«Вы знаете, что есть на свете люди и хорошие, есть и похуже, есть и такие, которые бога не боятся, своего брата не стыдятся: к таким-то и попала Крошечка-Хаврошечка. Осталась она сиротой маленькой; взяли ее эти люди, выкормили и на свет божий не пустили, над работою каждый день занудили, заморили; она и подает, и прибирает, и за всех и за все отвечает.
А были у хозяйки три дочери большие. Старшая звалась Одноглазка, средняя — Двуглазка, а меньшая — Триглазка; но они только и знали у ворот сидеть, на улицу глядеть, а Крошечка-Хаврошечка на них работала, их обшивала, для них и пряла и ткала, а слова доброго никогда не слыхала. Вот то-то и больно — ткнуть да толкнуть есть кому, а приветить да приохотить нет никого!
Выйдет, бывало, Крошечка-Хаврошечка в поле, обнимет свою рябую корову, ляжет к ней на шейку и рассказывает, как ей тяжко жить-поживать:
— Коровушка-матушка! Меня бьют, журят, хлеба не дают, плакать не велят. К завтрему дали пять пудов напрясть, наткать, побелить, в трубы покатать.
А коровушка ей в ответ:
— Красная девица! Влезь ко мне в одно ушко, а в другое вылезь — все будет сработано.
Так и сбывалось. Вылезет красная девица из ушка — все готово: и наткано, и побелено, и покатано.
Отнесет к мачехе; та поглядит, покряхтит, спрячет в сундук, а ей еще больше работы задаст. Хаврошечка опять придет к коровушке, в одно ушко влезет, в другое вылезет и готовенькое возьмет принесет.
Дивится старуха, зовет Одноглазку:
— Дочь моя хорошая, дочь моя пригожая! Доглядись, кто сироте помогает: и ткет, и прядет, и в трубы катает?
Пошла с сиротой Одноглазка в лес, пошла с нею в поле; забыла матушкино приказанье, распеклась на солнышке, разлеглась на травушке; а Хаврошечка приговаривает:
— Спи, глазок, спи, глазок!
Глазок заснул; пока Одноглазка спала, коровушка и наткала и побелила. Ничего мачеха не дозналась, послала Двуглазку.
Эта тоже на солнышке распеклась и на травушке разлеглась, матернино приказанье забыла и глазки смежила; а Хаврошечка баюкает;
— Спи, глазок, спи, другой!
Коровушка наткала, побелила, в трубы покатала; а Двуглазка все еще спала.
Старуха рассердилась, на третий день послала Триглазку, а сироте еще больше работы дала. И Триглазка, как ее старшие сестры, попрыгала-попрыгала и на травушку пала. Хаврошечка поет:
— Спи, глазок, спи, другой! — а об третьем забыла.
Два глаза заснули, а Третий глядит и все видит, все — как красная девица в одно ушко влезла, в другое вылезла и готовые холсты подобрала. Все, что видела, Триглазка матери рассказала; старуха обрадовалась, на другой же день пришла к мужу:
— Режь рябую корову! Старик так, сяк:
— Что ты, жена, в уме ли? Корова молодая, хорошая!
— Режь, да и только!
Наточил ножик…
Побежала Хаврошечка к коровушке:
— Коровушка-матушка! Тебя хотят резать.
— А ты, красная девица, не ешь моего мяса; косточки мои собери, в платочек завяжи, в саду их рассади и никогда меня не забывай, каждое утро водою их поливай.
Хаврошечка все сделала, что коровушка завещала: голодом голодала, мяса ее в рот не брала, косточки каждый день в саду поливала, и выросла из них яблонька, да какая — боже мой! Яблочки на ней висят наливные, листвицы шумят золотые, веточки гнутся серебряные; кто ни едет мимо — останавливается, кто проходит близко — тот заглядывается.
Случилось раз — девушки гуляли по саду; на ту пору ехал по полю барин — богатый, кудреватый, молоденький. Увидел яблочки, затрогал девушек:
— Девицы-красавицы! — говорит он. — Которая из вас мне яблочко поднесет, та за меня замуж пойдет.
И бросились три сестры одна перед другой к яблоньке. А яблочки-то висели низко, под руками были, а то вдруг поднялись высоко-высоко, далеко над головами стали. Сестры хотели их сбить — листья глаза засыпают, хотели сорвать — сучья косы расплетают; как ни бились, ни метались — ручки изодрали, а достать не могли.
Подошла Хаврошечка, и веточки приклонились, и яблочки опустились. Барин на ней женился, и стала она в добре поживать, лиха не знавать.»
Вот такая вот сказочка. Хорошая, правда? А знаете, что было дальше? Я вам расскажу. Кстати, я та самая Крошечка-Хаврошечка, правда, зовут меня Настя. И я не знаю, откуда это дурное имечко, которым меня прозвали.
В общем,
мой муж оказался человеком очень легкомысленным. Челядь его в грош не ставила, ленились, от работы отлынивали. Когда мы приехали в его дом, то я только диву давалась, насколько там было грязно и не уютно. И пришлось мне снова работать, засучив рукава. И муженек мой только и знал, что пить, кутить и проматывать деньги, доставшиеся ему от покойного батюшки.
Мачеха с сестрами, чтоб их, очень скоренько узнали о том, какая у меня замужняя жизнь и теперь злорадно улыбались всякий раз, когда встречали меня на базаре. А я что? Я стыдливо опускала глаза и спешила поскорее скрыться из их виду. Да, я стыдилась своего положения. И каждый день задавала себе один и тот же вопрос: какой же черт дернул меня лезть за этими яблоками? Сидела бы спокойно, смотрела на то, как сестры скачут дрессированными собачками под яблоней и в ус не дула. Но ведь нет, я ж спокойной и безбедной жизни захотела. Вот и работаю теперь спокойно в другом месте и на другого человека. У меня даже деньги есть. То последнее, что удалось припрятать от мужа на черный день.
А еще, кода муж напивается, то непременно приходит к дверям моей спальни и начинает орать, чтобы я отдала ему долг. Это он так любви требует. А еще кричит, что ему нужен наследник. Наследник чего, простите? Его карточных долгов и ветхого дома с прохудившейся крышей? Нет уж, не надобно мне такого сомнительного счастья. Перетерплю как-нибудь. А там может он зимой пьяный где-то замерзнет. И стану я тогда веселой и свободной вдовой. Вот тогда и заживу. А впрочем,
может, все было не так?
В общем,
после того, как я вышла замуж, супруг мой, Андрей свет Васильевич, увез меня в свой дом. Приехав на место и увидев мое новое место жительства, я ахнула. Дом был добротный, крепкий, двор широкий. А уж птицы да скотины в сараях видимо-невидимо. Опочивальня наша была убрана шелками да мехами. Муж мой надарил мне много платьев и украшений. И зажили мы с ним счастливо да богато.
Так прошел один год, за ним и другой минул. И с каждым днем счастье наше таяло, как снег на солнце. Сколько бы мы ни старались, а детей у нас все не было. А со временем и на улицу стыдно стало выходить. Мачеха моя да сестры по всей околице разнесли, что я де пустая, не могу супругу сына подарить. Злые люди подхватили речи эти гадкие, стали Андрею нашептывать, что нужно ему другую жену себе найти, а меня выгнать, раз я такая негодная. Сколько слез я пролила из-за этого. Но, видно, вняли ангелы молитвам нашим. И еще через год родила я сына желанного.
Но не успокоились мачеха с сестрами. Стали они болтать, что сыночек наш мною нагуленный, Андрею не родной. И снова слезы полились из глаз моих. Уж и муж начал на меня с недоверием поглядывать. Но вдруг снова чудо случилось, послал бог нам доченьку. И оттаял Андрей, начал любить меня пуще прежнего. А злые люди поговорили-поговорили, да и замолчали.
Или все было не так?
В общем,
вскоре после замужества моего, стали доходить до меня слухи, что мачеха с сестрами всем рассказывают, что это не замуж я вышла, а в работницы меня взяли. Ну да, у нас же всех работниц сначала в церковь в подвенечном платье ведут. Вот глупость так глупость.
А потом вдруг начали сестры ко мне в гости наведываться. То одна заглянет, то другая. А чаще всех Зойка, та, что в сказочке «Двуглазка». Я сначала и не поняла, с какой целью она ко мне шастает. Да ведь каждый раз с гостинцами, с добрыми словами. Все извинялась, что она со мной плохо обращалась, говорила, что мачеха ее заставляла. Я сначала не верила, но вскоре оттаяла. Подумала, что людям свойственно меняться и раскаиваться в своих прошлых поступках. Но не знала я, какую змею на груди своей пригреваю.
Как-то раз поехала я на базар со служанкою, а муж мой дома остался. Должны к нему были люди приехать, коней добротных на продажу привести. А как вернулась я, так в опочивальню пошла, дабы раздеться да в бадье обмыться от пыли дорожной. А в кровати нашей супружеской муж мой с Зоей лежит. Она его поглаживает, а он на подушки откинулся и вроде спит-почивает. Болью пронзило сердце мое, выбежала я из спальни. Выскочила во двор, села на лавку дух перевести, а тут и сестрица подошла. И так гаденько-гаденько мне говорит:
– Андрей меня любит. Теперь хочет, чтоб я ему женой была. А ты собирайся-ка да вон из дома нашего.
Только забыла, поскудина, что не та я уже Крошечка, которая во всем сестер с мачехой слушалась и слова поперек не говорила. Схватила я тряпку вонючую, которой скотник сапоги обтирал да выбросить, видно, забыл, и как дала ею сестре Зое по морде. А потом погнала ее, простоволосую, в одной рубахе и платке, этой самой тряпкой за ворота. Пока она бежала, с ее плеч даже платок слетел. Так и оказалась она на улице, перед всем народом, в одной рубашке нижней, босая и вонючая. Я напоследок в лицо ей эту тряпку кинула и ворота за ней захлопнула. Побилась она, кулаками постучала, слова похабные покричала и ушла. А я руки от запаха зловонного отмыла и к мужу своему отправилась. Начала его будить, а он не просыпается. Забеспокоилась я, за лекарем послала.
А как лекарь пришел, супруга посмотрел, так начал капли какие-то в него вливать, лицо ему растирать, что-то противное в нос ему совать. Еле привел мужа в чувство. А потом сказал, что зельем сонным Андрея опоили. Тут я поняла все. Это Зойка, змея подколодная, с мужем меня разлучить хотела, на обман да подлог пошла. А уж как муж мой окончательно в себя пришел, так и рассказал, что как уехали люди от него торговые, пришла к нам в дом сестра моя, потужила, что меня не застала и предложила чаю попить, пока меня ждать будет. А как испил Андрей чай, Зоей приготовленный, так в голове у него зашумело, перед глазами поплыло все, и погрузился он в темноту. А проснулся уже в кровати, когда лекарь его каплями отпаивал.
С тех пор сестрам в дом мой путь заказан. Я за счастье свое бороться буду.
Или все было не так?
В общем,
когда я уехала от мачехи, она еще очень долго злобу ко мне питала. Как же, она ж хотела своих дочек замуж выдать, а тут все не по ее вышло. Сиротка бессовестная (я, то есть) обманным путем замуж выскочила, а доченьки ее замечательные, добрые и красивые в девках остались. Красивые? Добрые? Да она в своем уме вообще? Ну, добрыми они еще могут притвориться, с большим трудом. Но вот красивыми… Там относительно красивую можно только из Двуглазки сделать. Но как, как из Одноглазки и Триглазки сделать хотя бы симпатичных? Кстати я удивляюсь, почему мои сестрицы никогда не задавались вопросом, кто их папаша. Или папаши. У старшей отец однозначно циклоп был. А у младшей даже предположить сложно. Лично я о таких существах никогда и не слышала. Возможно, Марфушка-Триглазка вообще такая на свете одна.
А теперь объясните мне, кто возьмет их замуж?
Хотя, у Зойки, той, что с виду нормальная, вроде бы какой-то женишок появился. Хорошо бы. Может тогда мачеха про меня забудет.
А у меня все хорошо получилось. Хороший дом, ласковый муж, послушные слуги. Сказка, а не жизнь. А теперь еще и ребеночка ждем. Бабки говорят, что, возможно, двойня. Так что, я счастлива.
Или все было не так?
В общем,
барин мой оказался не барином. А точнее зажиточным купцом. Но сути это не меняет. Неприятно, что наша семейная жизнь началась с обмана. Причем мне не было важно, за купца выходить, за барина или за принца. Но мне важно было с самого начала знать правду.
Жили мы неплохо, Андрей имел неплохое состояние. Я от скуки начала вышивать шелком и золотыми да серебряными нитями подушки. А потом мои подушечки понравились одной купчихе и она заказала мне сразу дюжину. А через какое-то время уже ее кума попросила вышить приданное ее дочерям. Так я тоже стала зарабатывать неплохие деньги. Глядя на это, Андрей обустроил мне мастерскую, накупил шелку, нитей и тканей, а я наняла себе еще двух мастериц.
Через год слух о моих изделиях дошел до самой столицы. Теперь я уже вышивала только для именитых, титулованных господ, а людьми попроще занимались мои работницы, которых уже было пять. Но недолго я радовалась. Однажды ночью в мастерской начался пожар. Все сгорело дотла. Специально нанятые Андреем люди быстро выяснили, что поджег совершила одна из женщин, которая занималась шитьем, но дело у нее не шло. Таким образом она хотела поправить свои дела и устранить соперницу. Что ж, казнь ее была весьма зрелищна. Вот только она не помогла мне восстановить мое дело. Пришлось все начинать сначала.
И вот, по прошествии пяти лет, я снова имею мастерскую и много заказов. А еще я мать двух прекрасных детей и жена замечательного, богатого мужа.
И еще кое-что. Я помирилась с мачехой и сестрами. Зое, второй сестре, мои работницы даже вышивали свадебное платье. Муж у нее, кстати, очень хороший, держит в городе прекрасную булочную, а недавно у них родилась дочка. В общем, все хорошо.
Или, все было не так?
Как вы думаете?