На пороге мёртвого мира листвы, утонувшего в снегу, застыла бледнолицая фигура, одетая в густую шубу то ли медведя, то ли волка. Седую голову укрывает капюшон, он защитит от леденящего лицо и душу ветра. Прокинутый через плечо ремень, держит на поясе заострённый кусок стали, который среди войнов зовётся «мечем». Такая тяжесть нависла, так сразу и не поймёшь, что давит сильнее – меч, рюкзак или тяжкая судьба. Судьба, которая обошла стороной и без того сбитую с толку душу. Зато понятно, от чего так на душе холодно. Огонь жизни давно погас, и на его месте образовался пепел, под которым затерялась одинокая искорка. Имя ей – надежда. Она гуляет по пустоте, остывшей после бурного пожара, встречая отголоски былой жизни – воспоминания, доносящиеся остатками порывистых ветров, что остудили былой пыл.
Всему когда то приходит конец, но только не странствиям. Мы кружимся в ритме жизни всё то время, пока она горит в нас. И не трудно было бы понять, что когда гаснет огонь – гаснет и жизнь. Как забавно: то, что нас так ранит, даёт нам надежду в виде искорки, оставляет уголёк под именем «шанс».
После недолгих раздумий, время пришло ступить в заснеженый лес. Бледноголовый шёл по пути какой-то повозки, которая оставляла след на снегу. Можно было заметить развалистую походку лошади, и время от времени, малых кучковатых человеческих следов. Видно, что повозка то и дело постоянно останавливалась по пути, а значит, что лошадь устала. Они где-то не неподалёку остановились. Далее по пути следы от прогнивших деревянных колёс стали влиять из стороны в сторону, лошадь стала бежать ровнее, чем пеший ход. А человеческие следы пропали вовсе. И без разбора понятно, что причиной погони явно стало нападение, а иначе к чему такая спешка уставшей кабыле? Да и в паре десятков шагов над кромками деревьев виднелись размашистые крылья надзирателей мертвичины. Вороны скопились над кем-то еще живым в ожидании, что какая-то из сторон станет жертвой счастливого для птиц случая.
Меченосец пригубил свой ход. Им двигал не столько шанс спасти человека по теплоте душевной, чем простая выгодна или даже просто интерес. Бежать не пришлось, в поле видимости попала несчастная фигура старика, кружившегося вокруг своей лошади, как листва среди осени кружится с ветром в ненастном танце. В качестве ветра, подгонявшего листву, выступали волки. Трое озлобленных, голодающих пасти, нацеленные не отступать даже при виде новой переменной под шубой животного. Одним мясом больше, а значит лучше, но пасти всего три. Голод, знаете ли, не завидная участь, приводящая к непредсказуемым поступкам. Вот и решение узники несчастья приняли непредсказуемое. Три волка кинулись на фигуру с мечем, мчась к добыче с такой мощью, что заснеженая тропа устремлялась ввысь, стремясь навсегда покинуть мёртвую землю. Они выстроились в колонну, где впереди бежал, отвлекающий добычу, охотник. Его лапы чуть оторвались от белой простыни земли и устремились навстречу путнику. Всё смотрелось слишком просто и пресно ровно до тех пор, пока меч не покинул ножны. Словно солнце вдруг пробилось сквозь толстые тучи и озарило всё, до чего могло коснуться, засверкало остреё. Серебристые грани помчались ввысь, делая глубокий замах и обрушились. Тот, кто должен был стать победителем, в итоге стал жертвой. Всё казалось слишком обычно, пока пешка не сделала ход и стала ферзём, поменяла ход опасной игры. Третья переменная, та, что плелась позади всех, тут же отпала. При виде отрубленных лап своего собрата по выживанию концовка партии стала ясна, и пока не поздно, стоило бы задуматься о том, чтобы покинуть поле битвы. Последний волк сбежал прихватив с собой окровавленные лапы. Долго он один не протянет. Второй же волк – вожак – решивший железно стоять до конца, не важно будь то победа или поражение, свой темп решил не збавлять. Он взял разбег еще пуще, схватил зубами большую опавшую с дерева ветвь и помчал ее не в лицо, а в ноги. Хитрый ход и, возможно, даже единственный. Ход оказался верным. Ферзь пал, глотка короля устремилась к бледной, холодной шее. Единственное оружие несчастного волка было остановлено голыми руками бледнолицого незнакомца, на чьё лицо по малому капала своя же кровь. Последнее издыхание, последние усилия, момент истины. В чьих руках останется награда? Кто выйдет победителем?
Над головой старца засверкало серебряное солнце. Его руки охватили крепко гарду и вновь сделали каронный замах. Боже, храни короля…
Вольчья туша с тихим грохотом опустилась на белую гладь. Седобородый, жалобно пыхтя, поднялся с земли. Старик своею дряхлой рукой протягивал стальной меч, опустив его жалом вниз. Оружие весит не мало, а старец держал его своей ручкой так, будто ничего легче в своей жизни не держал. Былой воин, сразу стало понятно, да и по трупу животного было видно, с какой точностью был нанесён удар. Явно дело рук знающего. Когда же меч вернулся в ножны, старик хриплым голосом заговорил.
- спасибо – его лицо не создало никакой гримассы, будто ему не известно, что такое эмоции. Да и сам старик был не многословен, как и седовласый путник. Он успокаивал свою кабылу, поднимая повидавшие жизнь руки вверх к её морде, тихо и спокойно шепча ей – «тише, тише, всё кончилось». Но та не слушалась горбатого старца, лик смерти всегда страшен, не важно поразил ли он тебя, или обошёл стороной, забыть его уже невозможно. Странник был намного выше старика, он медленно подходил к лошади, делая маленькие шажки, он словно парил, настолько лёгкие были его шажки. И никакие брыкания животного его не смущали, он тянул руки всё ближе и ближе к чёрной мордочке. И что-то произошло между ними, будто некое понимание проскочило мино них, в их глазах засверкала досада, без единого слова. Простым катанием наступил внутренний покой. Старик не подал виду, что что-то странное произошло.
- Куда путь держишь? – спросил старик.
- К югу, там поселение, а за ним горы, пройду через перевал.
- Так тебе к горам значит, садись в повозку, через ущелье будет быстрее.
И снова короткая тишина. Путник явно остался не доволен предложением. Он уставился на старика презрительным взглядом, брови нахмурились, нос смощился, в глазах за грала буря.
- Мне нужно через перевал.
- А я говорю, через ущелье быстрее будет – повторял старик, всё еще не меняя выражение лица. Он уже начал взбираться на лошадь, схватил вожжи, как вдруг бледная рука обрушилась на плече конюха.
- Я… туда… не пойду – угрожающе проговорил путник, брови нахмурились еще больше, нос запыхтел, от него разило злостью. Немного подумав, старик нашёл ответ, но он был всё так же спокоен, будто ничего и не замечал.
- Может меч у тебя и большой, а яйца у тебя такие же большие, чтобы поднять на меня руку?
И снова тишина. Злобная гримасса с лица странника в миг исчезла, её заменило изумление. Как маленький мальчишка, наслушавшись ругательства отца, он послушно залез в повозку, набитую сеном. Вожжи дернулись, поехали.
- Как хоть зовут моего спасителя? – спросил старик. Мужик помолчал с минуту и ответил.
- Омар.
- Что ж, Омар, попутчик ты не многослойный, ну да ладно. Вечером будем в поселении.