Серый. Первое слово, приходящее на ум, когда пытаешься описать все, что тебя здесь окружает. Серый разбитый асфальт, пасмурное небо, границы которого не отличить от тумана вокруг, какие-то советские панельные дома, такие заброшенные, с темными провалами окон, а кое-где совсем остовы некогда добротных зданий.
К одному из таких скелетов стараясь двигаться как можно быстрее, но незаметнее, пробирается одинокая фигура в просторной куртке. Лицо ее скрыто капюшоном, в руке обломок железной трубы, конец которой в бурых разводах. Она перемещается короткими перебежками, от укрытия к укрытию, явно нервничая и постоянно оглядываясь, ее рука с импровизированным оружием сильно трясется.
В одну из таких перебежек фигура, не удержавшись, спотыкается и, пробежав пару шагов по инерции, ударяет трубой по дороге. Раздается громкий скрежет металла об асфальт, завершающийся протяжным звоном. Она замирает в страхе. Сначала вокруг лишь тишина с отголосками звона. Затем слышатся чьи-то шаги. Сперва это тихое одиночное шарканье. Фигура напрягается. Шарканье множится, постепенно переходя в топот бегущей толпы людей. Фигура резко срывается с места, едва не упав, ее капюшон слетает с головы, обнаруживая под собой перекошенное от животного ужаса лицо девушки.
Она бежит со всех ног к тому самому зданию, а из тумана все громче слышится топот, уже можно услышать невнятный гул голосов. Вот из тумана показываются первые их обладатели. Разлагающаяся плоть сползает с их тел и лиц, на которых отчетливо видно звериную ярость и жажду чужой плоти. Вокруг ртов еще видно следы чьей-то крови — остатки какого-то бедолаги, не успевшего добраться до убежища. Как и она.
Вдруг тишину разрывает автоматная очередь. Девушка, потерявшая было надежду выжить, воспряла духом — там свои, ей помогут! Ускорившись, она стала вглядываться в оконные проемы в надежде увидеть одно единственное лицо, самое родное, так похожее на ее собственное, но другое. Она уже начала различать крики людей, они звали ее и призывали поддать еще сильнее.
Увидев то, на что она так надеялась — свою младшую сестру с тревогой глядящую на нее — она поняла, что наконец отпустило тот тугой узел, который скручивался внутри от мысли, что сестренки может не быть здесь — в единственном ныне безопасном месте на многие километры вокруг.
Раздавались звуки стрельбы. Девушке оставалось пробежать всего метров сто, когда ее настигли. Рука одной из тварей резко хватанула ее за подол куртки. Едва не упав, она дернулась вперед, одновременно выбрасывая руку с трубой с разворота в голову. Раздался хруст черепа, труп — теперь уже насовсем — упал на землю. Однако это был лишь самый первый. За ним девушка увидела в каких-то двадцати метрах от себя десятки ему подобных. Ужасающих, оскаленных, движимых единой жаждой — жаждой чужой плоти.
Она было рванула снова вперед, но почувствовала снова руку, и не одну, на своей куртке, на ногах, даже на обломке трубы. Она пыталась вырваться, все еще глядя на свою сестру и моля всех существующих богов, чтобы та отвернулась и не смотрела, что будет дальше. Вот кто-то дернул девушку за капюшон, она начала задыхаться. Продолжая попытки отбиться, она понимала, что это конец. Девушку уже успели укусить, и не раз, поэтому, даже приди ей внезапно помощь, выжить шансов у нее уже нет. Взглянуть в последний раз на сестру. В голове лишь проносится короткое "прости, и прощай".