- Машенька…Вы изменились… Стали как-то строже… Точёнее…Не старше, выдержаннее, что ли… Как хорошее вино…
У Машки, тупо забивающей уже тридцатую, наверное, за сегодняшний день, посылку тугими и плоскими, как камбала, пакетами с питательной основой, жутко болела шея и спина. Пакеты были твердыми и не лезли в короба, поэтому каждый надо было бросить на пол и аккуратно размять босыми пятками, так, чтобы гидрофильный порошок снова превратился в мягкую пыль. Иначе клиенты выражали недовольство, а клиенты (ведущие клиники Москвы, вплоть до поликлиники самого высокого полета) были загибающейся лаборатории жизненно необходимы -держали на плаву. Из-за этого многократно повторяющегося движения болели еще и ноги, а голова вообще раскалывалась – из последней булочной она приехала почти в двенадцать ночи. Поэтому Машка не смогла развернуться, как раньше при звуке этого теплого, чуть вкрадчивого голоса -одним стремительным движением, а медленно распрямилась, упершись руками в колени, как старуха и устало глянула на дверь.
- А пахнешь так же…Апельсиновой настойкой и полынью. Ты знаешь, что пахнешь так?
Семен Исаакович стоял в дверях и настойчиво, в прищур рассматривал Машкино лицо. Его взгляд щекотал кожу – так щекочут прямые солнечные лучи рано утром, проникая через неплотно закрытые занавески. Машка тоже посмотрела - точно в глаза, без страха и стеснения. У нее еще болело…Но не так горячо. Не остро. Не насмерть, как раньше…
- Здравствуйте, Семен. Вы давно не снисходили до моей маленькой персоны? Что-то случилось?
Машка все знала… С дурной руки последней секретарши (со времен Жаззи их сменилось, наверное, дюжина) некрасивая история скандала с Олесией разошлась по всей Лабе, как круги по воде – но всем давно было наплевать. Время, страшное, бессердечное, бессмысленное и беспринципное убивало любовь, стирало чувства, рождая когорту потребителей бабла. Что там какая-то история любви, Какая еще страсть? Не было! Не интересно! Самострок!!!
- Ничего не случилось! Просто любуюсь! Вы стали изысканной и крепкой, как хороший портвейн. Мне нравятся выдержанные напитки. Вы, Маша, пробовали настоящий, классный портвейн? Ну, например, португальский?
- Нет, Семен. Не пробовала. В последнее время мне не хватает денег даже на чай из веников. Вы не в курсе?
Машка продолжала смотреть ему в лицо – прямо и зло и он не отводил глаза.
- Хотите попробовать? Я приглашаю. Чуть посидим, поговорим…Нам есть что вспомнить…Нет?
Машка молчала. Она прислонилась к стене, устало распрямив гудящую спину, внутри нарастала боль. Только не это! Не надо! Я не хочу!
- Здесь, Маша, адрес. Это хорошая квартира, она съемная, очень уютная, я сниму ее для вас. Вы можете пользоваться ею, как хотите. А вечером я вас там жду.
Он подошел, разжал Машкин кулачок, вложил туда ключи и записку с адресом, снова кулачок сжал крепкими теплыми пальцами, чуть задержав руку. Потом резко развернулся и быстро пошел к выходу.
… Сегодня к Машки после работы было три булочные с получением выручки, потом надо было отвезти выручку в офис, а потом она была совершенно свободна. Такие пустые вечера в последнее время были редкостью, и она их использовала плотно. Например – сегодня планировалась парикмахерская – знакомая девочка (очень модный мастер) учила стажера, и та согласилась Машку постричь почти даром – по последнему слову.
Машку жутко радовала эта перспектива – она редко могла себе позволить такие вещи. А тут…
Все произошло, как нельзя лучше, все три магазина отдали деньги без выпендрежа и тягомотины, и Машка, нагруженная деньгами до ушей, ехала на троллейбусе, крепко прижав сумку у животу. Там, в недрах дешевого мешка из тоненького кожзама таились несметные богатства – выручка, пакетик с документами менеджера, печатью фирмы и ключами от офиса, Машкин кошелек с мелочью, оставшейся до послезавтрашней зарплаты и косметичка (помада, пудра, тушь и две конвалютки с таблетками от головной боли). Задремав так, что ощущение реальности полностью растворилось в тяжелом сне, Машка вынырнула из своего провала только на конечной – слава Богу от конечной до офиса было недалеко. Шатаясь, толкаясь в очереди к выходу, она медленно приходила в себя и только уже на улице окончательно прозрела. Быстренько проскакав по лестнице на чердак старинного здания в Аптекарском (там подруга арендовала офис), открыла ключом кабинет, и, вытряхнула сумку на стол, чтобы не копаться.
… В сумке был только пакет! Ни кошелька, ни косметики, ни Машкиных ключей от квартиры – не было НИЧЕГО! Дрожащими руками она потянула пакет – деньги и печать были на месте. Сумка вообще была целой – ни малейшего повреждения, замок закрыт – вещи просто растворились в воздухе. ТАК у Машки сердце не колотилось никогда. Наверное, еще немного и оно разбило бы ей горло, выпрыгнуло и покатилось по старому, прорванному линолеуму под стол.
- Нда…. Повезло…
Тамаз – помощник подруги, дока во всех делах, хитрый и абсолютно беспринципный, вертел Машкину сумку, разглядывая ее на свет. Потом показал Машке тонкую, почти незаметную щель в донышке – настолько ровную, что казалось – ее прорезал луч, а не острие.
- Умельцы. Ты, Мария, в рубашке родилась. Та сумма (он помазал перед Машкиным носом пакетом с деньгами) – стоит столько, сколько не стоишь ты. Век бы не расплатилась. Раззява!
Машка вытерла слезы и сопли, вышла из подворотни, в которой рыдала, спрятавшись от всех и уселась на лавку автобусной остановки. Стучало в голове – непривычно и неприятно – бух-бух-бух – маленькими молоточками во отупевшему мозгу. Ныло где-то в желудке и по коже бегали остренькие иголочки – мурашки. И щеки – одновременно вроде и горели и холодели – странное ощущение, нереальное и дурное.
Ехать ей никуда не хотелось, представить, что сейчас надо будет просидеть в парикмахерской было невозможно и она пропускала автобусы – один за одним. Начало смеркаться, она замерзла, но все сидела. Наконец, чувствуя, как немеют пальцы на правой руке – сунула кисть в карман и нащупала ключи и бумажку…
«Аптекарский переулок, дом 5». Это в двух шагах отсюда. Почему, нет? Последний раз…
Все это промелькнуло в Машкиной голове со скоростью поезда, не давая опомниться. Она встала и побрела по темнеющей улице вдоль старинных, красивых домов. И потом повернула внутрь двора, спрятавшегося в арке.
