Анна Зотова
В конце июня
роман
Часть 4
Летние университеты
Глава 15.
- Папа, пожалуйста, поезд сейчас тронется, ты не успеешь выйти – упрашивала отца Люся.
Опять - двадцать пять, Дмитрий Николаевич, как и зимой, провожал дочку, словно в последний путь, - сидел напротив Люси с каменным лицом, с застывшим взглядом. Периодически он ощупывал свои карманы, доставал очередную пару-тройку купюр и совал их Люсе: "Пригодятся".
- Папа, я ведь не на курорт еду, где я буду их тратить? Ты мне и так много денег дал. Не волнуйся за меня, - смотри, вон, нас сколько едет. В прошлый раз я одна ездила, и то ты меньше боялся.
Их собралось в одном вагоне человек восемь, все из маткласса, одна Люся из обычной школы. По слухам, некоторые в Новосибирск уехали раньше - Лена Пушкова, Глеб Горский, кто-то еще. Они тоже поступали в НГУ в этом году.
Все родители уже вышли из вагона, один Дмитрий Николаевич никак не мог расстаться с дочерью.
«Аж лицом посерел», - думала Люся.
- Папа, я каждый день буду звонить домой. Как приеду - сразу позвоню. Ты лучше за дедушкой присмотри. Надо, чтобы на даче с ним обязательно кто-нибудь жил. Маму попроси, чтобы она там побыла. Когда вернусь, тоже буду на даче жить. Папа, иди уже, сейчас отправляемся.
Ребята смотрели на Люсю с пониманием и сочувствием: «Все они, родители, чокнутые. Не переживай, сейчас его проводник выгонит, все равно тут не останется». Но Люсе как раз не хотелось, чтобы проводник выводил папу, словно под конвоем. Она всегда считала его разумным человеком, а сейчас все принимают его за сентиментального дурачка. Было страшно неловко за него.
Наконец, отец ушел. Но у Люси после этого на душе стало еще тяжелее, будто бы она его саморучно вытолкала взашей.
Поезд начал набирать ход. Ребята поначалу притихли. Может быть, тоже под впечатлением прощания с городом и родителями, а может, от того, что они с испугом и тревогой заглядывали в будущее – впереди экзамены, как-то все пойдет?
Но поезд шел уверенно, развеивая своим мерным стуком все тревоги, и спустя полчаса ребята постепенно оживились. Начался обмен шутками, принялись угощать друг друга конфетками, печеньем, бутербродами и другими вкусностями, которые им положили в дорогу заботливые мамы и папы.
Люся долго не могла прийти в себя после расставания с отцом. Почему-то она не чувствовала в себе прежней решительности: «Нужно ли мне было уезжать?» Особенно беспокоил ее дедушка.
Из ребят в вагоне Люся более-менее знала только двух Лен и Дашу. Остальные попутчики тоже не имели понятия, кто она, но воспринимали ее как свою.
Вечером все сели в одно купе, и один из мальчиков (вроде бы, Денис) начал показывать на небе звезды, называя их по именам, описывая созвездия. У Люси со зрением было неважно, и она не видела из окна, что там за звезды, но с удовольствием слушала Дениса. Хотелось сбросить груз с души, хотя бы на короткое время забыть о горюющем отце, о больном дедушке, об оставшейся без нее Наде, о выпускном и Веригине, который отчего-то тоже сегодня лез в голову...
Ночь стояла звездная. Денис рассказывал интересно, нагоняя таинственность и романтику. От его сказок о звездах и планетах, напомнивших Люсе одну из любимых в детстве книг, немножко полегчало: «Ничего, все наладится. Все у меня получится. Все я сделала правильно».
Так и нужно. Не сидеть же в душной квартире. Школа закончилась, впереди взрослая жизнь. Чтобы стать самостоятельной, надо, как любили говорить в школе на торжественных линейках, покинуть родное гнездо.
Давалось ей это довольно тяжело, и она не могла понять почему. Ее соседи по вагону, кажется, так не мучаются.
Они приехали в Новосибирск в шестом часу утра. Погода стояла пасмурная. Несмотря на ранний час, ощущалась духота. Люся решила надеть белые туфли - те самые, которые ей Марина подарила на выпускной. Ей казалось, что к белым бантикам и тесемочкам на ее сарафане они вполне подойдут. Тряпичные тапочки, обычно такие удобные, сегодня ее не устраивали. Хотелось быть быстрой, резкой в движениях, по-взрослому шагать на каблуках, ощущать себя выше ростом.
На вокзале кто-то из мальчиков (Люся все еще не разбирала их по именам) хотел понести ее сумку, но она воспротивилась: «Я сама, она легкая».
Дружной гурьбой они ввалились в автобус. Ехать далеко и стоя. Люся вовсю глядела в окно, ждала, когда перед въездом в Академгородок появится знаменитая надпись - цитата Ломоносова: «Российское могущество прирастать будет Сибирью». От этой надписи у нее мурашки по коже бежали: «Родная моя Сибирь-матушка, живу я в тебе семнадцать лет и очень люблю тебя. Была ты ко мне всегда добра и ласкова, и я старалась тебя не подводить. Так помоги же сейчас мне поступить в университет, а то стыдно возвращаться, папа расстроится, соседи засмеют».
Что-то вроде такого обращения, почти молитвы, звучало у Люси в голове.
Когда добрались до Академгородка, один из мальчиков (Илья) сказал, что у него есть знакомый студент, сумки можно забросить к нему в общежитие, чтобы не таскать их с собой в приемную комиссию. Все обрадовались.
Хоть ноги у Люси саднили, она не стала переобуваться в тапочки, - все-таки великий день, документы в Университет подаем, к тому же все торопились, и Люсе не хотелось никого задерживать.
Избавившись от вещей, они отправились в университет.
В приемной комиссии им сказали, что сначала нужно поставить штамп на медицинскую справку в медпункте. Желая быстрее разобраться с делами, никто из них не спросил, где этот медпункт находится. В итоге, его поиски заняли много времени.
Медпункт, как выяснилось, располагался на последнем этаже одного из общежитий. К этому моменту ноги у Люси горели немилосердно. На левом носке туфли по белой коже расплывалось большое красное пятно от мозоли. Поэтому Люся еле-еле ползла на верхний этаж, в то время как остальные бежали вприскочку. Когда на лестнице никого не осталось, Люся позволила себе пойти, если так можно выразиться, нараскоряку, приговаривая вполголоса:
«Ах вы, бедные мои ножки! Потерпите, пожалуйста, еще немного, вот сейчас я схожу в этот медпункт, потом заброшу справку в универ, и я переобую вас в тапочки, налеплю на вас пластырь, и вам будет не так больно».
Люся поднималась, склонившись к ногам, и разглядывала кровавое пятно на туфле. Поднявшись на последний этаж, она с удивлением обнаружила, что не одна на лестнице, - с верхней площадки за ней наблюдал какой-то парень с внушительной шевелюрой. Он был довольно странный на вид - возмущенный и, как показалось Люсе, чем-то недовольный. Может быть, ему не понравилось, что Люся разговаривала вслух со своей ногой? Она отвлекла его от чего-то невероятно важного? Понять было невозможно, но она замолчала и, сделав над собой усилие, почти перестала хромать, проходя рядом с ним.
У кабинета в медпункт она увидела знакомое лицо. Лена Пушкова! Люся ей очень обрадовалась.
Лена объяснила, что приехала еще вчера с мамой, они остановились у родственников в городе, но поселиться она решила все же в общежитии, - слишком уж далеко из города ездить на экзамены. Она попросила Люсю составить ей компанию, предупредив, что жить в одной комнате вместе с двумя другими Ленами было бы крайне нежелательно.
«Давай попросимся отдельно от них».
Однако Люся уже пообещала девочкам, что они в общежитии поселятся вместе. Чтобы не нарушать обещание, она принялась горячо убеждать Пушкову, что лучше жить со знакомыми людьми, чем неизвестно с кем. Разговаривая с Пушковой, она обратила внимание, что тот парень с лестницы стоит рядом и внимательно ее слушает. Со стороны могло показаться, будто это его Люся убеждала жить в одной комнате с Ленами. Он оттеснил Пушкову и смотрел на Люсю негодующим взглядом. «Неистовый какой», - подумала Люся и замолчала. Пушкова сразу сообразила, что случилось.
- А, - махнула она рукой в сторону парня и сказала громко, не стесняясь его присутствия, - это Рома Громов, мальчик из нашего класса, не удивляйся, он странный.
Рома все отлично слышал, но ничего не сказал. Вопрос о том, где жить Люсе и Лене, решили пока отложить. Не к спеху - медпункт важнее.
Через час они сидели вместе с другими ребятами в Приемной комиссии и по очереди подавали документы. Из-за Лены Люсе пришлось отколоться от общей компании, но она знаками и улыбками показывала своим спутникам по поезду, что от них не отказывается, только пообщается с подругой и опять к ним присоединится.
Странный Рома после медпункта будто приклеился к Люсе с Леной. Он пришел и сел прямо на парту все с таким же загадочным видом. В руках у него была прозрачная папка с документами, а на самом верху виднелась фотография группы «Битлз». Вот так он пришел подавать документы.
Лена это заметила и сказала:
- Рома, а ведь Люся тоже любит «Битлз» и состоит в битловском клубе, - и показала пальцем на Люсю.
Люся, действительно, была членом официального сообщества поклонников «Битлз». Прописку оно имело в городе Электросталь. Еще в девятом классе она увидела адрес этого общества в журнале «Ровесник» и, набравшись храбрости, написала. Вскоре пришел ответ. Письма стали регулярными. За год переписки у нее образовались два постоянных корреспондента – мальчик, называвший себя Джоном из Сочи, который слал ей собственные фотографии из разных мест с загадочными надписями, и девочка Нина из Смоленска, заваливавшая ее многостраничными эмоциональными посланиями. Люсе было совестно, что так часто и обильно она Нине отвечать не может, поэтому дала ей адрес загадочного Джона. Поток писем после этого несколько ослабел, зато Люся оказалась вовлечена в обсуждение чувств и впечатлений Нины по поводу понравившегося ей Джона.
Самыми трудными оказались письма английским и американским ребятам. Люся хорошо училась по английскому, но одно дело читать в классе адаптированные рассказы Теодора Драйзера и Джека Лондона, а другое - писать «носителям языка». Впрочем, Люся гордилась тем, что у нее так много друзей по переписке.
Кроме общения, наградой за участие в Клубе были несколько присланных плакатов и открытка от самого отца Маккензи – поздравление с Рождеством.
Обсуждать свою принадлежность к клубу Люся не любила. С незнакомыми людьми - тем более. Ей было досадно, что Пушкова все разболтала.
Рома выслушал Пушкову. Его лицо стало еще более возмущенным и неистовым, он подумал и сказал, что вся любовь девочек к «Битлз» основана на смазливой мордашке Пола Маккартни. Музыку же они оценить просто не способны.
«Ах ты, такой-сякой!» - подумала Люся. Ей очень захотелось сказать этому остолопу что-нибудь грубое об уровне его воспитания, но она не знала, как это сделать в такой же унизительной манере, поэтому, в итоге, просто промолчала.
Подошла очередь Люси подавать документы. Когда, наконец, формальности были улажены, все отправились заселяться в общежитие. Люсе удалось настоять на своем варианте размещения, и теперь с ней в одной комнате жили три Лены, включая, разумеется, Пушкову. Даша осела в другом общежитии, потому что поступала на экономический факультет.
Что касается мальчиков, то они тоже разделились, поскольку поступали на разные факультеты: большинство (пять человек, включая Глеба Горского, которого еще никто в глаза не видел, потому что, как поговаривали, он живет у приятеля в городе) поступали на математику, остальные выбрали физику, геолого-географический, экономический и естественно-научный факультеты.
Вечером все собрались у девочек в комнате. Пришел и Рома. Он продолжал вести себя воинственно. При этом он обращал внимание только на Люсю, вываливая на нее груду довольно странных фактов. Пока остальные делились впечатлениями о событиях дня, Рома, обращаясь к Люсе, громко, перекрывая всех, сказал:
- Ты знаешь, я читал в газете, что Великобритания постепенно уходит под воду. Это значит, что скоро затопит всех оставшихся «Битлз». Я думаю, их нужно спасти. Для всего человечества. Давай пригласим их в общежитие и уступим им свои кровати. Кто-нибудь готов это поддержать? - он обвел взглядом окружающих.
Все немного обалдели от такого заявления и замолкли, не зная, что сказать.
- Всего нужно три места, одно я уступил, кто еще предоставит свою кровать в помощь утопающим? – повторил Рома
Люсе видела, что он откровенно издевается над всеми и хочет показать, какой он непростой и умный.
Вновь в ответ никто не подал голоса. Все сидели как мышки. Рома, однако, решил не отступать от намеченной цели и перешел от фронтального к индивидуальному опросу:
- Денис, вот ты, например?
- Я готов... - промямлил Денис.
- Что готов?
- Ну, помочь утопающим.
- Молодец, настоящий пионер, кто еще? - сказал Рома и уставился на Люсю.
- Отвяжись, - сказала она ему, а сама, внезапно поняв, откуда ветер дует, подумала: «Надо же, Остап Бендер нашелся».
Остальные не догадались, а потому просто недовольно загалдели: «Ты что, Рома? Что ты издеваешься над людьми, такие глупости городишь?»
Но Люсе понравилась никем не оцененная шутка. Было что-то в Роме, в его напоре и неистовстве, в его неуемном желании подчинить всех своей воле, но не ради какой-то пользы, а так, из озорства, мимоходом, играючи.
После этого дня Рома стал каждый день приходить в комнату девочек, ставил свой стул около Люсиной кровати и продолжал чудить в духе первого дня.
- У меня мама красивая, а папа - урод. Брат пошел в маму, а я - в папу, так ведь, Люся?
- Откуда мне знать?
Развлекавшимся игрой ребятам он бросал следующую фразу:
- Я не могу с вами играть в "Мафию", вы подрываете мою веру в человечество. Вот зачем вы все такие подлые и изворачиваетесь?
Люся видела, что ребята его не любили, но это было не из-за того, что он говорил глупости, а из-за того, что никто не мог принять вызов. Если бы кто-нибудь метко высмеял его или оборвал... Но ребята сидели и что-то мямлили в ответ или поддакивали ему. Он был способен любого подмять под себя, ему хватало на это ума, наплевательства и цинизма. Но это и привлекало в нем Люсю.
(продолжение следует)
Пять предыдущих глав: