Юрий Медведь вспомнил лихие курсантские годы: "На втором курсе летали на аэродроме Прилуки, Черниговская обл. Небольшое отступление: в те времена летали с первого курса, 1-й и 2-й курсы на Л-39, 3-й и 4-й - на МиГ-21. Каждый полк (6 эскадрилий) во время лётного обучения курсантов выполнял полёты на двух аэродромах - основном и лагерном.
Мы на 1-м курсе летали на основном аэродроме Великая Круча, а на 2-м - на аэродромах Пальмира и Прилуки. Наш, полковой лагерный аэродром Пальмира, был единственным аэродромом училища с грунтовой ВПП (взлётно-посадочной полосой), это накладывало свои особенности, основная - после дождя полоса долго сохла.
Но, к концу 80-х и в Пальмире построили бетонную ВПП. В 1984-м, одна эскадрилья базировалась в Пальмире, а две - в Прилуках, на аэродроме бомбардировочного полка (Ту-16), иначе программу всеми тремя эскадрильями не отлетать (если лето дождливое - то и одной это не просто сделать).
Отношения с "бомбёрами" были нормальными, но мы почти не пересекались: летали, когда у них не было полётов. Их командир полка относился к курсантам достаточно лояльно (для всех объясняю, - каждый лётчик вспоминает времена курсантской юности с ностальгией), тем более, у нас были свои командиры, которые и несли ответственность за все наши "подвиги"...
Ну вот, отступление получилось большим... Теперь о "губе" у "бомбёров". Лето 84-го, наша эскадрилья на полётах, мой товарищ Андрей в наряде, дневальный по роте. В казарме никого, кроме наряда, дежурный по роте отдыхает, дневальный А. вышел покурить в курилку, без ремня и пилотки (метров 30 от вх. двери казармы).
Мимо проходит ком. полка бомбёров и курсант не находит ничего лучшего, как повернуться спиной к полковнику. Ком. полка и спрашивает, мол, сынок, а что ж ты такой невоспитанный, демонстративно задом поворачиваешься, вместо того, чтобы поприветствовать старшего по званию? Дальнейшие объяснения, полагаю, сразили командира:
- Виноват, тов. полковник, я без головного убора и ремня, с нарушением формы одежды, вот и растерялся.
- Хм, сынок, а где же твои ремень и пилотка?
- В тумбочке, тов. полковник.
- В какой тумбочке?
- Я в наряде сейчас стою, вышел покурить, на солнце жарко, вот я ремень со штык-ножом и пилотку в тумбочке дневального оставил. Разрешите идти?
Ком. полка, несмотря на свою добродушность, всё-же "офонарел" от такого наглого объяснения и объявил, по-моему, пять суток. Сидел Андрей на "губе" бомбардировщиков, которая находилась не очень далеко от лётной столовой.
А так, как у них, наверное, это был первый случай, когда на гауптвахте сидел «лётчик» (не лётчик, курсант, разумеется, но он летает один на реактивном самолёте и ему положена лётная норма питания + реактивная добавка), на губе не знали - как его кормить.
Поэтому боец из караула три раза в день этого арестанта приводил в лётную столовую и ждал на улице. Андрей вместе с нами кушал и рассказывал о «тяготах» авиационной гауптвахты: нары жёсткие, все рёбра болят от того, что весь день валяться на них приходится.
На третий день ему перестали закрывать дверь в камере, и появилась небольшая свобода передвижения (туалет, покурить…). После завтрака-обеда-ужина в лётной столовой А. набирал разных «плюшек» конвойному и шёл опять «в тюрьму».
Когда на 4-м курсе мы с ним попали на «губу» к танкистам, это была совсем другая «тюрьма» и в камере вечером солдаты (танкисты и мотострелки), наши «коллеги по несчастью», как сказки слушали рассказы Андрюхи о жизни на авиационной гауптвахте. Но, это уже другая история...»
