Часть пятая.
Вера лежала на кровати в пальто и валенках под одеялом, но холод уже пробрался под одежду. Надо двигаться, чтобы согреться.
Она неохотно отвлеклась от воспоминаний рассказов из маминого детства. Надо что-нибудь приготовить поесть. Выбор то небольшой – вода и горсть крупы. Чтобы крупа увеличилась как можно больше в объёме, её долго варили, а потом укутывали в одеяла, чтобы настоялась и набухла. Назывался такой "суп" «баланда». Когда удавалось раздобыть куриное яйцо, то его тоже варили очень долго, так, что желток обретал сизый цвет. Тогда яйцо несколько часов переваривалось в желудке и чувство насыщения оставалось дольше.
Но для того, чтобы приготовить поесть, или даже закипятить воду, нужна была сама вода. Водопровод не работал, поэтому каждый день за водой приходилось ходить на Неву. Через площадь, мимо Исаакиевского собора, через Александровский сад к Медному всаднику и по ступенькам вниз, к реке. Это был страшный путь. От голода кружилась голова, подрагивали ослабевшие ноги, а в ушах стоял тоненький противный звон.
Путь этот, как указателями, был отмечен трупами людей, либо не дошедших до Невы, либо отдавших последние силы на добывание воды из полыньи. Ослабевшие, присевшие отдохнуть, они засыпали и замерзали на льду, или на обледенелых, залитых водой ступеньках. По ним, превратившимся в сплошной каток, нужно было подняться с бидончиком воды и дойти до дома.
Без кипятка никак нельзя – его пили для того, чтобы обмануть чувство голода, им грелись, вскипятив на «буржуйке». Это было единственное доступное тепло. Люди не раздевались неделями, и спали в одежде.
А город в блокадную зиму был удивительно призрачно-красив. Не дымили трубы стоявших заводов. Иссиня-белый снег холодно искрился. Громады прекрасных дворцов и соборов, словно немые свидетели трагедии, молча взирали на страдания людей.