А через год у Левиной жены Раи обнаружили опухоль. Говорят рак – это непрощенная обида, видно Раечка так и не смогла простить всевышнего за то, что отнял у нее любимую дочь. Наверное ,эта обида жила в ней глубоко внутри, а потом взорвалась неоперабельным раком. Сама врач и дочка врача, она очень хорошо понимала, что ее ждет, и до последнего таилась от всех, в том числе и мужа. Кончилось тем, что она потеряла сознание прямо в своем рабочем кабинете, принимая больных. Дядя Лева примчался в больницу и медленно осел на стул, шепча что-то побелевшими губами , услышав диагноз.
Через месяц он привез ее из больницы домой, фактически умирать, это понимали все врачи, но не Лева. Он в это верить не хотел и отчаянно сражался за каждый день ее жизни . Это было страшное время. Раечка плохо ходила, ее качало , она теряла равновесие, и весь дом был утыкан специальными крючками, на них крепились веревки, держась за которые она мола хоть как-то двигаться. Дети притихли и первое время пытались помогать, но сын служил в элитных войсках израильской армии, приходя только на выходные, а Данка училась и ей было далеко ездить. Весь груз забот и домашних дел лег на дядю Леву и он не роптал, на работе пошли ему навстречу, дали вначале возможность работать на дому, а потом и вовсе оформили отпуск за свой счет, войдя в положение. На работе его ценили.
Раечка угасала, и ни консультации мировых светил, ни новейшие методики не могли побороть ее недуг. Лишь слегка затормозить, отстрочить… Но Лева боролся, обнимал ее слабеющее тело, пытаясь вдохнуть энергию жизни и пока она была в сознании бесконечно пересказывал счастливые дни их знакомства. Пытался мысленно вернуть ее в то счастливое, беззаботное, напоенное солнцем и морскими брызгами время . А познакомились они на курорте в Ялте, куда приехала студенческая ватага ребят. Они лежали на пляже, Раечка заходила в воду и засмеялась повернув лицо солнцу, обращаясь к подружке. И он сразу понял, что это Она. Он пересказывал ей все это, как будто хотел опереться на то плотное и почти осязаемое счастье, то неподвластное тлену время, чтобы задержать, не дать соскользнуть Рае в черную воронку небытия.
Через пять месяцев Раечка умерла. Черный Лева 40 дней сидел Шиву, а потом мы забрали его к себе, чтобы хоть как-то отвлечь от грустных мыслей. Он как будто застыл, практически перестал разговаривать , сестра заставляла его есть и пить и оживал только тогда, когда играл с маленькими детьми, своими племянниками.
- Внуков ему надо, внуков,-твердила сестра. -И он поднимется.
Еще через год женился его сын, и на свет появились двое смуглых черноглазых мальчишек -погодок, похожих друг на друга, как братья близнецы. И дядя Лева стал постепенно оттаивать, просыпаться после черного сна. А еще через год приехала Фаина, студенческая подружка жены, недавно похоронившая мужа, тоже сгоревшего от онкологии. На могилу к Раечке пошли вместе…
И он поднялся и повеселел мой бесконечно любимый дядя, И опять, приезжая в его израильский дом мы грелись в лучах его доброты и оптимизма. Той генетически непоколебимой веры в жизнь, вопреки ее ужасам и страшным потерям, вопреки испытаниям и смертям.
И когда я в очередной раз впадаю в уныние , начинаю жаловаться на домашних, перестаю различать яркие краски через унылое окошко повседневности, когда у меня опускаются руки – я думаю о дяде Леве, его жизнестойкости и мужестве, а главное о стойкости и любви. Любви в истинном, библейском смысле этого слова.