ЛЮБИМОЕ КИНО: ТРУДНО БЫТЬ БОГОМ (2013 Г.)

(18+)

Алексей Юрьевич Герман всегда плыл против течения. Его фильмы, снятые еще в СССР, долгое время лежали на полках. Бескомпромиссный, спорный, сложный в работе человек, но обладающий своим собственным видением и киноязыком. «Трудно быть Богом» – дело всей его жизни, работа над которым затянулась почти на 14 лет. Автор не дожил до выхода своей картины – Алексей Герман скончался в 2013 году, не успев закончить пост-продакшен фильма (работу довели до конца его родные и близкие), а сам фильм в этом же 2013 году был впервые показан на Римском кинофестивале, а через год вышел в российский прокат.

К этому фильму действительно сложно применить определение «любимый». К нему не подходит даже стандартные «нравится – не нравится». Может зазвучать как дурной вкус. Как может нравиться детальное созерцание помойки с гниющими остатками ее содержимого? Но это кино работает на другом уровне восприятия, его можно принять или нет. Да и, если говорить подробнее, это и не кино вовсе. Если зритель выдержит первые 10–15 минут – его можно назвать подготовленным. Выдержать целый трехчасовой фильм – это почти подвиг, зрителя можно назвать действительно стойким. Награда за столь тяжеловесное занятие не так велика: прямолинейных выводов Герман не делает. Впрочем, как и зритель. Герман всегда создавал фильмы, к которым мир был не готов: зритель и кинообщество продиралось к ним спустя долгое время. С «Трудно быть Богом» судьба такая же.

Чтобы понять, как трудно быть не только Богом, но и режиссером, нужно помнить, что замысел съемок экранизации произведения братьев Стругацких появился еще в 1968 году, но съемки не состоялись, и Герману было даже запрещено снимать фильм по идеологическим причинам. Работа возобновилась только тридцать лет спустя: Алексей Герман со своей женой Светланой Кармалитой переписали сценарий по мотивам повести Стругацких, взяли на главную роль Леонида Ярмольника и снимали фильм на протяжении почти шести лет в Чехии среди средневековых замков, в которых выстроили Арканар (павильонные съемки проходили в Санкт-Петербурге).

Тяжело быть не только Богом, но и зрителем этого фильма. Единственную поблажку, которую допустил Герман, пощадившую чувства смотрящего: снял фильм в традиционном для своего творчества монохромном цвете (цветной вариант картины был бы в десять крат более мерзким). Во всем остальном Герман не щадит никого: ни зрителей, ни кинематограф, даже не щадит себя самого и участников процесса. Когда-то к этому фильму я применил термин «антикино»: фильм ломает «четвертую стену», заставляя зрителя быть не только пассивным созерцателем по ту сторону экрана, но и участником действия, протаскивая его через всю грязь, вонь и тесноту. Это даже можно почувствовать физически, метод Германа работает на максимальном натурализме происходящего, добиваясь документальности от художественного вымысла. Не зря одно из первых рабочих названий фильма было «Хроники Арканарской резни». Именно, что хроники, почти документальное изображение событий. Мы видим эту хронику из чьих-то глаз (надо думать, через наш собственный взгляд), а Румата периодически что-то слышит и спрашивает «Что?» и только в конце он задает этот вопрос прямо в киноглаз, и надо думать, все это время он чувствовал именно нас смотрящих. Граница между зрителем и экраном размывается окончательно.

Здесь практически не работает кино в классическом понимании этого смысла – максимальное отталкивание образов, герои и массовка постоянно лезут прямо в камеру, детали интерьера загораживают обзор, люди мельтешат в кадре, а на экран то и дело брызжет то грязь, то дерьмо, то кровь. Не говоря уже о предельной демонстрации филейных частей человеческого тела, вплоть до показа внушительного достоинства осла крупным планом.

Нелегко быть современным человеком, оказавшимся в Средневековье. Рафинированные в наше время мотивы «попаданцев» разбиваются о непрошибаемую беспросветность Германа. Благородный дон Румата – обыкновенный земной человек, засланный на другую планету, похожую на нашу, но застрявшую в Средневековье. Засланный с целью наблюдения и изучения. Да и он никакой не благородный дон – это легенда, он даже не сын бога, как полагают местные. И даже некий намек на Возрождение на планете – не более, чем намек, утонувший в ближайшем нужнике: книгочеи и учение подвергаются гонениям, а сами люди предпочитают жить в грязи и невежестве. Даже освобожденные рабы предпочитают находиться в колодках.

Дон Румана не может вмешиваться в жизнь Арканара, не может умереть, и убить никого он тоже не может. Трудно быть Богом в неизменчивом мире, где за стихи можно лишиться жизни. Искусство не пробудилось, а люди остаются прежними. Неизменна лишь грязь, испражнения и кровь, сколь неизменны самые низменные пороки человечества. Меняется время, приходит прогресс, а человек все также стремится к власти, также месит грязь, предает и убивает. Изменить ситуацию может лишь тотальное уничтожение, сметание в порошок, но на смену придут другие. И другие. И Бог ничего не сможет сделать в этой порочной цикличности.

Тяжело быть и артистом, сыгравшем столь сложную роль. И в этом заслуга не только Леонида Ярмольника, но и самого Германа, у которого в кинематографическом запасе целый ряд актеров развлекательного жанра, перевоплощенных им в трагиков. Ярмольник открывается в фильме во всей своей неожиданной красе и ужасе. Он пугает и смешит. Он не играет – актер живет в этом мире. Впрочем, со слов самого Ярмольника, если бы в кадре понадобилось играть корове или ослу, они бы тоже играли. Прозвучало так, будто я умоляю Ярмольника, но, напротив: в «Трудно быть Богом» сложно оторвать от него взгляд, он восхищает и притягивает. Если для Германа «Трудно быть Богом» – это работа всей жизни, то для Ярмольника – это роль всей жизни. Филигранная и сложная роль, которая уже отпечаталась в истории кино, показав новую грань артиста, до этого ассоциирующегося лишь с комедийным жанром и ролью жюри в КВН.

Трудно быть и тем, кто будет советовать этот фильм к просмотру – есть риск нарваться на ругань вплоть до избиения. Тяжелое и даже невыносимое кино, выдержать которое сможет далеко не каждый. Но «Трудно быть Богом», как и сам Румата, перегнавший население в развитии на 800 лет вперед, остается непонятым и невостребованным, наталкиваясь на целую кучу критики, связанную отчасти с предельным натурализмом картины и демонстративным показом всего самого противного. Мир еще был не готов к такому кино, как он не был готов и к остальным фильмам Германа, осознав его творчество лишь спустя долгое время.

За «Трудно быть Богом» автору уже не нужно было отвечать, он просто не успел (если бы успел, то, как всегда бы и ответил – жестко и бескомпромиссно). Лишь малая прослойка прочувствовала фильм, лишь немногим он вошел в душу. Выход его в довольно широкий прокат при поддержке телеканала «Россия – одновременно все усугубил и способствовал его окупаемости (фильм собрал вполне хорошие деньги для авторского кино). Смотреть в кинотеатре было бы наиболее правильно, но с другой стороны имело бы отталкивающий эффект (смотря его на своем мониторе, приметил, что такой детализированный фильм требует большого экрана, а потом я себя отдернул, наслаждаясь тем, что сейчас он умещается в таком пространстве, что я не вижу того, чего видеть бы и не хотел).

Предвидя немой вопрос «А нужно ли такое омерзительное искусство?», можно ответить примерно так: искусство не всегда занимается только изображениями радуги с прыгающими на ней розовыми пони и приторным привкусом сахара на языке. Искусство вообще никому ничего не должно. Может, где-то за пределами грязного и провонявшего Арканара и есть солнечный и светлый островок, но мы, как зрители и участники, этого не видим, опустившись на само дно, чтобы в конце концов ценить каждый луч света. Или не ценить, если мы к этому привыкли... Привязывать вас к стулу и заставлять смотреть, как героя «Заводного апельсина», Герман явно не собирался. У него свои цели и методы достижения своего замысла. Но вы были предупреждены – это кино далеко не для всех и каждого, что даже ценителям такое может и не зайти. Но в истории кино «Трудно быть Богом» уже остался – титаническая, мощная, трехчасовая ожившая босховская картина, как элемент эстетики разрушения и упадка.

Трудно быть не только Богом, но человеком вообще…

Егор ОКУНЕВ

Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!