«Рассекаемые в пыль густыми кронами деревьев, капли взвесью повисали в воздухе, затрудняя дыхание. Мокрые листья неприятно касались тела, окатывая очередной порцией воды и заставляя всякий раз морщиться, когда это происходило. Тропический душ не прекращался ни на минуту.
От невыносимой липкой духоты и высокой влажности постоянно бросало в пот и хотелось пить. Мысли сбивались в вязкую копошащуюся массу, повергая ум в отупелое оцепенение. Держать сознание под контролем становилось всё труднее — требовалось непрестанное участие. Ему казалось что он будто перемешивает длинной палкой остывающую смолу в своей голове. Отдых и обильное питьё были крайне необходимы. Если в ближайшее время он не утолит жажду и не передохнёт, гипотермия вкупе с чудовищной влажностью его просто доконают.
«Опять эта каша в башке!» — просипел он, со злостью растирая капли по лицу — «Так больше нельзя! Нужно добыть воды, иначе я скоро стану бредить! Чёртовы джунгли! Чуть ли не плаваешь в них, а пить охота, будто тащишься по знойной пустыне!»
От оросительных каналов Меконга он ушёл настолько далеко, углубившись в лес, что теперь оставалось только рубить лианы и выдаивать влагу из них или собирать её с пальмовых листьев.»
— Ну что скажешь? — спросил Иван, отводя взгляд от экрана телефона.
— Мне нравится, цепляет. Меконг — это Вьетнам?
— Да. И ты знаешь, я почему-то жду от нашего похода каких-то недостающих эмоций, которые помогут мне сдвинуться с мёртвой точки в этой работе. Я ведь дальше ничего так и не написал. И не могу — сюжет не идёт.
— Вань... Тут совсем не Вьетнам. Да и дело не в этом даже, просто какой сюжет ты возьмёшь отсюда? Безусловно, впечатления и эмоции будут, причём достаточно сильные, но... не те что ли. Сам посуди: ну прошлись по степи, пофотографировались, пропотели сверху донизу, натёрли ноги, поужинали, переночевали и домой. Вот и всего делов. Конечно, может змея кого тяпнет или слетит кто-нибудь в овраг, но и это — так себе «недостающие эмоции». Не дай бог их испытать, я подобных форс-мажоров опасаюсь более всего.
— Ты отчасти прав, но эмоции можно ведь и трансформировать. Я к сожалению не имею возможности сейчас лететь во Вьетнам, но зато имею возможность погрузиться в схожее эмоциональное состояние здесь.
— Ну хорошо, я пожалуй соглашусь. Если твой внутренний «трансформатор» и правда позволяет проделывать подобное, я рад за тебя. В моём случае он иногда барахлит. Однако, чтобы на пути получения недостающих эмоции не встали такие досадные явления как боль в коленях и пузырящиеся мозоли, советую всё же обратиться к изначальной идее с самодельными палками.
— Да, конечно! Пока мы ждём, можно сгонять вон в те ивовые заросли и совершить задуманное.
— Ну так и пойдём же, пока есть немного времени! — пригласительным жестом я указал в сторону небольшой лесополосы, уходящей вправо от паромной переправы.
— Ага, идём. А вообще, ты понимаешь, я хочу развить эту тему до масштабов романа. И вот эта вся «вьетнамщина» — только один из нескольких пластов, один из крючочков, которыми я хочу зацепить ум читателя и притянуть к чему-то совершенно другому, к чему-то более важному и более сложному.
— Да я ничуть не удивлён этому, учитывая то что прочёл всё что тобой было написано ранее. Когда я слушал этот отрывок, подумал ещё о том что не может ведь Иван просто написать какой-то поверхностный приключенческий рассказ или повесть. Слишком уж это было бы просто для тебя. И плоско!
Слушай, вон я вижу веточку подходящую. А ну-ка! — привычным движением я потянул за темляк торчащий из кармана нож.
— О, отличная палка выйдет, ровная. Я пока ей пару поищу... Ну так вот, я говорю о том, что хочу испечь такой слоёный пирог, от которого у читателя... снесёт крышу, понимаешь? — натужно пыхтя продолжал Иван, борясь с упругой веткой.
— Да ты согни её, засунь в подколенный сгиб и сядь. Прям на неё садись! Да... Теперь режь. Вот! Я не стану расспрашивать тебя о составных частях твоего «пирога». Понимаю что это бессмысленно.
Это ведь как пытаться угадать вкус сложного блюда, просто читая его рецепт.
— Ну да, верно. И как ты понимаешь... — Иван выдержал паузу, набирая в лёгкие больше воздуха, изобразив «вооружённой» рукой какой-то пространный жест и готовясь выдать что-то глубокомысленное и долгое, как его перебил взволнованный крик Шрайнера, бегущего по тропинке в нашу сторону:
— Ребята, паром отходит от берега!
— Ох ё... твою мать! Да как же так?! Когда он подойти успел, что уже отходит?! — остервенело пытаясь перерезать упругий ивовый ствол, крикнул Иван.
Добродушная физиономия немца расплылась в улыбке:
— А он и не подходил! От отходит от того берега! — большим пальцем Саша ткнул себе за спину.
Снова последовала матерная ругань Ивана, а затем и общий смех.
— Саня! Ты чукча, а не немец! — добродушно крикнул Иван, довершивший наконец свою работу. Это ж надо так ! Я ведь чуть руку себе не отрезал в спешке! Вот радость была бы! Спасибо тебе, потомок норманнов !
— Willkommen! — неожиданным густым баритоном ответил Саша, приподняв при этом над головой светлую сетчатую шляпу с узкими полями, которая была на нём с момента нашей утренней встречи. Сей головной убор нечасто теперь увидишь — разве что хипстеры какие носят, да оголтелые модники. Александра нельзя было причислить ни к тем, ни к другим, но честно говоря, шляпа была ему к лицу.
— Саня, врубай заднюю на максимум и лунной походкой отчаливай к переправе! Крикнешь, когда паром по-настоящему причалит! — с нарочитой строгостью отчеканил Ваня.
Немец воспринял этот призыв слишком буквально и принялся шаркать ногами по вытоптанной до земли тропинке. Кроме пыли, это действие вызвало ещё и наш с Иваном хохот. Поняв наконец, что просто буксует на месте, он решил реабилитироваться и совершив какой-то замысловатый разворот, пошёл прочь, чрезмерно виляя бёдрами. Подняв с земли какую-то короткую палку, я кинул её вслед немцу, но не попал.
— Танцор херов! Понаучатся плясать, а потом ... — прокряхтел я, оборачиваясь к Ивану. Тот брезгливо ухмылялся, взглядом провожая Шрайнера.
— Вот странный он всё-таки. Какой-то инопланетянин, честное слово! — добавил он к моей реплике, аккуратно срезая мелкие веточки с добытой деревяхи. — Какую длину оставлять?
Я взял у него обструганную ветку, поставил рядом с собой, выпрямился и сказал:
— Примерно вот так: сгибаешь руку в локте, чтоб угол был девяносто градусов и палку держишь возле пуза. Сверху надо чтоб ещё полтора-два кулака осталось.
— Ага, значит вот примерно тут и отрежем. — примеряя к себе ветку, сказал Иван — Слушай, мы паром тут действительно не прошляпим? — Иван повторил шрайнеровский жест, снимая несуществующую шляпу с головы.
— Ну, он пока дотарахтит! Да и остальная часть группы ещё никак не доедет. Без них всё равно переправляться смысла нет. А так, мы ведь можем и к пристани пойти уже. Чего торчать тут, комаров кормить? У берега и доделаем твои... ходули.
Утвердительно кивнув, Иван забрал палки, сунул нож в карман и мы пошли вслед за Шрайнером. Тот уже стоял на краю насыпи из щебня и увлечённо кидал камешки в реку, соревнуясь с самим собой в дальности броска.
Переглянувшись, мы с Иваном одинаково ухмыльнулись. Саня заметил это и обернувшись спросил:
— Ну что опять не так?
— Да всё нормально, Сань. Просто это... — Слегка шепелявил Иван, выдёргивая зубами сигарету из пачки.
— Что «это»? У меня отпуск? Да. Я отдыхаю с друзьями? Да. Мы идём в поход, как в детстве? Да, чёрт возьми! Так я хочу как в детстве побросать камни в реку! От души! Ты против? — голос немца звучал несколько раздражённо. Иван поднял в воздух обе руки в знак примирения, пыхнул сигаретой и максимально дружелюбно ответил:
— Саня, дружище, я только за! Кидай, родной, наслаждайся! Извини меня.
Немец молча отвернулся и продолжил развлекаться. Я немного отошёл от Ивана, чтобы не вдыхать сигаретный дым, положил рюкзак на землю и сел на него, уставившись на то как ржавая нелепая посудина, натужно тарахтя и кашляя, буровит зеленоватую водную гладь.
В конце апреля Дон как правило сильно расходится в берегах, увеличивая тем самым путь, по которому паром перевозит транспорт и людей. В тёплый период эта переправа является единственным связующим звеном между левым и правым берегами. Сам паром представляет собой следующую конструкцию: к широкой и достаточно длинной понтонной площадке, со стороны одного из бортов, посредством некоего шарнира, прикреплен небольшой буксир, выполняющий роль тягача. При этом, носовая часть его неизменно остаётся в фиксированном положении, как бы приросшая к борту, а гуляет из стороны в сторону только корма, т.е. зад. Так же, от причала до причала натянут толстый металлический трос, который служит своеобразной направляющей для судна, неким поводком, не дающим сбиться с траектории. С помощью какой-то системы из стальных колёс, паром удерживает трос вдоль борта и старчески поскрипывая, тащится вдоль этой своеобразной стеночки, будто разбитый инсультом пенсионер.
— Ой, ну и корыто! — недовольно сморщился немец, попытавшись добросить камень до судна.
— Так! — крикнул Иван — Ты прекрати в него кидаться, он ведь до берега так не дойдёт! Не видишь, ему и так тяжело!
— Да ну тебя! — Шрайнер попытался размахнуться пошире и снова запустил в воздух увесистый кусок щебня.
Описав пологую дугу, камень вошёл в воду со смачным шлепком, не долетев до стального широкого рыла метров десять.
— Слушайте, а он нас подождёт? Ну, не все же ещё приехали. — закончив наконец свою забаву, вопрошал Шрайнер, отряхивая ладони.
— Я не так не думаю. Надеюсь, Олег вот-вот подъедет с ребятушками нашими на борту, иначе потом всей бандой тут ещё час-полтора камни с берега кидать. Да и это полбеды.
— Да? А что такое? — удивлённо спросил Иван, затаптывая бычок.
— Вообще-то, хоть мы и идём без какой-либо спортивной цели, так сказать вразвалочку, заход солнца ещё никто не отменял ради нашего похода.
— Так мы ж не торопимся никуда, сам говоришь.
— Не торопимся. Но и ночевать абы где, впопыхах ставя палатки, — такая себе перспектива. Так что, лучше в скором времени отчалить на тот берег.
— Да вон, смотри, машина едет какая-то. Это не Олег разве? — Иван пальцем указал на серебристую «одиннадцатую», плавно выруливавшую из-за лесного массива.
— Да, это он. Ну круто! Значит скоро двинем по маршруту.
