В октябре 1941 года всё выглядело так, что Красная Армия осталась без танков Т-34. Соответствующий сегмент оборонной промышленности был уже не на краю пропасти, а рухнул в неё.
По прошествии десятков лет эвакуация выглядит в точности реализованным мудрым планом. Но на самом деле это было не совсем так.
Первоначально принятыми решениями эвакуация востока Украины не предусматривалась. Считалось, что немца удастся удержать на Днепре. В это верили даже в августе. Но 11 сентября немцы форсировали Днепр у Кременчуга. Было ясно, что Киев практически наверняка не устоит. Только теперь было принято решение об эвакуации предприятий Харькова и Мариуполя.
За Днепром перед немцами простираются степи, в результате битвы за Киев советский фронт рухнул. Но почему-то в Москве убеждены, что враг доберется до Харькова только через несколько месяцев.
Поэтому руководство страны уверено, что удастся осуществить эвакуацию так, чтобы не прерывать выпуска Т-34. Практически полностью его производство сосредоточено на харьковском Паровозостроительном заводе № 183. Танковая броня выпускается на Мариупольском металлургическом комбинате. Директора обоих предприятий получают приказ разделить производственные мощности на две полноценные половины.
Пока первая половина грузится, следует на Урал, монтируется на месте, вторая должна продолжать работать. Погрузку в Мариуполе велено закончить за месяц, харьковчанам дано два месяца. Вторая часть оборудования и людей должна начать погрузку только тогда, когда уехавшие первыми начнут давать продукцию на Урале.
Уже через неделю после принятия этого прекрасного и детально проработанного плана немцы оказались в 90 км от Харькова. В начале октября немцы обходили город с севера и юга. Железнодорожное сообщение с Москвой было уже перерезано, когда поступило распоряжение вывозить всё и немедленно, загрузив тысячи вагонов оборудования за десять дней. Производство на новом месте предписано было начать уже через две недели после плановой даты завершения погрузки, то есть 1 ноября. В течение ноября необходимо было выпустить 155 танков (примерно 75% объема выпуска в сентябре на "домашней площадке" в Харькове).
Такая спешка неизбежно порождала нелепые решения. Погрузить всё за отведенное время было попросту физически невозможно. Вдобавок города стремительно охватывала паника и неразбериха.
В Мариуполе, конечно, совершили чудо. Там сообразили ранжировать оборудование по степени уникальности, в первую очередь загружая «самое-самое». Поэтому удалось вывезти толстолистовой прокатный стан, детали которого заняли несколько сотен железнодорожных эшелонов. На восток отправили даже солидные запасы готовых броневых листов. Но металлургическое предприятие полностью перевезти в принципе невозможно. Домны, мартены - циклопические сооружения. Их можно только взорвать.
И в общей сложности примерно треть запланированных к вывозу из Мариуполя и Харькова грузов то ли осталась там, то ли была утеряна в дороге. А надо же понимать, что завод – это единый механизм. Поэтому две трети оборудования – это отнюдь не завод, способный выдавать две трети мощности. Это гораздо меньше.
Как ни парадоксально, еще хуже оказалось с вывозом людей. В исторической литературе можно встретить напыщенные фразы о том, что многие рабочие отказывались уезжать из родного города, вместо этого вступая в народное ополчение. Э-э-э, извините, кто их туда записывал? Ведь подобные отряды формировались органами власти. Там не могли не знать, что работники стратегически значимых предприятий объявлены мобилизованными. И этим мобилизованным Москвой отдан приказ садиться в эвакуационные эшелоны.
Возможно, местные власти занимались партизанщиной, игнорируя приказы Москвы: "Да пошли они со своей эвакуацией, город надо защищать". Или упомянутые граждане ни в какое ополчение не записывались, а просто решили остаться дома. В любом случае, уклонение от эвакуации и в Мариуполе, и в Харькове приняло повальный характер. В Нижний Тагил приехало лишь 20% рабочих и примерно половина инженерно-технических работников.
Между тем, в Нижнем Тагиле, куда прибыли эти предприятия, специалистов нужного профиля и квалификации было явно недостаточно. Общеизвестный стереотип "С петровских времен Урал является центром оборонной промышленности" не совсем соответствует действительности. В XVIII веке - да, всё так и было. Но в XIX веке уральская промышленность пришла в упадок. Современные системы вооружений, специфические сорта металла производились на западе России. И в течение первых социалистических пятилеток в этом смысле положение поменялось мало.
Предприятия, где выпало расположиться мариупольским металлургам и харьковским танкостроителям, были очень молоды. "Уралвагонзавод" был запущен всего за пять лет до этого. Ново-Тагильский металлургический был еще моложе. Первый чугун он выдал ровно за год до войны. К её началу начал выплавлять сталь.
По признанию секретаря Свердловского обкома по черной металлургии Аверкия Аристова, мартеновский цех «ещё не пережил все «детские болезни» освоения», «ему в пору б набираться самого элементарного опыта на рядовом металле». А броня – это металл никак не «рядовой». Это сложнейший в производстве сорт стали, многие нюансы производства которого даже невозможно задокументировать. Их рабочий постигает на собственном многолетнем опыте, усваивает от наставников.
В данном случае не было ни наставников, ни возможности потратить несколько лет. У мариупольского стана от разборки-сборки полезли разные болячки, сказывалась и неопытность работавших на нём – так что он беспрерывно ломался.
6 ноября наркомат танковой промышленности прислал в Нижний Тагил весьма жёсткие распоряжения касательно решения кадровой проблемы. На заводе № 183 предписывалось сократить число вспомогательных рабочих на 30-40%, инженерно-технических работников – на 40%, аппарата заводоуправления и цехов – на 50%. Всех сокращённых переквалифицировать для работы на танковом производстве. Не желающих переквалифицироваться сотрудников предписывалось «увольнять с завода, отбирать продовольственные карточки и выселять из квартиры».
А вот уволиться по собственному желанию было запрещено. За прогулы и тем более попытки уехать из города отдавали под суд. Работали по 12 часов без выходных. Начальники цехов и мастера подчас видели, что люди уже не в состоянии продолжать "трудовой марафон", пытались дать кому-то передохнуть. Но подобный либерализм тоже карался жестко. 1 сентября 1941 года на Новотагильском заводе «за самовольное представление выходного дня в ремонтно-механическом цехе» заместитель главного механика завода Чебанов был снят с работы, а начальнику этого цеха Занину был объявлен строгий выговор с предупреждением.
Но даже при столь интенсивной занятости приехавших сотрудников не хватало. На работу в цехах отмобилизовали несовершеннолетних. В 1942 году их на заводе № 183 работало уже четыре с половиной тысячи.
Несложно подсчитать, к слову: в Нижнем Тагиле, население которого к 1941 году составляло 160 тысяч человек, даже близко не было такого количества подростков. Их отмобилизовывали по всей области, включая эвакуированных детдомовцев.
8 декабря, с опозданием почти в сорок дней, в Нижнем Тагиле были выпущен первый танк. До конца успели сделать всего 25 машин. Но это была до некоторой степени показуха: отвёрточная сборка из деталей, привезённых из Харькова. Выпуск этих деталей здесь еще только предстояло освоить. С этим случился серьёзный «затык». Когда осенью торопились смонтировать и запустить оборудование, не позаботились продумать его расположение в цехах. И теперь оно не могло работать до конца эффективно.
В феврале на Уральский танковый завод был экстренно переведён 36-летний директор Челябинского Кировского завода Зальцман, полгода назад в ураганном темпе запустивший производство танков КВ в Челябинске. На новом месте он тоже показал себя с блеском. Уже к концу марта суточные цифры выпуска превысили довоенные «харьковские» показатели. В мае месячный выпуск на заводе достиг 500 машин.
Когда уже казалось, что дела пошли на лад, разразилась новая беда. К ноябрю 1941 года Ново-Тагильский завод вначале переделал свои мартены под выплавку броневой стали, а затем вернул их в исходное состояние, переняв созданную на Магнитогорском комбинате методику выплавки брони на обычных мартенах. Шла отработка технологии. Никак не давалась термическая обработка бронелистов.
Чтобы не срывалось выполнение плана, наркомат черной металлургии уговорил наркомат танковой промышленности согласиться на более мягкие технические требования приемки готовой продукции. Завод № 183 возмущался. Ново-Тагильский завод не мог вписаться даже в легкие требования. Шли бесконечные совещания и обмен письмами.
Но до марта танки удавалось изготавливать из запасов брони, выпущенной еще в Мариуполе и вывезенных на Урал. Как только они закончились, и завод перешел на броню уральского изготовления, посыпались рекламации с фронта. Поступавшие в части танки имели трещины в корпусе, некоторые из них длиной больше метра.
К делу подключилась прокуратура СССР. Зальцмана она обвинила в нецелевом использовании выделявшихся Челябинскому Кировскому заводу продуктов питания. Но, что касается качества брони, обвинила металлургов в «систематическом и грубом нарушении технологической дисциплины». Директор НТМЗ Рязанов был снят с должности и отправлен в Узбекистан.
Другим бичом танкостроителей был дефицит самых разных деталей и материалов. В том же положении находились все остальные предприятия. Например, на автомобильный завод ЗИС прекратили поставлять фары. Поэтому на фронт начали поставлять вначале грузовики с одной фарой, а потом и вовсе без них.
Танки тоже приходилось выпускать без фар. Вдобавок за горло держал недостаток резины. Поэтому начали применять цельнометаллические катки. При соприкосновении с траками гусениц раздавался ужасающий лязг. Ну, да что делать. А когда завод столкнулся с отсутствием масляных радиаторов, их исключили из конструкции, взамен увеличив ёмкость маслобака. В общей же сложности за войну упростили производство 770 деталей танка и совсем убрали 5847 «лишних» деталей и блоков.
Во-многом технология производства стала вообще другой. Танки не зря называли «сухопутными линкорами», до войны отношение к их производству было аналогичным. Вначале на своеобразном стапеле склёпывали или сваривали корпус, затем к нему подходили специалисты-сборщики и устанавливали различное оборудование. Хотя автомобили и самолёты уже вовсю выпускали на конвейерах, подобный подход к производству массивных танков казался немыслимым.
Перемены начались с того, что на Уралвагонзавод был эвакуирован из Киева институт электросварки под руководством академика Патона. Учёные продемонстрировали заводчанам возможности машинной сварки под слоем специального вещества - флюса. Скорость выше, чем у ручной, шов крепче.
Однако перемещать сварочную установку от одного бронекорпуса к другому достаточно сложно. Вспомнили, что в цехах вагоностроительного производства в избытке проложены железнодорожные пути. УВЗ изначально проектировался с прицелом именно на конвейерное производство товарных вагонов. А на задворках предприятия с довоенных времён осталось множество вагонных тележек.
Над путями проложили стальные балки, к ним подвесили сварочные аппараты. Многотонные бронекорпуса, установив на вагонные тележки, стали продвигать по цеху. В одном месте делаются продольные сварные швы, на другом поперечные, затем корпус ставят на бок, через несколько позиций – переворачивают и занимаются днищем, дальше монтаж двигателя, пушки, всего остального…
Трудоёмкость изготовления одной машины в человеко-часах снизилась по сравнению с довоенной в три с половиной раза.
В общей сложности за годы войны в Нижнем Тагиле выпустили 25 266 танков Т-34 – половину всего их количества, участвовавшего в боевых действиях. Для сравнения: все танковые заводы Германии, находившиеся в сравнении с советскими коллегами практически в оранжерейных условиях, выпустили танков всех типов на несколько тысяч меньше, чем "тридцатьчетверок" сделали на одном только заводе № 183.
Одновременно был сформирован тандем металлургического и машиностроительного предприятий, который за послевоенную эпоху выпустил почти сотню тысяч танков. А сегодня Нижний Тагил – фактически российский монополист в этой сфере.