Продолжение
В эти первые годы моей руководящей деятельности я целиком и полностью жил идейностью, несгибаемой верой в справедливость, я был «под завязку» наполнен марксистско-ленинским теоретическим «багажом». Я жил под впечатлением горячих споров, дискуссий, выступлений на читательских конференциях, семинарах, собраниях, на тему справедливости, честности, долга, которые велись в стенах педтехникума на протяжении 3-х лет. Моим идеалом был Павка Корчагин. Мог ли я после всего этого идти к директору МТС Ильину, раскланиваться, расшаркиваться, улыбаться перед ним, выпрашивая деньги на мероприятия для его же детей?! - Нет, не мог!
Уже тогда, в те молодые годы, я видел и начинал понимать (только начинал), что для успешного продвижения по работе самая усидчивая, напряженная, кропотливая работа еще мало что дает. Надо ужом извиваться там, где это нужно. Уже тогда я наблюдал, как районные начальники разных рангов устанавливают « взаимоотношения» за столом в отдельных комнатах районного ресторана, какой прочной нитью они связаны между собой и как по этой ниточке они поднимаются вверх один за другим.
Что это, мои рассуждения молодости?! Наивность?
В школе у меня дела шли лучше , чем у моего предшественника Кирина. Это я слышал и на педсоветах, и на конференциях, и в РайОНО. Конечно, до триумфа – увы – далеко – далеко. Я это чувствовал. И я решил из школы уйти.
Основными причинами считал следующие:
1. Я был убежден, что для настоящего (плодотворного) творческого руководства большим коллективом средней школы среднего образования явно недостаточно. Безусловно, должен быть и опыт.
В условиях нехватки педагогических кадров, опытных и дипломированных, мое руководство средней школой в описываемый период в какой – то степени устраивало высшее руководство. Безусловно, в процессе работы и учебы в институте заочно, я обогащался бы знаниями и опытом работы и постепенно стал бы руководить коллективом творчески.
2. Но работа в условиях степной отдаленной глубинки не представляла условий для успешной работы заочно в пединституте ( да и большая занятость). Я начал побаиваться того, что степное захолустье «засосет» меня, осяду я там и останусь на всю жизнь в своем домике, со своими детишками, коровой, сарайчиком и чего доброго без высшего образования. К тому же, количество друзей, так необходимых в этой глуши, с каждым годом росло. А там, где друзья, там выпивки.
Это еще больше могло «засосать» меня, еще крепче привязать к захолустью.
3. Как я уже отмечал выше – после 5-ти летнего проживания в городе я привык к нему и стал уже полугородским, полудеревенским. Город меня тянул, привлекал. Жить в городе было целью моей жизни.
Все это вместе взятое побудило меня покинуть школу, выбраться из глубинки. Я пошел в РайОНО, чтобы изложить свое решение. Заведующим РайОНО в те годы был сначала Кузнецов Александр Николаевич – бывший директор Самовольно Ивановской школы, затем стал Нуянзин Николай Иванович. РайОНО категорически отказало в моей просьбе. В райком обращаться было бесполезно.
Я написал большое письмо на имя депутата Верховного Совета СССР, Первого секретаря Куйбышевского обкома партии тов. Игнатова Николая Григорьевича. Описал причины. Примерно недели через 3-4 меня вызывает секретарь райкома партии по данному письму. Мне разрешили сдать школу и выехать на учебу.
Одновременно с письмом секретарю обкома партии Игнатову я подал заявление на имя директора Московского областного пединститута Аллахвердяну с просьбой принять меня в институт без вступительных экзаменов, свою просьбу обосновал как мог.
Директор института видимо принял во внимание то, что я окончил педтехникум, имею стаж педработы 3 года, работал директором средней школы, учился заочно в педиституте – принял меня в институт без экзаменов. Итак, где – то в начале 20 –х чисел августа 1939 года я выехал в Москву на учебу в областной пединститут.
Три года моей педагогической работы в Алексеевском районе Куйбышевской области – позади. Можно подвести некоторые, хотя бы наиболее общие итоги.
1. Я вошел в самостоятельную жизнь. Это были первые шаги, первые километры моего длинного жизненного пути, в конце которого я теперь стою.
2. Я получил первый опыт педагогической работы, некоторый опыт руководящей педагогической работы. Если и не усвоил, не научился, то увидел, узнал, что нужно делать и что не нужно, как нужно делать и как не нужно.
3. Я повзрослел, возмужал. Стал лучше разбираться в жизненных вопросах. Но твердо стоял на идейных позициях, несмотря на большую ломку «дров» в эти годы «Ежовщиной».
А как же с моей личной жизнью, с моими старыми друзьями детства? Где они? 3 года самостоятельной работы и жизни в глухом степном захолустье, явились для меня хорошей жизненной школой. Я активно общался с людьми разных рангов, активно участвовал в общественной жизни. Присутствовал и выступал на педсоветах, конференциях, активах. Личная же жизнь протекала монотонно, однообразно, малоинтересно. Друзья хотя и были, но общность интересов была слишком ограничена. Все сводилось в основном к выпивкам, к вечеринкам с выпивками, к посещению в выходные дни районного ресторана. Правда, организовывали и вечера художественной самодеятельности, просмотры кинофильмов. За эти 3 года – настоящего дела жизни я не нашел. Были мимолетные встречи, но только мимолетные. Такие встречи были и в « Батраке», и в Герасимовке, и в самой Алексеевке. В основном же я в эти годы продолжал дружить с Клавой Кобзевой. Мы аккуратно переписывались, клялись в верности и любви. Но все это было на расстоянии. Однажды, когда я работал в «Батраке» ко мне подошел ученик 7-го класса, секретарь комсомольской организации Анисимов Александр. Он только что приехал с областного совещания секретарей комсомола организаций школ. Там он встретился случайно с Клавой Кобзевой, которая тоже была секретарем комсомольской организации Максимовской школы. Анисимов передал мне от нее привет и записку. Вот так примерно мы общались в эти годы с Клавой Кобзевой. Правда, в период каникул я приезжал на поселок и прогуливался по вечерам в Печинино, где мы встречались с ней и проводили вместе теплые лунные летние вечера и ночи до вторых и третьих петухов.
Молодые неповторимые годы! Лучшие годы нашей жизни. Все хорошо, все мило. И ничего не болит, и все «нипочем». Золотые годы нашей жизни! Молодые, здоровые! Остальное неважно.