Для рок-поэзии, как и для лирики в целом, важен контекст, поддерживающий естественную полисемию слова, когда поэтический текст в результате оказывается носителем таких семантических значений, которые не содержатся непосредственно ни в одном из элементов структуры, однако подсказываются ею, воспринимаются как целое.
Образ Петербурга является, с одной стороны, стереотипным: он легко раскрывается по средствам примет локуса; а с другой стороны, можно сказать, что автор создает свой собственный миф за счет тех или иных архетипов, которые смешиваются, трансформируются, но, несмотря на это, их ценностно-смысловое ядро остается неизменным.
Петербург для А. Васильева является родным городом, его творчество содержит традиционное восприятие Санкт-Петербурга, которое характерно для русской классической литературы.
Так, одним из устойчивых компонентов мифа о городе является то, что Петербург – это город «мертвых». Представление о Петербурге как о мертвом пространстве связано с его историей и выражено метафорой «город на костях».
В тексте «Невский проспект» семантика смерти передается посредством образа горящего города, связанного с потусторонним пространством:
Зима укрыла зажженный город,
И мы уходим подземным ходом,
«Мертвое» пространство маркировано цветовой характеристикой и качеством времени (безвременьем – категория времени характерна для мира живых, тогда как мир мертвых сопряжен с вечностью):
Туда, где снег и белей и чище,
Туда, где время нас не отыщет.
Семантика смерти поддержана соответствующими лексемами:
Мы будем петь и смеяться как дети,
Мы похоронены на Невском проспекте.
Примечательно, что петербургский текст в творчестве А. Васильева диалогичен и открыт опыту русской классической литературы: так, в тексте «Всадник» мы можем отметить отсылку к «Медному Всаднику» А.С. Пушкина.
Причем если для А.С. Пушкина Петербург – это город государственной славы, а Петр I не только гениальный цивилизатор, но и монарх-самодержец, подчинивший себе стихию и обрекший тысячи людей на страдания, то А. Васильев изображает фигуру Петра, во-первых, как нечто такое, что объединяет людей, они становятся единым целым, во-вторых, она служит символом-проводником в другую эпоху, за счет чего автор стирает границу между современностью и историей:
Рвется к победе
Всадник из меди,
Резко встал на дыбы.
Мы остаемся и не сдаемся мы.
В представленном тексте существует еще один символ, который играет роль защитника города – это ангел на шпиле Петропавловского собора:
В штормы и штили ангел на шпиле
Сверху на нас глядит,
Так, перед нами предстает соединение двух образов веры и мощи страны. В данном тексте также представлен мотив воскрешения:
В марте и в мае город в тумане
Сказочен и красив.
Город восстанет вместе с мостами,
Реки войдут в залив.
Лексема «восстанет» несет в себе двоякую семантику, с одной стороны город восстает из мертвых, что можно подкрепить следующей строчкой:
Город проснется, сердце забьется,
Видно без всяких линз
Сколько счастливых лиц.
А с другой – восстает против внешней агрессии:
Через все войны Невские волны
Бьются башкой в гранит.
Таким образом, исторические события в произведениях А. Васильева передаются как буквально, так и имплицитно. Например, в тексте «Блокада» само название задает тему произведения. Далее эта тема развивается за счет лексических единиц с негативной коннотацией, поддерживающих мотив смерти:
Бывает так, что здесь тепло,
Но это только иногда.
Сегодня выпадут снега,
Сегодня станет льдом вода.
Метроном стучать замерз,
Загнулся почтальон под грузом страшных телеграмм.
Так, посредствам этих лексем воссоздается образ блокадного Ленинграда. Мотив голода возникает в последней строке текста:
Сто двадцать пять блокадных грамм с огнем и кровью пополам
125 граммов хлеба в сутки для иждивенцев были введены 20 ноября 1941-го года, эта цифра остается одним из символов блокады. Сакральное значение можно отметить во фразе:
Окно заклеено крест- накрест
С одной стороны, стоит сказать, что окна заклеивали для того, чтобы не выбивало стекла от взрыва. С другой стороны, это образ православия. Символ креста встречается и в другом тексте А. Васильева – «Оркестр», который также посвящен блокаде:
И город пальцы сжал перстом,
Перекрестил себя крестом,
Чтоб на себе не дать поставить крест.
Мой город сохранил лицо,
Прорвав блокадное кольцо.
И вновь зовет к себе оркестр.
В данном фрагменте стоит отметить, что сжать можно руку в кулак, а тремя перстами люди крестятся. Таким образом, автор создает сложную метафору, где возникает образ города, который соединив в себе свою собственную силу и силу веры в Бога, пытается противостоять врагу. Языковая игра фразеологизмами в контексте произведения обозначает город, не давший врагу повергнуть себя, не умерший от рук противника. Представленное в тексте историческое событие выражено неявно, однако оно узнаваемо за счет лексем:
Над домом развевался флаг
И в небе появился враг,
И ну – давай кружить над городом.
Враги несли ему урон, и, окружив со всех сторон,
морили город голодом,
Возникает мотив голода.
Среди совсем чужих земель
С меня в момент слетает хмель.
Слетает хмель на цифре 37.
Ленинградская битва продолжалась 37 месяцев, с 10 июня 1941 года по 9 августа 1944; вместившая героическую 900-дневную оборону Ленинграда, она имела огромное политическое и военное значение и сыграла важнейшую роль в победе нашего народа над фашизмом. Автор указывает на то, что память об этом страшном событии остается с народом.
Петербург в сознании автора предстает как пространство, в котором неразрывно существует прошлое и настоящее. Санкт-Петербург – город живых и мертвых, пространство потустороннего мира, неразрывно связанное с реальностью живых, но эта связь не несет в себе отрицательной коннотации:
Теперь я знаю, что сказать –
Вы остаетесь зимовать,
Мы остаемся насовсем.
Оркестр играет сразу всем.
Подводя итог, стоит отметить, что знаки Петербургского текста и петербургский миф у А. Васильева переосмысливаются и обогащаются новыми смыслами, очевидна включенность произведений в Петербургский текст русской литературы, вследствие чего мы можем судить о том, что корни русской рок-поэзии следует искать в национальной литературной традиции. Санкт-Петербург – это пространство встречи, пространство диалога эпох. Это место, где чтут традиции и историю, где сама история является неотъемлемой частью современного мира. Данный вывод полностью соответствует концепции последних двух альбомов А. Васильева, где автор пишет о гармонии. Для позднего творчества автора характерно размывание границ между внутренним и внешним миром, между пространством живых и мертвых, исторические эпохи как таковые существуют в неразрывном единстве.
У Александра Васильева существует еще множество текстов о Санкт-Петербурге, какие из них вы вспомните? Пишите в комментариях.
Спасибо, что дочитали до конца, любители рока. Обняла.
