1 ОСБ 250 бригады, действовавший слева – тоже успеха не имел. Его положение было таким же. Доложив комбригу обстановку и видимо получив его согласие, командир нашего 3-го батальона отдал приказ в ночь на следующий день перейти к обороне на рубеже В-С, полностью врыться в землю, укрепить свои окопы, Делать ходы сообщения. Проделать ход сообщения от пункта «В» к пункту «А» по ржи. Кстати сказать, что через 2-3 дня наших наступательных боев, никакой ржи уже не стало. Все поле было черным, как пахота, обожженным. На каждом метре территории мелкие, как тарелка, воронки от мин и вся эта сеть сплошных воронок делало бывшее ржаное поле похожим на вспаханное поле. Это лучше маскировало наши окопы сверху ( от авиации и от наблюдения с высот). Батальон ушел в оборону и вел себя соответственно. Я находился при штабе. Здесь же в это время находился комсорг батальона (освобожденный) лейтенант (или старший лейтенант) Яша Федорищев. С ним мы были в хороших отношениях и в свободные минуты вели злободневные политические беседы, обсуждали с великой болью, как это могло случиться, что заклятый враг человечества Гитлер, фашизм, так успешно завоевывает страны и народы, победно шествует по нашей стране. Мы часто в окопе прочитывали газетные статьи и обсуждали их, выражали свое возмущение и гнев. Однажды за таким чтением и обсуждением мы находились в окопе (глубокий ров, обозначавший северную границу сада – см. схему рядом с КП 3\250) обозначено +. Мы, лежа на спинах, рядом читали вместе с Федорищевым одну газету (Правду). И как – то совершенно неожиданно в какое-то мгновение услышали свист и почти в то же мгновение резкий, трескучий взрыв- и мы оба завалены землей. В какое-то мгновение я сбросил со своего лица резким движением головы землю и голова моя, вернее лицо, оказалось на поверхности, я глубоко вздохнул, но в первые секунды ничего понять не мог, голова моя как бы задеревенела. Постепенно я стал соображать. Я понял, что в нас попал снаряд и нас завалило. Я стал кричать, звать на помощь людей. Ведь поблизости был и КП и штаб и санчасть. Я с усилием освободил от земли руки. Повернул голову налево(Федорищев лежал слева)- посмотрел: Федорищев был весь завален землей и никакого движения. Я руками начал разгребать землю и сразу же наткнулся на лицо Федорищева, отряхнул с его лица землю – он тяжело дышал и глухо стонал. Лицо его было иссиня-черным. Прибежали санитары. Раскопали нас, освободили от земли. Лежа под землей, я не думал, что цел и невредим, я пробовал шевелить ногами, пальцами ног – вроде бы ноги целы, работают. Когда санитары убрали с Федорищева землю, сразу же обнаружилось его тяжелейшее ранение- пряжка его ремня с политрукской звездой осколком была вмята в живот, живот был распорот. Он еле шевелил губами и тяжело стонал, тяжело дышал. Санитары сразу же положили его на носилки и направили в тылы батальона, в медсанроту. Меня тоже взяли туда же, но я потихоньку с помощью бойцов передвигался. У меня страшно кружилась голова, из ушей слегка сочилась кровь, я ничего не слышал и весь дрожал, меня колотило. Несколько суток я пролежал в медсанроте (это в 1-1,5 км от передовой). И когда «пришел в себя», стал ходить и хотя и плохо, но слышать – сам ушел из медсанроты на передовую ( в штаб, на КП батальона). Яшу же Федорищева в тот же день на самолете вывезли в армей ский медсанбат, где он и скончался (наверное даже в пути). Яша Федорищев – лейтенант (ли даже старший лейтенант) комсорг батальона. Низкого роста, хорошего телосложения, симпатичный. Общительный товарищ, активный, энергичный, улыбающийся. На привале или на досуге любил побороться с товарищами, знал хитрые приемы борьбы и часто побарывал «противника». Боевой перспективный офицер. Родина его или дом, где-то в Алтайском крае или на Дальнем Востоке (Хабаровский край, Комсомольск на Амуре)
Гибель Яши Федорищева я переживал как тяжелую утрату. Хороший товарищ.
Итак, наш 3 сб 250 отдельной стрелковой бригады продолжал держать оборону. Вел разведку, ночные вылазки. Но для атаки позиций противника сил у нас было явно недостаточно. Так продолжалось еще несколько суток. Несмотря вот на такие, вышеописанные элементарные, слишком прямолинейные тактические замыслы и действия нашего командования, несмотря на большие потери, видимо все-таки наш батальон в составе бригады и 38 Армии свою задачу выполнил. Ведь известно, что в это время немецкое командование планировало примерно из этих мест развивать свое наступление на Север, на Тулу, Рязань и тем самым окружить Москву малым кольцом. Части и соединения 38 Армии не дали противнику осуществить свой замысел, сорвали его. Какая-то заслуга в этом и нашего батальона и бригады. Хотя цена этих заслуг слишком велика, слишком большие потери. Где-то в конце июня- начале июля обескровленные части нашей бригады вывели с передовой для пополнения личным составом. По ночам мы совершали марш вдоль линии фронта, недалеко от передовой, проходили мимо опустевших, разрушенных деревень, где на месте разрушенных домов стояли печные трубы и где еще дымились, тлели головешки от сожженных зданий и строений. В некоторых деревнях, примыкающих вплотную к передовой, занимали оборону наши воины и тогда, невесть откуда, выскакивали командиры и крыли нас на чем свет стоит за то, что мы воткнулись всей колонной в боевые порядки обороняющихся, демаскировали их, и себя подставили под прямой удар всех огневых точек противника. И тогда наш батальон немедленно поворачивал в нужном направлении и скрывался где-нибудь в овраге, поросшим лесом и там приводили себя в порядок весь день до следующей ночи, до последующего марша. К большому сожалению, за давностью лет большинство населенных пунктов названий забыто. Но некоторые помню.
Для пополнения батальона личным составом, обмундированием, оружием, наш батальон остановился в большом овраге, поросшем лесом – это южнее села Верхняя Колыбелка- примерно в 5 – 6 км. В окрестностях этого села располагался бригадный медсанбат и где-то недалеко штаб бригады.
Здесь мы после тяжелых боев отдыхали, пополнялись, по ротам подводили итоги боев, отмечали отличившихся, склоняли головы перед памятью погибших товарищей. Здесь же проводили занятия с бойцами по отработке различных боевых приемов в различных условиях дня и ночи, местности и маскировки. Здесь же провели большое партийное собрание с присутствием всех офицеров, где комбат Романович дал обстоятельный анализ прошедших боев, отметил ошибки, упущения. Замполит батальона Сковородко остановился на проведенных партийно-политических работах в ходе боев, отметил отличившихся в боях воинов, зачитал записки погибших в боях воинов, в частности лейтенанта Еринязова(«Прошу считать меня коммунистом»). От передовой мы находились примерно в 5-ти км, в полной боеготовности. Все роты окопались( в поле, наверху оврага). Вражеские самолеты все время кружили над нами, особенно противная «рама». Иногда сбрасывали бомбы, но жертв от них мы не имели. Вообще авиация противника ( и разведочная) всегда действовала активно в прифронтовой ( перед передним краем) полосе.
В указанном овраге мы находились, примерно, неделю – две. Получив пополнение (главным образом из госпиталей) мы выступили маршем опять ночью на другой участок передовой. После ночного перехода мы остановились для отдыха, приема пищи и маскировки в дневное время – остановились в роще примерно в 1,5 – 2 км от села Дубровки, где-то сравнительно недалеко от станции Требуны-2, где в это время шли ожесточенные бои, были слышны разрывы бомб и снарядов, глухая стрекотня пулеметов, шум моторов. Весь наш батальон удачно укрылся, замаскировался в роще и ожидал обеда. Над нами стройно и плавно пролетели наши советские самолеты – бомбардировщики в сторону противника. С какой-то внутренней радостью мы провожали своими взглядами своих белокрылых боевых друзей, отправившихся бомбить фашистских извергов. Но наша радость была кратковременной. Она быстро сменилась похоронной печалью. Не прошло 10 минут, как над полем, прямо рядом с нашей рощей, над нами разразился скоротечный, молниеносный воздушный бой. Те же наши бомбардировщики ( их было 6 или 9) после сбрасывания бомб на позиции противника в районе станции Тербуны-2 были атакованы фашистскими мессершмидтами. Их было не меньше.. Они с поразительной скоростью, неожиданно из-за рощ выскакивали, искусно маневрировали на громадной скорости, занимали удобную позицию и градом пулеметного огня поливали наши бомбардировщики. Вот загорелся один, затем второй наш бомбардировщик, летчики выпрыгивали с парашютами и только раскрывался парашют, как фашистские стервятники облетали вокруг него и очередями расстреливали. Летчик с простреленным парашютом, видимо и сам прошитый пулеметными очередями, камнем падал на землю. Откуда-то из-за рощи появились 2-3 наших истребителя, но и их жестко атаковали мессершмидты и они так же быстро, как и появились, скрылись. Загорелся еще один наш бомбардировщик. Та же судьба и этих летчиков. Но дин из загоревшихся наших бомбардировщиков удачно ушел за деревню и где-то там, за горизонтом, скрылся. Бой такой внезапный и ошеломляющий длился всего какую-то минуту. Наши воины выбегали из рощи и хотели бежать к месту падения самолетов и летчиков, но волевыми командами командиров были остановлены ( чтобы не демаскировать расположение батальона).К этим местам была направлена наша санитарная машина с врачом и санитарами. Но ни одного живого летчика не было обнаружено. Все, кому удалось выбраться с парашютам, погибли. На поле валялись обгорелые обломки наших самолетов. На следующую ночь мы вновь выступили маршем для занятия огневых позиций на передовой. Мы чувствовали, что до этих позиций осталось не более ночного перехода.