В издательстве Чтиво неделя дружественного журнала «Внеклассовое чтение», и мы публикуем несколько лучших рассказов его авторов.
В губчато-жиденькой сини беззвучно буксовал самолет, хвостом зацепившись за взгляд женщины в желтом, стекающим вниз платье. Она стояла у окна с улыбкой размером с подоконник и часто, как крылышками, вздрагивала согнутыми в локтях руками. В междурамье муха рьяно репетировала смерть, а между тем в глубине квартиры с удушливой веселостью распадались на ноты желтоперые канарейки.
– Игорешенька, Игорешенька, Поликарп Эдуардович идет к нам! Поликарп Эдуардович идет к нам!
– Я встречу, я встречу, – чирикнул ее муж, и слышно было, как возбужденное тело в предвкушении встречи чувственно рвануло к двери, ломая несущие сущее стены.
На большую черную дверную бородавку лег красный толстый палец и нежно вдавил ее. Тут же полился сладковатый птичий свист, и дверь как-то незамедлительно тихо открылась под музыкальную лужу.
– А мы вас уже ждем не дождемся! Да-да-да-да-да! Проходите.
Две мужские руки интимно сблизились в мелкой, долгой, дотошной, тягучей ласковой тряске. После чего хозяин красного толстого пальца направился в ванну – мыть остальных его братцев-святотатцев.
– Где ваша… м-м, пташка? – спорхнула улыбка с докторского лица, и полотенце слепо улетело в умывальную.
– Там, там! – чирикнул хозяин и указал на полуоткрытую, как банка с зеленым горшком, дверь.
В комнате мама, склонившись над кроваткой, вместе с младенцем пускала пузыри да агукала. Жена-мама подняла голову, как-то ловко поздоровалась мимолетной гримаской и, подобно мужу, с тревожной радостью чирикнула:
– Смотрите, что наша девочка уже может делать! Какая прелесть наша пташка! Прелесть! Какая!
Младеница не обращала внимания на пузырно-сюсюкающую публику, она – ласточка, она – вытянула ножки, она – растопырила ручки, и с восторгом начала издавать звуки, схожие с самолетиком. Улыбнулись все, даже суровые настенные часы: «Дин-дон!»
Поликарп Эдуардович проделал специфические манипуляции, что только у докторов выглядят непостижимым образом убедительно, и, дождавшись, когда муж, жена, ребенок да свора канареек остановятся, деловито булькнул:
– Зинусик, деточка здорова. Проблем – нет.
– Тогда чаю, – предложила жена.
– Тогда чаю, – поддержал муж.
– Тогда чаю, – поставил точку врач и тут же сердито заметил. – Какой душный беспорядок!
– Мы приоткроем…
– Форточку…
– Немедленно…
Все в спешливом конфузе удалились на чай-выручай. Только махонькая канареечка в смешливом желтеньком костюмчике, растопырив ручки и ножки, продолжала подражать самолетику.
На кухне словечки осторожно начали упаковываться в солидные словеса, блюдца под беседу пререкаться, ложки потявкивать, рафинад плавиться, а чай принимать форму тел, сидящих за столиком. Оживление пестрой змейкой заползало в недоступные закоулки мыслей:
– И что ж, и что ж, и что ж вас все-таки беспокоит?
– Как-то странно ведет себя наша канареечка. Вот ручки так… и ножки еще эдак.
– Самолетиком. Самолетиком.
– Да, самолетиком. Волнуемся. Необычно. Чно. Но. О…
Зинаида как-то растерянно замолкла, заглядывая доктору в глаза.
– Она, хм, эм, э-э, растет, – неудачно хлебнул горячего чаю врач. – Подражает. И все. А чай у вас жгуч. И...
– Да, насчет подражания. Вы видели картину в детской? От оригинала не отличить! Не отличить! – прыснул радостью муж.
– Хороша. Но кривовата. Далеко не оригинал. Оригиналы как-то прямее висят.
– Игорешек, я говорила, что кривит «Горизонт».
– Зинусик, каждый день поправляю. И тебя, и картину. Это – «Пчелы». Да-да! «Пчелы». Жуткие. Желтые. Желанные. Пчелы. Как наши пичужки.
– Может, гвоздик? – жена ножом фразу…
– Гвоздик надежный. Он ве-ли-ко-ле-пен!
– Или стена?
– Пуф! – закатил с укором глазки муж.
– Очень странно, – с выпученными очами, отчаянными от чая, нечаянно икнул Поликарп Эдуардович.
– Картина, вазочка и шторка, вот чирк на потолке и книжка, что на полу лежит небрежно, все сбито, стронуто, задето, все непод… – подняв острый нос и склонив голову набок, как курица, продекламировал Игорешек, рассматривая чистый лист потолка.
С каждой четной чашкой неспешная беседа приобретала кристальную четкость, а с нечетной – абсолютную логичность. Говорили все разом:
– Лук-порей и ляписы… Это из-за моей склонности к интерпретированию ты называешь меня нежным? В лучшем случае электричка просто опоздает.
– Аллельность жасминовых интерпретаций – согласен. Ля – что? Не опоздает!
– Духовность и греча молекулярных отношений… Давеча обедал у Инны Сергеевны, говорили о Христе!
– Канареечка, ну просто чудесно, чудесненько покакала!
– Мопс Коржик кивнул мне в ответ так, что я смутился. Очнувшись, я увидела поцелуй.
– Ничего удивительного! Ведь Евгению сложно найти настоящего анархиста, хиппи и мистика, потому что он фундаменталист.
– Да... А кто ж?.. И на банкете?... Шин ин дан дер ардон…
– Элчейн бриайн су ара маш чеки эк...
– Дин-дон! – включились в разговор часы.
И вдруг… в лабиринтную вязь разговора влетел звук из детской:
– Хлоп!
– Зинусик, что там? Там? – неуверенно промямлил муж.
И вдруг… все разом стали вертикальными и – в сторону хлопка.
Комната была полна пустых вещей. И в плоти воздуха застыла тишина: канарейки не свистели. Приоткрытая форточка, будто бы рот больного у стоматолога, была распахнута до боли в петлях-скулах.
И вдруг… в тишине раздался свист:
– Мо-я-я-я-я ка-на-ре-е-чка-а-а! До-о-о-чень-ка-а-а-а! Она упорхнула от нас… У-ле-те-ла-а-а-а-а! Вик-вик! Ти-ти-ти-та-а-а-а!
Зинусик затряслась мелко-премелко. Слезы затушили ее крик. Сквозь желтое платье стали проступать перышки. А голова обратилась птичьей.
– Ну, что ты! Ну, что ты! Такого не может быть! – Растерянно клекотал Игорешек. Его острый нос стал похож на клюв, а полы пиджака начали удлиняться в стройный длинный хвост. Муж превратился в канарейку вслед за женой.
На красных ногах, ставшими уже птичьими, проворно подпрыгнул к окну Поликарп Эдуардович. Его левая рука обернулась крылом, а с правой началась такая же метаморфоза. Правой рукой он плотно успел-таки закрыть форточку со словами вперемежку с щебетанием:
– Как бы чего еще такого не вышло. Виу-вик!
И все трое заполнили мелодией комнату, глядя в пожелтевшее небо.
В издательстве Чтиво неделя дружественного журнала «Внеклассовое чтение», и мы публикуем несколько лучших рассказов его авторов.
