Матвеевна, выйдя из комнаты, устало сказала:
- Ну, Матрена, слава богу! Дай-ка руки вымыть, да чаю согрей.
- Так давно уж ждет чай. А может, чего-нибудь покрепче, Матвеевна? Да и поужинать хорошенько, а?
Фельдшер подумала минуту, потом сказала, махнув рукой:
- Давай! Задала мне твоя невестка. А мальчишечка ничего, крепенький.
- Преждевременный он, Матвеевна. К концу мая ждали, а он, вишь как рано запросился.
- Преждевременный? Не похож он на такого. Кило три с лишком будет.
Матрена достала с полки из-за занавески бутылку самогона, поставила на стол хлеб, нарезала сала, разрезала луковицу. Достала из печки чугунок с картошкой.
- Ну, давай, Матвеевна, за здоровье моего внучка! Федя, иди к нам, выпей за сына!
Они выпили по стопке, закусили. Матвеевна засобиралась:
- Пойду, устала я.
Федор проводил ее. Вернувшись, спросил мать:
- Что так рано? Саня говорила, что к концу мая должно было быть.
Мать, готовя пеленки, ответила:
- Так бывает, сынок. Может, подняла что тяжелое. А может, переволновалась сегодня, вон что сказали по репродуктору, слыхал?
- Слыхал! Свернули все ж мы ему шею! В нужный день родился сынок!
Федор помолчал.
- Значит, он недоношенный, выходит? Это не опасно?
- Да нет, вон, посмотри, Витька Матюхин, семимесячный родился, а какой вымахал! Главное, чтоб у Сани молоко было, да не болел бы он, а вырастить мы его вырастим, не переживай, сынок! Ну, иди к ней.
- А можно мне? – младший сын пошел за братом.
- Смотри, тихо!
Федор осторожно подошел к жене. Она лежала обессиленная, бледная, рядом, завернутый в пеленку, лежал ребенок. На лице Александры было умиротворение, как у человека, выполнившего очень трудное, но очень важное дело. Увидев мужа, она улыбнулась ему и в глазах мелькнула настороженность. Федор поцеловал ее, отвернул пеленку, посмотрел на сына.
- Спит...
- А что ж ему делать?
- А можно я посмотрю? Он мне кто?
- Племянник.
- Значит, я дядька?
Федор усмехнулся, потрепал брата по голове:
- Дядька.
- А на кого похож?
- Я еще не разглядела. Завтра днем рассмотрим.
В комнату вошла свекровь. В руке у нее была миска с картошкой, нарезанное сало, хлеб. В другой руке – кружка молока.
- Федя, поставь тут табуретку, - сказала она, - да принеси рушник из сундука.
Федор принес табуретку, застлал ее полотенцем. Мать поставила еду, сказала невестке:
- Поднимись, Шура, поешь. Теперь тебе надо хорошо есть, мужичка кормить надо.
Александра сказала, что не хочет. Но свекровь настояла на том, чтобы она поела и выпила молоко.
- Проснется – чем кормить будешь?
Александре приятно было такое внимание, но в глубине души она чувствовала неловкость. Конечно, мать думала, наверное, что просто они с Федором сотворили сына до свадьбы, а Федор считал, что он недоношенный.
- Надо бы моим сказать, - проговорила Александра. – они ж не знают.
- Утром Федя сходит и скажет, - ответила Матрена. – сейчас уже поздно, они спать легли.
- Мам, постели мне здесь на лавке, - сказал Федор, - я тут посплю.
Александра улыбнулась. Хороший он, Федор!
Утром в конторе все спрашивали Варвару об Александре. Лукерья, конечно, не преминула высказаться:
- Чтой-то рано родила Санька!
Настасья ответила ей:
- Какая тебе разница? Есть у мальца и мать, и отец, чего ж еще надо?
В контору вошел Гришка Грач. Подошел к столу Варвары.
- Ну, Варька, как племянник? На кого похож?
- Я еще не видела, - ответила она. – Говорят, на Федю.
- На Федю? – Гришка усмехнулся и отошел.
В дверь вошел Федор. Увидев его, все стали поздравлять, он слегка смутился от такого внимания.
- Как там Саня? – Варька вышла из-за стола, подошла к Федору. – Как назвали? Он беленький или черненький?
- Ну ты затараторила! – Лукерья остановила девушку. – Пойди да посмотри!
Председатель, войдя в контору, прикрикнул:
- А что это здесь происходит? Что за шум? Надежда, ты что, еще не раздала наряд? – спросил он бригадиршу. А, Федя! – он улыбнулся, подошел к молодому отцу.- Как наследник? Как назвал сына?
- Георгием, - сказал Федор,- как Жукова!
- Правильно,- сказал председатель, - он родился у тебя в день взятия Берлина. И имя должно быть соответствующее!
Григорий стоял в дверях конторы, смотрел себе под ноги. Разные чувства охватили его. Он точно знал, чей это сын. Саньку он ненавидел сейчас, а к Федору испытывал зависть. Ощущение несправедливости не оставляло его. Ишь, светится, как начищенный самовар! «Сын! А чей сын, знаешь?»- хотелось спросить ему Федора.