Начало Продолжение Часть 3 Часть 4 Часть 5
Лишь одно успокаивало отца: то, что так строг и серьёзен курсант Василий Морозов. Никаких вольностей в отношениях с Валюшкой не замечал. Даже немного легче теперь было отпускать дочку из дому: с таким, как Василий, девчонке ничего не страшно.
Воспоминания и спасали, и приносили страдания, делали долгие ночи мучительно бессонными. И нельзя было избавиться от этих воспоминаний…
… Не только Катя знала о встречах Алексея с ливийской лётчицей Валентиной Ерёминой. Узнал об этом и капитан Морозов. Сам Алексей издёргался, измучился от той неопределённости, которой не смог вовремя противостоять. Он знал, что по-прежнему любит Катеньку, но эта девушка – то в хиджабе, то в платьице, то – в запылившейся, выгоревшей военной форме притягивала его с невероятной, необъяснимой силой. Притягивала, и – потрясающе вовремя! – умела остановиться. И его остановить – совсем не с девичьей властностью. И после каждой встречи Алексей опять неистово ласкал жену. Сердце рвалось: неужели их любовь с Катенькой может вот так исчезнуть, уйти безвозвратно? Но он же помнит, как они любили… любят друг друга, помнит, как ждал увольнений, чтобы увидеть её, единственную, самую родную, без которой жизни не представлял… Помнил, как робко Катенька протягивала ему маленький букетик полевых васильков. А любимые глаза – такие же васильки… Как это удержать, спасти?! Алексей тихо, беспомощно стонал. Катя всё понимала, лицо её было мокрое от безмолвных слёз.
- Ты любишь её? – однажды он – не расслышал, а, скорее, почувствовал, – вопрос жены.
Резко встал, распахнул окно. Долго молча курил. Катя подошла к нему, стала рядом. Алексей крепко обнял жену, она закрыла глаза, временами то ли всхлипывала, то ли тихо вздыхала… Так и простояли у окна до самого рассвета…
Вечером Алексей шёл к госпиталю – встретить Катерину. Прямо на крыльце увидел её. Она вырывалась из объятий капитана Морозова, а он целовал её – властно, бесстыдно, бездумно. Когда оглянулся и увидел подбежавшего лейтенанта, сказал – с кривой улыбкой, тяжело дыша:
- Ладно тебе… лейтенант… У нас же с тобой как: баб делим?! Делим же?! Вчера ты – с моей… Сегодня я… вот… с твоей… синеглазкой… Меняемся?! И… всем хорошо! Так, лейтенант?!
Москвин не помнил, как ударил капитана. Потом они катались в пыли, не видя разбитых лиц, заливаясь кровью. Что-то кричала Катенька, пыталась растащить их.
А на следующий вечер к Москвину открыто, при всех, подошла Валя Ерёмина. Повела усталыми миндалевидными глазами в сторону сжавшего кулаки Морозова, негромко сказала:
- Товарищ лейтенант… поговорить бы…
Морозов так и застыл с сжатыми добела кулаками.
Валя и Москвин вышли за аэродром. Долго шли молча.
- Спасибо… за белый танец, – прошептала Валя. – Вдруг обняла его. Плечи её тихо вздрагивали. – Не вовремя мы встретились. Прости, я не сдержалась. – Улыбнулась сквозь слёзы: – Я надеялась… что только – белый танец… Один, единственный белый танец… Мне так его хотелось! Я не ошиблась… у тебя очень сильные и… ласковые руки. Мне так хотелось – один раз! – почувствовать это…
Стала целовать его лицо, глаза, губы.
Москвин растерянно напомнил:
- Ты же… с Морозовым…
Валентина грустно усмехнулась:
- Да… уже – с Морозовым… – Повторила: – Поздно мы с тобой встретились… и не будем разрушать жизни – свои… и тех, кто уже с нами рядом… Я полюбила тебя, как только увидела. Так бывает… И – не сдержалась.
Помолчала, а потом жёстко добавила:
- Вот и всё, лейтенант. Давай будем сильными.
Больше они не встречались. С этого времени изменился и капитан Морозов. Куда-то исчезла его безоглядная удаль и бесшабашность. И глаза смотрели не вызывающе нагло, а просто устало…
…Полковник Москвин был очень благодарен Василию за то, что он так бережёт его девочку. Видел, что отношения их остаются чистыми. Уважал парня за сдержанность – сейчас это редкость. Сейчас всё узнать и всё почувствовать хотят сразу, с первой встречи, ничего не оставляя нетронутым… сокровенным… спешат. Потому и не осталось ничего сокровенного, красивого, трепетного, неповторимого. Всё – бегом, на ходу… А как же тайна, что только между двумя бывает… должна быть… Василий, видел полковник, не из таких парней. Правда, и Валюшка его – вовсе не легкомысленная девица, он, отец, воспитывал её строго, может, даже слишком строго, но – без матери ведь. А отец – каким бы понимающим он ни был, всё-таки не всегда умел объяснить дочери то, что так просто и мудро, по-женски… как там у них бывает… сделала бы мать. Поэтому чаще призывал на помощь строгость.
С улыбкой слушал: Валюшка не умолкала, рассказывала отцу о полётах. Аж дыхание прерывалось у девчонки! Не скрывала – не всё получалось с первого раза. Так ведь – ещё четвёртый и пятый курсы впереди! Василий серьёзно кивал головой, держал Валюшкину ладошку в своей руке.
И всё же какая-то тревога тяжёлым камнем лежала в сердце полковника Москвина. Не верил, что в жизни бывают такие встречи, не верил, что возможны такие повторения судьбы… Но – как знать… его девочка, любимая, единственная дочка – как он ни противился этому, всё же пошла по тому пути… сама выбрала тот путь, который и есть – повторение… непостижимое, необъяснимое повторение… Неизбежность?.. Возмездие?..
Как-то решился, заговорил с Василием о его семье. Со слов Валюшки знал, что Василия растил один отец. Спросил:
- Ну, расскажи, сержант Морозов… кто отец?
- Генерал-майор Морозов. Служит в штабе округа, – просто ответил Василий. – Маму я не помню. Отец в Ливии служил… во время американской бомбардировки…
Голос курсанта Морозова вдруг отдалился… стал неслышимым. Василий продолжал что-то рассказывать, а полковник Москвин уже не слышал его слов, чувствовал, как кто-то невыносимо больно, беспощадно сжимает его сердце.
Вдруг охрипшим голосом спросил:
- Как… как отца зовут?
Голос Василия – издалека:
- Андрей Семёнович Морозов…
Валюшкины испуганные глаза:
- Папа… тебе плохо?
Подала стакан с водой.
Стучало в висках:
- Этого… этого… не может быть… – дрожащей рукой полковник прикрыл глаза…
…После той драки что-то неуловимо изменилось в отношениях лейтенанта Москвина и капитана Морозова. Удивительно, но взглядов они оба не отводили, в глаза друг другу смотрели просто, и не было в их глазах ни злости, ни угроз друг другу. В боевых вылетах они негласно берегли друг друга. Капитан прикрывал лейтенанта Москвина ради синеглазой Катеньки, а Москвин стремился уберечь Морозова – для Валентины…
В одном из налётов американской авиации был сбит самолёт лейтенанта Ливийских ВВС Ерёминой.
Совершенно безнадёжно раненую лётчицу доставили в госпиталь.
Дома Катенька не сдержалась – после суток в госпитале. Расплакалась на плече у мужа:
- Девочка… Недоношенная… глубоко недоношенная… Господи!.. Господи!.. Хоть бы выжила!
Ошеломлённый лейтенант Москвин молчал. Потом невпопад спросил:
- Девочка?.. Как это…
Сквозь слёзы Катя ответила непривычно резко, даже грубо:
- Как, как… Как бабы рожают – знаешь?..
И зашептала в горькой безысходности:
- Двадцать восьмая неделя у неё шла…
Валя Ерёмина умерла, едва придя в себя. На секунду озарились счастьем глаза, когда ей показали новорождённую девочку…
А капитан Андрей Морозов без вести пропал в том воздушном бою. Потом его фамилия была в списке погибших…
Лейтенант Москвин видел: что-то мучает его Катеньку. Чувствовал – не решается сказать ему что-то очень важное. Как-то ночью Москвин спросил:
- Что, Катюша?.. Расскажи…
Катенька, приподнявшись на локте, быстро зашептала:
- Алёша… Я не могу… Она такая крошечная… Девочка… Валина… – горько, безутешно заплакала, уткнувшись в плечо мужа. Потом взяла его лицо в свои ладони, внимательно смотрела в глаза:
- Алёша… Давай удочерим девочку. Я знаю… Она – твоя дочь?.. Валина и… твоя?..
Продолжение следует…
Начало Продолжение Часть 3 Часть 4 Часть 5