Машина, а это была обычная «Волга» с задним приводом плохо шла по заснеженной дороге. Слева и справа от дороги высились отваленные недавно грейдером сугробы. В машине ехало, кроме водителя, ещё трое, а конкретно съёмочная телевизионная группа из Москвы.
Руководителем группы был невысокий чернявый парень. Одетый в пуховую американскую куртку и меховую шапку, сквозь стёкла дорогих очков он молча смотрел в окно, сидя на заднем сиденье. Рядом с ним, на приличной дистанции, сидел техник группы, пожилой флегматичный мужчина с привычкой всё переспрашивать. На голове у техника была видавшая виды и пощипанная временем серая кроликовая шапка. Пока он спал, свесив голову, роговые очки с его носа сползли ему на самый кончик. Впереди, рядом с водителем, сидел телеоператор группы по имени Кирилл, высокий плечистый парень, бывший боксёр, служивший в армии в десантных войсках.
Они ехали в один дальний посёлок в Пермском крае, куда на постоянное место жительства определили жить семью русских беженцев из Казахстана. Об этом нужно было снять репортаж.
Дорога оказалась длинней, чем они думали. Уже опускались сумерки, а до посёлка они ещё не доехали. Машину на плохой дороге трясло и кидало, но они, как моряки, привыкшие к качке, совершенно не обращали на это внимания, привычно откликаясь на каждый толчок произвольными телодвижениями, мутирующими в соответствии со всеми законами физики.
Наконец, появился первый дом. Водитель сказал: «приехали». "Что?", переспросил техник, просыпаясь. Ему не ответили. "А", сказал он, снимая очки, глядя на стёкла и надевая очки обратно. Все стали потягиваться и хрустеть костями, готовясь к выходу и очередной съёмке.
Однако дом, в который они приехали, неожиданно для всех оказался пуст. Более того, в том месте, где должна была находиться входная дверь, зиял лишь прямоугольный просвет. Судя по обилию снега за порогом, дверь уже давно кто –то снял и унёс.
Удивлённые, они опять сели в машину и поехали по посёлку спрашивать, куда делись обитатели дома. В ближайшей же хате им объяснили, что приехавшие из Казахстана «беженцы» плохо себя вели и председатель их выселил. «Куда выселил?», не поняли они. «А чёрт его знает –куда!», ответили им.
Они стали искать пропавших беженцев. По информации, которую им дали в редакции, это должна была быть женщина с тремя детьми. Не могли же они провалиться под Землю! Тем более, что она мёрзлая. Старшему сыну женщины, судя по записке, было лет шестнадцать, младшим детям десять и пять.
В посёлке никто из местных не знал, куда делись беженцы. Объехав чуть не половину домов, они так и не узнали ничего об их местонахождении. Опустилась уже ночь. Мороз был градусов пятьдесят. Где могла находиться мать с тремя детьми в такой лютый холод, пусть и одним взрослым, понять было невозможно.
В одном из домов им всё же повезло. Некая молодая женщина, выслушав их, сказала:
«А, эти которые из Казахстана? Они кажется в сарае поселились за деревней, тот, что у коровника стоит.
Они поехали к коровнику. Ночь была уже хоть глаза выколи. За дверями машины морозило так, что сами закрывались глаза, мозг отказывался работать, а тело погружалось в сонное оцепенение, выйти из которого можно было только ценой неимоверных усилий.
Наконец, фары машины вырвали из темноты покрытый известью коровник и тёмный сарай рядом с ним с прибитыми в приличный интервал досками, сквозь щели в которых гулял, завывая, ветер.
«Неужели здесь живут люди?», спросил Кирилл. И сам же ответил: «не может быть»!
Они вышли из машины, и подошли к сараю. Внутри было темно.
«Там по-моему кто –то есть», сказал главный в группе, показывая на крышу, откуда струился слабый дымок. "Что?", переспросил техник. "Там есть говорю кто -то", повторил журналист, направляясь к двери сарая. Техник отчаянно помотал головой, будто не веря в это.
Внутри сарая лежал снег, на котором кое - где были разбросаны распиленные поленья. Сквозь щели в стенах были видны звёзды. Однако в глубине сарая что –то темнело и оттуда доносились едва слышные стуки.
Они пошли на этот звук. Сарай оказался просто огромным. Наверно его строили для хранения сена. Но поскольку коров в коровнике больше не было, сарай бросили.
Пока они шли, звуки становились всё громче. Пройдя шагов двадцать, они остановились возле странной низенькой постройки из кирпича с трубой наверху и низенькой дверью.
Постучав, старший открыл дверь. На него сразу пахнуло домашним теплом, натопленной печкой и запахом каши. «Можно?», спросил он. Не дожидаясь ответа, он зашёл внутрь, сразу сняв очки, стёкла которых запотели.
Зайдя, он осмотрел помещение. Это была крошечная комната, внутри которой уместилась лишь пара лежанок, заправленных лоскутными одеялами, крошечный кухонный стол и три самодельные табуретки. На плитке дымилась вся закопчённая алюминиевая кастрюля, возле которой с ложкой в руке стояла миловидная женщина, одетая в байковую сорочку, кофту, юбку вязаные чулки и чуни. «Входите, раз пришли», запоздало пригласила она.
«Мы из Москвы, съёмочная группа», объяснил старший. Приехали вот по вашему письму.
«А что ж, смотрите», обвела рукой с ложкой в ней комнату женщина. «И говорить ничего не надо, так всё видно».
«Да, но почему вы здесь оказались?», спросил старший. «В письме же указан совсем другой адрес. Мы там были. Дом пуст, дверь даже снята».
«Снята, да», вздохнула женщина. «А что нам делать было? Мы приехали из Казахстана в начале весны. Нас правда поначалу вроде неплохо встретили. Дом вот этот дали, в котором вы были. Мы думали, вот какие хорошие люди, добрые да приветливые! Это ж мы потом только узнали, что дом был построен на выделенные государством деньги специально по программе переселенцев. А местные к нему никакого отношения не имели. Ну, вот стали жить. А работы нет. Не берут никуда - хоть тресни! Мы ж им чужие...Помыкались, помыкались. Все деньги, что у нас с собой были, проели. Даже в колхоз нас не берут. Что делать? Пошли мы к председателю. Он говорит: «у меня для вас работы нет, своих кормить нечем».
Какое –то время мы перебивались. Грибы, ягоды, рыба, то сё. Коля, это мой старший сын, его сейчас нет здесь - он у друга заночевал в соседней деревне, подружился там с одним, - так вот, Коля одно время зарабатывал на лесозаготовке. Но потом это кончилось.
А ближе к осени так прижало, что хоть караул кричи и попросить не у кого, никого мы тут не знаем! Ну, я однажды Коле говорю: надо что –то делать, а то зубы на полку положим. Он взял, снял дверь, пошёл и продал. Председатель как об этом узнал, приехал, давай нас выгонять. Никому, говорит, не позволю, так с колхозным имуществом обращаться! Я ему: так оно же наше, правительство нам дало. А он: «всё равно оно у меня на балансе и с меня спрос за него. Собирайтесь и уматывайте, куда хотите, свалились на мою голову»! А куда идти?
Нашла этот сарай за деревней, кирпич тут вокруг везде битый валялся. Сложила из него хату, печку сама сделала, вот живём.
Журналист обернулся посмотреть на Кирилла, который снимал весь этот диалог. Желваки у него под кожей ходили ходуном, из уголка глаза, или ему так показалось, выкатилась, блеснув, слезинка. В комнатке было в самом деле душно, печка чадила.
Старшая девочка, всё то время, что они здесь были, пыталась читать, устроив книгу на коленях и изредка бросая на гостей косые взгляды. Её маленький брат играл на полу. Вдруг, вскочив, он подбежал к Кириллу с игрушкой, деревянным трактором и бухнув его Кириллу прямо на колени, крикнул: «Смотли, какой у меня тлактол есть»!
Кирилл с натянутой улыбкой погладил его по голове.
На следующий день, поспав немного в гостинице для дальнобойщиков, которую они нашли на трассе, группа поехала обратно в посёлок разыскивать председателя.
Тот сидел у себя в конторе, приземистый, рыжий мужик в душегрейке, с колючим бобриком волос и таким же колючим взглядом. Увидев направленный на него микрофон, он слегка опешил:
« Вы чего…вам кого…вы кто?», стал бормотать он.
«Мы съёмочная группа из Москвы», громко отчеканил журналист, сев перед председателем на стул. «Вот приехали узнать, как выполняется в вашем колхозе государственная программа о переселении беженцев».
«Так что….в смысле, как выполняется, да вы знаете, кто эти беженцы!», сразу полез в бутылку председатель. «Кто?», спросил журналист. «Быдло! Вот они кто. Им, как людям, дома новые, всё новое. У нас даже такого нет! Нам почему такие дома не строят? А этим б....– на те! Мы чё, хуже их? Не, не хуже! А у нас нет таких! Вот. А этим всё –дом, два этажа, чуть не ванна...». «И что?», не понял журналист. «А то, что они добра не понимают. Взяли, унесли дверь. Это что, порядок?».
«Но это же их дом! Они им распоряжаются, как пожелают! ». «Да, но он на территории колхоза! А я тут за всё отвечаю»! «Поэтому вы их выгнали зимой на улицу? С детьми! В лютый мороз»? Председатель прикусил губу.
«Слушай, а вот по –честному, не для микрофона, скажи мне. Кирилл, выключи. Если бы там была не одна баба с детьми, а с ней ещё был бы здоровенный мужик, вдвое сильнее тебя, который бы тебе за твои художества мог так тебя разукрасить, что ни одна больница бы тебя не приняла, ты бы их выгнал? Ну, честно?»
Председатель посмотрел на старшего, но затем отвёл в сторону глаза. Сказать на это ему было нечего.
Кирилл включил камеру. Съёмка продолжилась.
- Так почему вы их не взяли на работу?
- У нас свои в очереди стоят.
- Да что вы?!
Группа уже садилась в машину, когда Кирилл, вдруг сказал: «Ребят, я на секундочку вернусь, забыл кое-что». «Что?», не понял старший. «Да одну вещь там, надо вернуться, минутку подождите».
Старший, подумав, что оператору надо по нужде, хмуро кивнул: «давай, только быстро. А то до города ещё сто вёрст с лишним. Хотелось бы дотемна вернуться».
Минут через пять вернулся из председательской конторы Кирилл. Заметно повеселевший, он сел вперёд и сказал водителю «поехали!».
«Всё в порядке?», спросил его старший.
«Да, всё в порядке», потирая кулак с заметно покрасневшими костяшками, сказал Кирилл, усмехаясь про себя чему -то.