалились кровавые струпья с обнаженных костей, затянулись раны, скрывая внутренности и жилы. Но и здесь не успокоился император Рима, в своем безумии выдумывая все более изощренные пытки, стремясь отвернуть меня от моей Веры. На ноги мои надели железные сапоги и вбили в них раскаленные медные гвозди, пронзившие каждую кость. Подвесив на крепкую палку, заставили меня своими ногами идти к темнице. Каждый шаг ворочались и сгибались гвозди, расширяя раны и перемалывая кости, но я дошел, ведь Он поддерживал меня.
Ночью в мою темницу вошел самый приближенный к императору волхв – Афанасий. С собой имел он два кубка и предложил отведать напиток из одного:
- Прекрати свои мучения, трибун. В одном из кубков – напиток забвения, приняв который, станешь ты вновь верен нашему Императору, приблизит он тебя к себе, даст земли и власть. Откажешься – выбери второй кубок. Милостив к твоим прошлым заслугам Император, даёт он тебе лёгкую смерть.
Я выпил оба кубка. До дна. Рядом со мной всю ночь молился Афанасий.
В последний раз император решил отвратить меня от Веры, когда привели меня в храм Аполлона, где собралась толпа римлян, требовавших моей казни или отречения. Телец уже склонил свою голову у ног высокой статуи из белого мрамора, мне в руку вложили нож. Но зазвенел железо о прохладные плиты и мой голос, усиленный стенами храма, разнесся над толпой:
- Неужели не понял ты, император, что жертвы не помогут твоим богам и болью не изгнать Веру? Ничто не властно над Истиной! И даже смерть – лишь шаг к вечной жизни во Славу Его!
Дрогнули от моих слов стены, покачнулась статуя идола и, ломаясь на куски, рухнула на пол, а к ногам моим склонилась императрица:
- Пусть твой Бог помилует меня, ибо Он – Бог единственный и истинный!
В великом гневе император тотчас же вынес смертный приговор нам обоим, на радость разъярённой и бесчинствующей толпе.
Александра милостиво умерла ещё по дороге к месту казни, а я, уже ощущая холод меча, с шелестом устремившегося к моей шее, услышал Его слова:
- Угоден ты мне! Так знай же своё имя во славу Меня, будь защитником всех воинов, несущих свет Истины и защищающих Её!
* * * *
Уже больше двух тысяч лет длиться бой и каждый день крепнет моя Вера! Он дал мне силу прославлять Его, Он дал мне оружие, Он дал мне имя. Оружие мое – кедровая пика в десять градусов длиной. А имя – Георгий!
Ведь даже самая чёрная душа любима и достойна осияния…
* * * *
Если рассказ понравился - его можно оценить лайком и комментарием. А еще лучше - репостом, ведь мы ищем авторов! Разумная критика только приветствуется! Высказать свое мнение о рассказе можно в комментариях ниже или в группе ВК "Фантастический Дзен".
Поддержать проект по публикации сборника можно путем перевода. О том, сколько собрано средств и как идут дела у проекта - узнавайте вот здесь, по ссылке: