А вот дневниковая запись за 1 января победоносного 1945 года:
«Грянул Гимн Советского Союза!» ( Вся компания в сборе, столики в нашей землянке накрыты). Встаю. Перед всей компанией произношу краткую новогоднюю речь и первый тост провозглашаю за наш народ, за наших боевых подруг, за нашего Сталина! Да здравствует новый 1945 год. Летят в воздух стопки. Так начался новый 1945 год – Ленинград – Токсово – Кавголово. Пили, танцевали, плясали, рассказывали. И так прокрутились до 6.00 утра. В 6.00 легли спать. Проснулись в 12.00 дня. Прямо в постель принесли 3 письма поздравительных. Одно от Аси в хорошем конвертике. Прочитал. Собрался. Опять принялись за «дело». До вечера хорошо опъянели. Пошли в клуб, До часу ночи танцевали, не зная усталости. Так встретил новый 1945 год».Это лишь некоторые выписки из дневника. Подобных дней было не мало. Но ни в коем случае нельзя сказать, что так протекала наша жизнь в Кавгалово.
Боевая жизнь шла своим чередом. Ежедневно 8 часов занятий на местности, в землянках, на стрельбищах, на штурмовой полосе. Тактика, штыковой бой, специальная подготовка, в общем вся армейская жизнь с ее муштрой, казарменным (земляночным) режимом. Тебя муштровали и ты муштровал. Но по сравнению с фронтовой окопной жизнью, эта жизнь для нас, недавних окопников, была раем. Мы вырвались как бы на оперативный простор свободы. Хотя в моих дневниковых записях часто звучат нотки какого-то недовольства, уныния, апатии что ли. Я часто не довольствовался спокойствием и малой инициативой командира Максимова, хотя знал, что человек он был хороший, гуманный, видимо, завидовал я, что ему везло чрезмерно в службе. Не довольствовался я беспорядками в окружении Максимова, порой не справедливостью. Но в общем, можно сказать, что в последний год войны мне повезло:-
Повезло даже и в том, что перед 1 мая 1944 года командование отдела Ленфронта (начальник химического отдела генерал Власов) предоставили мне краткосрочный отпуск с поездкой на Родину. И это в военное – то время, в разгар войны!? Моей радости не было предела. После 5 лет моей суровой армейской службы, я еду домой к родителям на свидание. Краткие приготовления. Отец моего курсанта Гусман Исаак Иммануилович помог достать подарки для моих родителей. Кое что купили и в конце апреля 1944 года Ася провожала меня на Московском вокзале Ленинграда – в отпуск, домой в Куйбышев. Новая радость, новые впечатления. Дорога, впервые после 5 лет, нормальная дорога, в купе пассажирского поезда, не в скотском вагоне-теплушке, в которых так много поездил за эти 5 лет армейской фронтовой жизни. Ликовал. С радостью смотрел в окно из вагона моего поезда, на пробегавшие деревушки с церквами, на леса и поля, на реки и озера. Проехали Рузаевку. Начинались родные места. Здесь поля уже полностью освобождены от снега, всюду виднелись ползавшие по полям трактора с сеялками – здесь во всю шла весенняя посевная кампания. То там, то здесь по полям и лугам бродили стада коров, овец. – Все это задевало за живое, напоминало настоящую мирную спокойную довоенную жизнь. Ну, а когда проехал родной Куйбышев, затем Кинель и поезд вышел на финишную прямую к моей Родине, к милому моему сердцу станции Богатое – сердце мое затрепетало. Товарищи по купе, а это все офицеры – фронтовики, разделяли мое волнение, мой трепет. Перед подходом к станции Богатое все они вместе со мной вышли в тамбур вагона, чтобы помочь мне выйти и чтобы понаблюдать, как же будет происходить эта встреча, о которой они достаточно наслышались от меня за двое суток совместного следования в поезде. Уже у входного семафора я открыл дверь тамбура и стал вглядываться в приближающийся перрон вокзала. Мы быстро сближались. Вот все отчетливее видны лица людей на перроне. Поезд с шипением и быстро остановился. Вместе с коллегами я выскочил на перрон и тут же оказался в объятиях моей сестры Фаи и в это же мгновение я увидел недалеко от меня падающую в обморок с распростертыми руками мою милую Маму. Ее тут же кто-то мгновенно подхватил, поддержал, не дал упасть на асфальтированный перрон. Я подбежал, обнял ее, но она была в обморочном состоянии . Мои коллеги быстро вынесли из вагона бутылку с водой, кто-то схватил маму, начали поить, поливать ей на виски. А поезд медленно трогался со станции. Мои друзья по купе махали мне руками и кричали, чтобы я берег свою мать. На перроне около нас собралась группа людей, все старались принять участие в откачивании моей мамы. Тут были и знакомые лица, все подходили ко мне, обнимали, целовали, щупали, оглядывали я ли это и цел ли я.
Приведя в сознание маму, мы пошли в дом сестры Фаи (она имела тогда дом на станции Богатое). Отметив у Фаи нашу встречу, мы всей компанией пошли на родной поселок, в дом родителей. День был ясный, солнечный, теплый. Мы шли по дорогам моего детства. Не было конца моим вопросам и расспросам.- А где же лес, который покрывал этот большой овраг, что около могилы-памятника борцам революции? - Вернулся ли кто с войны? – Что пишут с фронта, кто погиб? – Живы ли старики? И много, много других вопросов.
За оживленными разговорами незаметно прошли 4 км от станции до поселка.
Вот и открылся поселок с горы, что за топким оврагом, показался старый дуб, что у Сидорова дома, с которым так много связано в детстве. А вот и родной, милый дом. Я с трепетом прохожу по единственной улице поселка, многие односельчане выходят на встречу, обнимают, целуют. Я узнаю всех и все меня узнают. Охают, ахают, причитают. У того - погиб на войне, у того – пропал без вести, третий – инвалид, без ноги, руки. Я поднимаюсь на знакомое крыльцо нашей старой избы, обнимаю и целую родного отца и брата Андрея. Я впервые после 5 лет вхожу в родной дом. Все здесь не совсем так, как было. Дом разделен между родителями и братом Андреем на 2 части. 2 квартиры, 2 входа. И двор с надворными постройками разделен на 2 части. Разделились, не поладили. Об этом они писали мне еще на Дальний Восток. Собрались все родные: брат Андрей с женой Дуней, старшая сестра Акулина с мужем Ваней, сестра Маня с детьми ( муж Вася воевал на фронте), сестра Фая с детьми ( муж Захар пропал без вести), сестра Паша с сыном Володей( муж Федя воевал на фронте).
Пришли близкие.
Всей компанией. Обошли по моей просьбе все огороды, осмотрели сад, все подворье. Затем сели за стол. 2 стола. Много собралось родных. Шутка сказать, одной водки раздобыли флягу. Ездили за водкой в Кротовку за 30 км. Сестра Акулина с Афанасием, который тогда квартировал у брата Андрея после ранения и госпиталя, так как ехать ему было некуда, родная его Белоруссия была оккупирована. Так же, как и 5 лет назад, когда меня провожали, в этом же доме, за этим же столом. Теперь встречают, но многих и нет. Нет Васи, нет Зани, нет Феди, нет других. Они сейчас воюют. Так я прогулял с родителями и близкими более недели, посетил все знакомые и близкие места, обошел весь лес, все отроги, реку Самарку, озеро Духовое. Посетил Старое место, неоднократно был на Духовском поселке, в Богатом у дяди Васи Смолякова, на станции и т.д.
Но ведь война не окончилась. И поэтому провожали меня, как на фронт. Хотя я и заверял всех, что моя служба теперь далеко от передовой, что я вернусь домой – все же это были только слова успокоения родителей. В душе у меня, конечно, никакой уверенности не было. Ведь нас в любое время могли послать на передовую или всю часть или каждого в отдельности.
Так же со слезами, с плачем проводили меня как и 5 лет назад до станции Богатое, посадили в поезд и я вновь покинул родные места.