Предпосылки для создания ниндзюцу в Японии
Военные хитрости в древней Японии
Трактат «Сунь-цзы бин фа» (яп. «Сонси хэйхо»), был завезён в Японию в VIII веке японским послом Киби-но Макиби (693-775 гг.), ездившим в Китай с дипломатической миссией и с целью обучения конфуцианской философии. Из Китая он привёз большую коллекцию свитков по многим отраслям знания: по философии, грамматике, географии, астрономии, медицине, а также большую коллекцию классических литературных произведений, поэтических сборников. Среди этих книг было и два важнейших трактата по военному делу «Сунь-цзы бин фа» и «Лютао». Эти книги относительно быстро обрели известность, достаточно сказать, что скрытые цитаты из них встречаются во многих произведениях созданных в периоды Нара и Хэйан. Книги канона «У-цзин ци шу» послужили также основой для работ по военному делу, созданных непосредственно в Японии, а значительно позднее и для трактатов ниндзя, чего не скрывает и Фудзибаяси Ясутакэ, автор «Бансэнсюкай». В его обширном труде, также можно увидеть и скрытые цитаты, и прямые заимствования из китайских классических военных трактатов.
В тоже время, использование на войне шпионов и диверсантов, применялось японцами задолго до их знакомства с китайской классикой. В литературе о ниндзюцу, многие авторы истоки этого искусства уводят ко временам незапамятным, интерпретируя как действия ниндзя подвиги богов и героев древнеяпонских легенд. И в этом, видимо, есть свой резон, ибо в тот период японской истории, описанный в мифолого-летописных сводах «Кодзики» («Записи древних дел») и «Нихон Сёки» («Анналы Японии»), происходило постепенное накопление первоначальных знаний и опыта как в области военного искусства вообще, так и в области разведывательной и диверсионной деятельности в частности.
Процесс образования древнеяпонского государства Ямато не был мирным. Крупные родоплеменные союзы вели постоянные войны за власть и территорию, как между собой, так и с айнами – коренными жителями японских островов. Об этом свидетельствуют многочисленные находки оружия и воинской атрибутики в погребальных курганах эпохи Кофун. Кстати айны, возможно были первыми, кто оказал влияние на становление японских будзюцу. Как пишет историк Н. Ю. Хандогина:
«Легенды тех лет описывают айнов, ближайших соседей японцев, как высоких, смуглых, чрезвычайно волосатых людей. Они были бесстрашными воинами, порой японские отряды подвергались долгому преследованию на поле отступления. Айнов описывают как коварного противника. Эпос изобилует фактами использования айнами отравленного оружия, сами же японцы использование отравленного оружия считали ниже своего достоинства. Позже, известные воины в трактатах о своих военных походах будут говорить о тех положительных элементах из стратегии и вооружения айнов, которые приняла на вооружение армия самураев. Война с айнами – это обмен опытом, закалка стратегического потенциала войска, совершенствование оружия и снаряжения, вместе с тем ещё и трагедия народа, который практически исчез с лица земли».
Военные походы правителей Ямато против соседей и айнов нашли отражение в легендах зафиксированных в «Кодзики» и «Нихон Сёки». В них боги-покровители Ямато, спустившись на землю, побеждают богов враждебных племён. Естественным образом развиваются воинские культы, связанные с их почитанием. Кроме богов действуют в этих легендах и более посюсторонние персонажи, чья историчность, впрочем, является вопросом дискуссионным. В повествовании об их подвигах, встречаются описания используемых ими различных воинских хитростей, демонстрирующих торжество гибкости и изворотливости ума над грубой физической силой. Герои этих историй использовали переодевания и маскировку для введения противников в заблуждение, что расценено исследователями как первый факт применения хэнсо-дзюцу (искусство переодевания) – важнейшей дисциплины входящей в состав ниндзюцу.
Как повествуют мифолого-летописные своды «Кодзики» («Записи древних дел») и «Нихонсёки» («Анналы Японии»), во время восточного похода, император Дзимму Тэнно во сне увидел видение, в котором ему было сказано:
«Возьми глины близ святилища на горе Ама-но Кагуяма, слепи восемь десятков плоских глиняных блюд, ещё к тому изготовь священный кувшин, восславь богов Неба, богов земли и священное заклинание скажи. Коли сделаешь так, то враги сами тебе покорятся».
Пробудившись, император Дзимму захотел исполнить всё, что ему было велено. Но гора Ама-но Кагуяма, находилась на территории занятой противником. Поэтому необходимо было тайком проникнуть на эту гору и набрать глину. Дзимму подозвал к себе двух своих вассалов Синэцухико и Отоукаси. Нарядил их стариком и старухой, надел на Синэцухико соломенный плащ, нахлобучил на голову Отоукаси корзину, и велел им идти на гору за глиной. Они без труда смогли пройти на территорию занятую врагами, те лишь посмеялись над ними: «Смотрите, какие мерзкие старик и старуха!» Набрав нужного количества глины, они также без труда, вернулись обратно, а император Дзимму, сделав ритуальные сосуды, победил своих врагов.
Во времена императора Судзина (97-33 гг. до н.э.), в приграничных районах восточных провинций бесчинствовали кудзу. На их усмирение был послан князь Такэкасима, во главе многочисленного войска. Но предводители кудзу Ясакаси и Яцукуси, не смотря на малое число своих бойцов, умело оказывали сопротивление, и, пользуясь хорошим знанием горной местности, в которой принимали бой, неоднократно заманивали противника в ловушку. Уходя от преследований, они укрывались в труднодоступных пещерах, и были неуловимы для Такэкасима. Пытаясь выманить противников из их укрытий, Такэкасима придумал такую хитрость:
«Он отобрал воинов, презирающих смерть, и спрятал их в складках горы, подготовив оружие для уничтожения разбойников. На морском берегу, он надел красивую одежду, [приказал] выстроить в ряд лодки, связать плоты, и поставить во множестве зонты, обтянутые шёлком, поднять флаги, развевающиеся, как радуга. Звуки кото и флейт сынов неба слышались под шум волн и прилива. Семь дней и семь ночей, распевая песни кисима, [они] веселились и танцевали.
Разбойники, слыша эту великолепную музыку, целыми семьями, и мужчины и женщины – все вышли [из пещер], столпились полным-полно на берегу и веселились. Тогда Такэкасима приказал своей коннице занять их укрепления и отрезать им пути к отступлению.
Его воины напали с тыла, взяли всех в плен, сожгли укрепления и уничтожили всех одновременно». (Харима-фудоки. пер. К. А. Попова)
Император Отарасихико Осировакэ (70-130 гг. н.э.), взявший по восшествии на престол имя Кэйко, силой оружия расширял границы своего владения, которое в ту пору было ещё весьма скромным по своим размерам. По-сути именно его можно назвать первым японским императором, в прямом смысле слова, так как его политика была действительно имперской. Он завоевал южные земли о. Хонсю и завоевал о. Кюсю, создав тем самым возможность для экспансии Ямато на Корейский полуостров. Ему противостоял враждебный родоплеменной союз Кумасо, который контролировал эти земли. Покорив кумасо, Кэйко обложил их данью, но они взбунтовались и начали грабить южные рубежи Ямато. На их усмирение Кэйко послал своего сына Воусу-но микото, который по преданию отличался весьма буйным нравом, и однажды, зверским образом, убил своего брата Оусу. В наказание за это преступление он и был отправлен на войну с кумасо. Вождями объединения племён кумасо в то время были два брата, называемые Кумасо-такэру (букв. храбрецы Кумасо или богатыри Кумасо). Старшего из них звали Тороси-кая, он носил титул Кава-ками такэру (Храбрый предводитель верховья реки). Прибыв на о. Кюсю, Воусу-но микото, решил расправиться с ними при помощи хитрости.
«Добрался он до дома Кумасо-такэру, а вокруг дома стоят воины в три ряда и роют землянку. Собрались они устроить праздник освящения землянки, и угощения приготовили. Бродя по окрестностям, дожидался Воусу-но микото дня этого празднества. Вот наступил праздничный день, и он распустил свои связанные волосы, подобно девочке, надел [подаренные] тётушкой одежду и юбку и обликом стал точно как девочка, смешался с толпой женщин и вошёл внутрь землянки. Тут двое Кумасо-такэру, старший брат и младший брат, приметив эту деву, посадили её между собой и веселились. Вот, настало время, они захмелели, а Воусу-но микото вынул из-за пазухи меч, схватил Кумасо за ворот одежды и пронзил ему грудь. Увидев это, младший Такэру испугался и пустился в бегство. Преследуя его, Воусу-но микото достиг подножия лестницы, ведущей вверх из землянки, ухватил его сзади за одежду и пронзил его сзади мечом». (Пер. Л. М. Ермаковой)
За этот подвиг он получил прозвище Ямато-такэру (Храбрец Ямато).
С другой стороны, в трактатах ниндзя нередко можно увидеть и описание «мифологической истории» происхождения этого искусства.
Во многих трактатах, создание ниндзюцу приписывают богам синтоистского пантеона, что, впрочем, естественно для восточной культуры, и вообще для языческого сознания. Человек, веривший в богов и духов, любое явление объяснял их вмешательством. По его взглядам, любые ремёсла и искусства, наука и письменность, общественные институции и само государство с верховной властью императора – есть установление богов. Само собой разумеется, что и военное дело имеет божественное происхождение, согласно воззрениям человека древней эпохи. Точно также, как истоки кэндзюцу и дзю-дзюцу, уводили к богам синтоизма, и в мифолого-летописных сводах «Кодзики» и «Нихон сёки» пытались отыскать древнейшее упоминание о боевых искусствах, точно также и истоки искусства ниндзя, уводили к древним японским богам. В свитке, составленным на основе устных преданий (кудэн) ниндзя из Ига и Кока, мастером чайной церемонии, специалистом по классической литературе, и военным теоретиком XVIII века Тикамацу Сигэнори, «Ёкан кадзё дэнмоку куги» (用間加条伝目義) сказано:
«Традиция Ига гласит:
Согласно верхнему свитку «Кодзики» («Записи о деяниях древности») бог Сусано превратил принцессу Кусинада-пимэ в волшебный гребень, и надел его себе на волосы. Этот гребень был назван Юцуцумагуси, потом [Сусано] убил гигантского восьмиглавого змея Оороти. Это и есть происхождение синоби-но дзюцу.
Традиция Кока гласит:
«Согласно нижнему свитку того же писания, что [указано] выше, божество Такамимусуби отправило птицу по имени Нанаси-но Кигиси, что означает «обычный фазан, не имеющий имени», чтобы узнать [почему бог Амэвака-пико, которого он послал восемью годами раньше, не давал о себе знать]. Это и есть происхождение синоби».
Ясутака [Кимура из Кока] говорит:
«Наши синоби возникли в эпоху богов, и их искусство было передано до сегодняшнего дня, даже через этот обширный период времени. Хотя это редкость, [что линии передачи длятся так долго], это на самом деле имеет место [в нашем случае]. А всё потому, что [искусство] синоби – это военное искусство, которое имеет свои корни в божественном, и не является только лишь человеческим делом, точно также, как и искусство военной [стратегии и] тактики в других странах.
Я [Сигэнори] говорю:
Я считаю, что наиболее подходящей является та традиция, которая связывает происхождение [синоби-но дзюцу] с мифом, в котором бог Сусаноо-но микото [превратил принцессу, прежде чем он убил гигантского змея]. Это потому, что птица Нанаси-но Кигиси, то есть безымянный фазан, была застрелена из лука, и поэтому эта теория не годится [для объяснения происхождения синоби]. Кроме того, негоже говорить, что кто-то из низкородных, и не имеющих имени был предком [синоби].
Однажды ночью учитель Ёрихидэ [из Ига] сказал мне, что император Дзимму и бог Ямато Такэру сражались, во время походов, и совершили великие подвиги, следуя божественным стратегиям бога Сусаноо. Сусаноо начал использовать синоби-но дзюцу, и с лёгкостью убил змея. Поэтому его божественная стратегия породила тактику, которая пережила века, и с тех пор существует и ныне. В ней заключена вся сущность божественного искусства войны. Однако сегодня синоби-но дзюцу считается делом тех, кто является самураем среднего уровня и даже более низких людей, то есть, люди думают, что это работа для низкоранговых [самураев], а также, они читают иероглифы «сэтто» как «синоби», и называют [синоби] «ято-гуми» («группа ночных воров»). Это совершенно неверно. Некоторые военные теоретики учат, что синоби-но дзюцу недостаточно хорошо для практического использования, но это потому, что они сами не достигли мастерства в военной тактике, поэтому не смущайтесь их мелкими мнениями».
В небольшом свитке «Кока-рю нимпо дэнсё» (XVIII в.) также говорится о божественном происхождении ниндзюцу. Первая глава этого свитка, настолько мала, что её можно привести целиком:
«Искусство синоби было передано [синтоистскими] богами Оомунамуми-но Микото и Сукунахико-но Микоё в «эру богов». После этого, об этом искусстве были составлены записи, которые хранились в императорском дворце, называемом Кумосибари и Кумасо-дзими. Во время мятежа Сога-но Эмидзи многие рукописи погибли в огне. Сохранилась только малая часть рукописей, и среди уцелевших текстов были записи об искусстве синоби. Эти рукописи получил Фудзивара Эмиосикасу (706-764 гг.). Он отдал их [на хранение] в монастырь Какухо-дзи в Ига, и [спустя века] они были переданы полководцу Кусуноки Масасигэ и Акутагава Хёбу, который был самураем из охраны императорского дворца. Позднее, он уехал жить в Кока, в провинции Оми, и именно из этого места, искусство синоби распространилось повсюду. Это учение стало известным как Кока-рю. Из этого учения некоторые части были сохранены, другие отброшены за ненадобностью и взяты лишь те, которые содержали сущность учения».
Что любопытно, здесь же далее говорится об отличии традиций Ига и Кока:
«Школа Кока-рю не использует магию или фокусы, но основана на принципе «Божественного мельничного колеса». В школе Ига-рю также используют этот принцип, но называют его «нагабукуро» («большой мешок»). Но их версия не божественна, следовательно, не унаследована от богов. Также, многие в Ига применяют различные инструменты, при тайном проникновении. Этими способами мы пренебрегаем, так как стараемся иметь праведный дух, и постоянно совершенствуемся в наших навыках. После такой подготовки, мы проникаем к противнику и полностью раскрываем его секретные планы. Это то, что Сунь-цзы называл пятью категориями шпионов. Получение полной информации о противнике – это важная часть военного дела. Поэтому синоби должны с тщательностью продолжать практиковаться [в этом искусстве]».
Первые синоби
В популярной литературе по ниндзюцу бытует мнение, что впервые термин «синоби», в значении лазутчика, стал употребляться в годы царствования императрицы Суйко. В то время регентом был принц Умаядо – выдающийся политический деятель и покровитель буддизма. Его посмертное имя Сётоку Тайси (Великая добродетель), очень хорошо характеризует его жизнь и методы управления государством. Если бы он не был политиком, то стал бы крупным поэтом, незаурядным буддийским мыслителем или конфуцианским книжником – он весьма живо интересовался искусством, философией и историей, и даже писал трактаты, но бремя государственных дел не позволило должным образом реализоваться этой стороне его натуры.
По преданию, во время войны за политическое и религиозное доминирование между кланами Сога и Мононобэ, принц Сётоку использовал в качестве лазутчика некоего Отомо-но Сайдзина. За верную службу, Сётоку даровал ему имя Синоби, но записывал его не одним иероглифом, который стал использоваться для обозначения лазутчика позднее, а сочетанием трёх иероглифов, которые все вместе означают «Ум, наблюдательность и мужество».
Санада Юкисиро, автор популярной книги «Руководство для обучения ниндзя» так писал об этом:
«С достаточной уверенностью можно сказать, что искусство ниндзюцу, или как его называли в те времена, синоби-дзюцу, возникло во времена правления принца Сётоку Тайси в VII в. н.э., и Отомо-но Сайдзин был первым человеком, использовавшим ниндзюцу в войне между Сётоку Тайси и Мория».
Однако имя Отомо-но Сайдзин не упоминается ни в одной летописи. Известный исследователь ниндзюцу Окусэ Хэйситиро, писал, что Отомо-но Сайдзин был не военным шпионом, а политическим. Но, как бы то ни было, эта версия не имеет под собой никакой исторической основы. Впервые она появляется в XIX веке, в трактате «Ниндзюцу огидэн-но маки» и не упоминается ни в одном из трактатов, написанных до этого времени. Британский историк Энтони Камминз писал, что:
«…Тогда (в конце эпохи Эдо) слово «синоби» уже было не только хорошо известно, но и практически утратило значение военного термина. Таким образом, эта информация представляется крайне сомнительной, и нет исторических документов, тем или иным образом её подтверждающих, следует считать это измышлением автора, так что действительно первым упоминанием о синоби следует считать воинскую повесть «Тайхэйки».
В 645 г. будущий император Тэндзи (626-671 гг.) становится инициатором крупнейших, в истории древней Японии, социально-политических реформ, вошедших в историю под названием «Тайка» (Великая перемена).
Реформы «Тайка» привели к тому, что многие провинциальные аристократы потеряли свои привилегии. Среди них росло недовольство императорским двором, результатом чего стал мятеж годов «Дзинсин». Император Тэндзи, находясь присмерти, передал престол своему брату Оама, который впоследствии, по восшествии на престол, взял имя Тэмму. Но у Тэндзи был наследник принц Отомо, занимавший пост главного министра. Оама отказался от престола в пользу племянника, и, опасаясь династической усобицы вместе со своей семьёй и прислугой, решил скрыться подальше от глаз Отомо в горах Ёсино.
В декабре 671 г. умирает Тэндзи и новым императором становится Отомо, который по восшествии на престол взял имя Кобун. Но коалиция провинциальных аристократов, недовольных политикой Тэндзи и не ждущих ничего хорошего и от его сына, уговаривает Оама начать против него борьбу и предлагает свою военную поддержку.
По другой версии, Оама именно для того и бежал со своей семьёй в Ёсино, чтобы усыпив бдительность Отомо фактом своего ухода в монастырь, собрать там из местной знати группу сторонников и поднять мятеж. Вскоре образовались две враждующие партии: партия сторонников законного императора Кобуна, поддерживавшая политику его покойного отца – это, главным образом столичная знать, и партия сторонников Оама, в основном из провинциальной знати, недовольной проведёнными реформами. В 672 г. между ними вспыхнула война, вошедшая в историю как «Дзинсин-но ран» («Смута годов Дзинсин»).
Война эта, впрочем, была непродолжительной и длилась около месяца. И вот, по преданиям ниндзя из Ига и Кока, Оама в этой войне активно использовал группу диверсантов, под предводительством некоего Такоя. По другой версии, Такоя был единственным профессиональным диверсантом в его армии. Неожиданные ночные атаки Такоя повергали в ужас армию Кобуна. Как об этом сказано в "Бансэнсюкай":
«Вопрос: Когда ниндзюцу стало использоваться в нашей стране?
Ответ: Братом тридцать восьмого императора Тэндзи, был император Тэмму. В этот период принц Сэйко замыслил мятеж против него и засел в замке, который он построил в провинции Ямасиро. У императора Тэмму был синоби по имени Такоя. Он проник в замок Ямасиро и поджог его. Одновременно с этим, войска Тэмму начали штурм, и замок пал без труда. Это первый случай, когда ниндзюцу было использовано в нашей стране. Об этом написано в «Нихон сёки» («Анналы Японии»)».
Корейское влияние
Немалое влияние на становление японских воинских искусств, в том числе и на становление ниндзюцу, оказали корейцы. Территориальная экспансия правителей Ямато не ограничивалась пределами японских островов, и для укрепления своей власти они стремились распространить своё влияние и на материк, в частности, на ближайший к Японии Корейский полуостров. Начиная со времени правления императрицы Дзингу, походы японцев в Корею становятся регулярными. В корейской хронике «Самгук Саги» («Исторические записи трёх царств»), особенно в разделе «Летопись Силла», можно увидеть множество сообщений о вторжении в пределы этого царства людей Вэ (так древние корейцы называли японцев). Это говорит об активности Ямато на Корейском полуострове.
Корея в ту эпоху была разделена на три враждующих царства: Силла, Пэкче и Когурё. Слабейшим из них в военном отношении было Пэкче. Поэтому Пэкче неоднократно просило военной поддержки у Ямато. И к концу V в. Пэкче и Ямато создали прочный военно-политический союз. Из Пэкче регулярно прибывали на японские острова купцы и ремесленники, буддийские монахи-миссионеры, конфуцианские философы и простые крестьяне, владевшие более совершенными методами ведения сельского хозяйства, чем японцы, отпрыски пэкчесских аристократов служили в войске Ямато – именно все эти люди знакомили японцев с достижениями материковой культуры. От пекчесцев японцы усвоили иероглифическую письменность, конфуцианскую науку и буддизм, а так же методы боя, как с оружием, так и без. В частности, многие техники фехтования двуручным мечом, пришли в Японию из Кореи. Также, корейцы познакомили японцев и с китайской классической военной наукой, уроки которой сами усвоили твёрдо. Отношения с Пэкче, привели Ямато к частым конфликтам с Силла, и именно в войнах с этим корейским царством, японцы смогли воочию увидеть и на себе испытать, всю действенность наставлений великих китайских стратегов. Нередко силланцы использовали против японцев уловки, которые позже прочно войдут в арсенал ниндзюцу. В «Летописи Силла», в записи датированной 4-м годом правления исагыма Чоби (233 г. н.э.) сказано:
«Осенью в седьмом месяце, когда ичхан Уро сражался в [крепости] Садосон против людей Вэ, воспользовавшись направлением ветра, он пустил огонь и поджёг корабли. Враги бросились в воду и погибли».
В записи за 364 г. н. э. (9-й год правления исагыма Нуля), можно прочитать следующее:
«Летом, в четвёртом месяце, когда услышал о приближении в большом количестве войск Вэ, ван боясь, что можно не одолеть врагов, [велел] сделать из травы несколько тысяч человеческих фигур, облачить их в одежды, снабдить оружием и расположить у подножия горы Тхохам, а тысячу храбрых воинов расставить в засаде || у равнины, что к востоку от перевала Пухён. Люди Вэ, понадеялись на свою многочисленность, двинулись прямо, но тогда вырвалась засада и внезапно ударила по ним. Люди Вэ потерпели великое поражение и бежали, но почти всех их перебили [силланские войска] во время преследования».
Войны с Силла были удачны для японцев, и они даже создали на Корейском полуострове свою небольшую колонию – Мимана (кор. Имна). Но к VI в. Япония стала терпеть от корейцев одно поражение за другим и при императоре Кэйтай, Мимана оказалась окончательно утерянной. Сначала Пэкче, в 512 г. прислало посольство с требованием передать ей четыре уезда Миманы: Сатха, Мора, Верхний и Нижний Тари. После не долгих колебаний эти территории были отданы. Затем Силла начала регулярно совершать нападения на Миману. Тогда Кэйтай решил вернуть утраченные земли, и в 527 г., собрав 60-ти тысячное войско, отрядил в Корею военачальника Апуми-но Кэна-но Оми. Чтобы не допустить этого похода, Силла провело удачно спланированную спецоперацию. Войска Ямато должны были переправится на Кюсю, и уже оттуда отправится в Корею. Поэтому силланскими шпионами был подкуплен губернатор провинции Цукуси на о. Кюсю Цукуси-но Куни-но Мияцуко Иваи (др. яп. Тукуси-но Куни-но Миятуко Ипави), который поднял свои войска и преградил дорогу войскам Ямато. В «Нихон Сёки» об этом написано следующее:
«В это время Тукуси-но Куни-но Миятуко Ипави составил тайный заговор, и поход пришлось отложить на несколько лет. Опасаясь, что это будет осуществить нелегко [Кэна-но Оми] постоянно выжидал благоприятного времени. Зная о том, что Силла тайно посылала Ипави дары для подкупа его, чтобы он задержал войско Кэна-но Оми. Поэтому Ипави занял две провинции Пии и Тоё, и не исполнял своего долга. За пределами же страны, он перерезал морские пути и направлял неверной дорогой суда с ежегодной данью из Когурё, Пэкче и Силла и Имна, а внутри страны он перекрыл дорогу для войск Кэна-но Оми, направлявшихся в Имна».
Губернаторы на о. Кюсю, в то время были настроены крайне оппозиционно по отношению к правительству Ямато. Иваи, владел большей часть острова и стремился к альянсу с Силла, надеясь с его помощью обрести независимость. Кроме того, Иваи испытывал личную неприязнь к Апуми-но Кэна-но Оми.
«…Во весь голос он сквернословил так: «Ты, ставший послом, был когда-то моим другом. Мы были плечо к плечу, локоть к локтю и ели из одной посуды. И вот, ты стал послом. И отчего мне, теперь простираться перед тобою ниц?»
Зимой, в 528 г., Кэйтай послал против мятежника Мононобэ-но Арикави-но Омурадзи во главе многочисленного войска, который разбил Иваи. По версии «Нихон Сёки», Иваи погиб в битве. Летопись «Цукуси куни-фудоки», сообщает, что ему удалось бежать. Данный эпизод показывает, насколько хорошо была налажена служба шпионажа в Силла. Силланским правителям было хорошо известно и реальное положение дел, внутри государства Ямато, и маршрут отправления японских войск, и имя полководца. Было прекрасно сыграно и на сепаратистских настроениях губернатора Иваи, и на его зависти к Апуми-но Кэна-но Оми. Видимо, здесь была применена комбинация стратагем «Убить чужим ножом» и «С другого берега наблюдать за пожаром». В результате японцы, вместо того чтобы отправиться воевать с Силла, начали воевать друг с другом, и план вторжения в Корею фактически оказался сорван.
Аябито
Нескончаемые войны на Корейском полуострове привели к усилению потока мигрантов в Японию. Население полуострова находилось между молотом и наковальней, соседний Китай также раздирали смуты, поэтому туда бежать было нельзя. Из Китая люди тоже бежали в Японию, и так как они приезжали в Японию через Корейский полуостров их записывали как прибывших из Пэкче. Этих мигрантов принято делить на две большие группы: ая (или аябито) и хата. Название аябито происходит от японского названия династии Хань. Поэтому слово «аябито» (в современном прочтении «аяхито»), можно перевести как «люди Хань», «ханьцы». Однако есть другая версия этимологии этого слова, согласно которой «ая» – это сокращение от «аяхатори», где «ая» – это цветная, узорная ткань, которую производили в ханьском Китае, а «хата» – ткач. Аябито происходили из китайской знати, предводителем их диаспоры был потомок императора Сяньди – Ати-но Оми. Благодаря своей образованности, они пользовались всеобщим уважением в Японии, и смогли быстро подняться по социальной и карьерной лестнице. Так, в «Нихон Сёки» есть рассказ, о том, как три японских мудреца три дня и три ночи пытались перевести письмо от вана Когурё к императору Бидацу, и так и не смогли ничего перевести. Тогда перевод поручили корейцу Ван Сини, который сразу же перевёл сей заумный текст. В награду за это он получил имение и почётную должность в администрации Ямато. А потомки корейского иммигранта Мони Манчхи (яп. Сога Манти), который переселился в Японию из Пэкче в 475 г., стали хранителями сокровищницы японских императоров, поставляли императорскому двору невест из своего рода, и благодаря этому оказывали влияние на императорский двор, став по-сути регентами, потеснив на политической арене старый аристократический род Отомо.
К категории «аябито» можно отнести двух иммигрантов из Китая, которые, по мнению Хацуми Масааки, сыграли главную роль в становлении воинской традиции региона Ига. Это китайский монах Чжао Гокай (яп. Тё Гёкко) и полководец И-кай (или И Гоу).
О жизни Чжао Гокая, известно очень мало. Видимо, он был буддийским монахом, на что указывает его имя Гокай (Созерцающий яшму), которое является типичным монашеским именем. Он прибыл в Японию после падения в Китае династии Тан, в 907 г. Он владел весьма эффективным стилем цюань-шу, который по преданию, был разработан одним из телохранителей танского императора, либо даже одной из принцесс династии Тан. Этот стиль ориентирован на человека имеющего небольшой рост, и хилое телосложение. Впрочем, предположить, что телохранителем императора мог быть человек низкого роста и слабый телом, весьма трудно. Поэтому наиболее правдоподобной кажется вторая версия. В этом стиле используются нехитрые болевые заломы и простейшие броски, но преобладают удары по уязвимым точкам, расположенным в районе внутренних органов и мягких тканей. Большинство ударов наносятся костяшками пальцев, отсюда и название данного вида рукопашного боя – коси-дзюцу (т.е. искусство костяного пальца). Как этот стиль цюань-шу назывался в Китае – неизвестно. Неизвестно также, какой из древнекитайских стилей мог быть его прототипом, и сохранились ли в современном Китае, родственные коси-дзюцу системы боя. Школа, в рамках которой этот стиль развивался в Японии, получила название по японскому произношению монашеского имени основателя – Гёкко-рю. Техника боя школы Гёкко-рю, в процессе дальнейшего развития, послужила основой для школ Кото-рю коппо-дзюцу и Гикан-рю коппо-дзюцу, которые по-сути, являются вариациями на тему одной и тоже техники. Все эти школы развивались на территории провинции Ига. Гёкко-рю ни в коем случае не является школой ниндзюцу, как об этом писали в 90-х гг. некоторые популярные тогда авторы, а является школой боя. К ниндзюцу она имеет лишь косвенное отношение – ниндзя из Ига изучали технику этой и родственной ей школ, приспосабливая её под свои нужды. Прежде всего, изменяя тактику боя, применяя ослепляющий порошок-мэцубуси и метательные звёзды и иглы (сякэн и бо-сюрикэн).
В Ига основателем ниндзюцу считали Сюй Фу, китайского даоса, который по приказанию Цинь Шихуанди отправился за море в поисках эликсира бессмертия и высадился в Японии, куда якобы принёс материковую культуру и научил японцев письменности, медицине, астрономии, гаданиям и воинским искусствам. Он до сих пор почитается японцами как местное синтоистское божество земледелия, медицины и шелководства. Вот, что о нём сказано в списке «Нимпидэн» (1646 г.), принадлежащем семье Нагата:
«Во времена династии Цинь люди практиковали эти методы (ниндзюцу), и Сюй Фу, унаследовав эти традиции, привез их в Японию. Он отправился в горы Кумано в поисках [эликсира жизни], но не нашёл того, что искал в Японии, а в Китай возвращаться не стал. Затем он удалился в горы провинции Ига и передал эти сокровенные секреты военного искусства двум отрокам, которых привёз с собой».
(Пер. Ф. Кубасова)
Такую же роль в некоторых местах провинции Ига, видимо играл китайский генерал И-кай (И-гоу). Вот что пишет о нем Хацуми:
«Легенда рассказывает о ниндзя по имени Икай, который жил при режиме Со в Корай (Корея) в конце десятого и начале одиннадцатого веков. В первый год эпохи Кою он оказался на проигравшей стороне в битве между королем Дзинсо и армиями Киттана и Ка. Тогда он бежал в Японию, высадился на Исэ и жил в пещере в провинции Ига. Сохранились записи, где сказано, что Икай был полководцем, хорошо владевшим хитё-гакурэ гата («искусство исчезать, подобно взлетающей птице», основанное на хитё дзюцу). С криком киай он мог подпрыгнуть на несколько метров. Очевидно, Икай был первым, кто завез ниндзюцу в Японию». (http://www.ninpo.org.ua/budzinkan/school02.html)
Момот В. В. пишет об И-кае следующее:
«В частности, как утверждается в некоторых источниках, именно он принес в Японию знания о стратегии боевых искусств, основанных на бессмертном труде Сонси (кит. Сунь-цзы), которые затем трансформировались в различные рюха, развиваемые в последствии в местности Ига. Он также принес знания и принципы, сыгравшие свою роль в развитии политической и культурной жизни Японии той поры. В городке Сада (пр. Ига), где он обосновался по возвращении, с его именем до сих пор связаны места, называемые Тодзин-Ива («Китайская скала») и Карадобути («Дверь китайской воды»), стиль оформления которых полностью схожи с китайскими вкусами тех лет» (Там же).
Т.е. получается, что И-кай так же, как и Сюй Фу оказал влияние на развитие культурной и политической жизни, если не всей Японии, то по крайней мере, центральных её провинций, в частности провинции Ига. И естественно, что ниндзя, этих людей называли основателями своего искусства. Сюй Фу, может и не имел никакого отношения к военному делу, а И-кай, может и не имел никакого отношения к тактике диверсионной войны и шпионажу (а владение специфической техникой боя (хитё гакурэ-гата) – это ещё не владение специфической тактикой ведения военных действий), но того, что они были неординарными личностями оказалось достаточным, чтобы их записали в основатели ниндзюцу.
В середине VI века, из Китая в Японию иммигрировала семья Удзумаса. Удзумаса – это японская фамилия, которую они взяли, поселившись в Японии, как назывался этот род в Китае, сегодня точно неизвестно. Удзумаса завезли в Японию сангаку (букв. «разнообразные развлечения») – театрально-цирковое искусство, включающее в себя: пение, танцы акробатику и фокусы. Позднее, искусство сангаку стало основой японского театра саругаку (букв. «обезьянья музыка»). Этот театр пользовался большой популярностью в народе, а синтоистское духовенство, благодаря тому, что в саругаку разыгрывались сцены из японской мифологии, оказывало ему покровительство. Покровительство синтоистского духовенства, позволило роду Удзумаса подняться в социальной иерархии. Постепенно, многие представители этой семьи, кроме саругаку, занялись также ткачеством, и поставляли ткани, синтоистским храмам. Поэтому сменили фамилию на Хаттори (букв. «ткач [работающий] на станке»). Впрочем, возможно, что фамилия Хаттори, происходит от «аяхатори» – названия категории китайских и корейских иммигрантов, и долгое время была прозвищем представителей этой семьи, которое они потом закрепили в документах, в качестве официальной фамилии. Так или иначе, но род Хаттори к началу периода Хэйан стал одним из влиятельнейших родов в провинции Ига, Горбылёв А.М. пишет:
«В 977 г. в Ига был построен крупнейший синтоистский храм этой провинции Айкуни-дзиндзя. Он был посвящён двум божествам-прародителям рода Хаттори - Сукунабикона-но микото и Канэяма-химэ. Само строительство этого храма отражает усиление позиций Хаттори в регионе. Характерно, что со временем на службу в него перестали допускаться представители других родов».
В период Хэйан, один из представителей этой семьи, даже занял пост губернатора провинции Хаттори-но мурадзи. В этот период Хаттори служили в императорской охране.
Основателем ниндзюцу семьи Хаттори легенды называют Хаттори (Ига) Хэйнайдзаэмон Иэнага, который, опять таки по легенде, изучал воинские искусства в храме Сидзюку-ин (букв. «Храм сорока девяти [семей]») – главном храме провинции Ига. Он прославился как отличный стрелок из лука и служил в охране императорского дворца. Однажды, после победы на турнире лучников, во дворце Рокудзё-ин, император пожаловал ему тележку с целой тысячью стрел. С тех пор, Хаттори принял новый фамильный герб-камон, на котором изображены два оперения стрел внутри круга, изображающем колесо от тележки.
Самураи-лазутчики
Развитию японских воинских искусств и ниндзюцу в частности, способствовал ряд исторических и социальных предпосылок, наиболее важной из которых было появление воинского сословия самураев, и дальнейшее его возвышение. Формирование этого сословия началось, предположительно, в VII в. Учёные расходятся во мнениях относительно генезиса самурайства. Согласно одной точки зрения, самые первые самураи происходили из среды зажиточных крестьян, о чём говорит тот факт, что были самураи, обладавшие земельным наделом и несшие военную службу параллельно с ведением сельского хозяйства. Это так называемые дзидзамураи (земельные самураи). С другой стороны, крупные землевладельцы, из числа аристократии и чиновничества, в пользование которым отдавались государственные земли, передавали часть своих наделов домашним слугам, и последние обязывались защищать их от врагов. Либо сами мелкие землевладельцы обращались за защитой своих интересов к крупным феодалам – владельцам сёэн (крупных поместий), в обмен на несение военной службы и защиты собственности феодала от беглых крестьян, мятежников и разбойников. Так, постепенно, складывалась система вассалитета, которая была практически идентична европейской.
Необходимость борьбы с айнами на северо-востоке Японии, так же способствовала появлению профессиональных воинов. Беглые крестьяне устремлялись на северо-восток, где пополняли ряды ополченцев адзумибито (восточных людей), несших пограничную службу. Правительство не препятствовало переселению обедневших крестьян и наделяло их оружием. Адзумибито обороняли границы от айнов не менее эффективно, чем правительственные регулярные части и постепенно из них стала выделяться прослойка профессиональных воинов, живущих за счёт войны и не участвовавших в экономических отношениях. Они поступали на службу к крупным феодалам и губернаторам провинций и образовывали их личные дружины. Со временем, правительство стало нанимать самурайские дружины для охраны столичных дворцов и выполнения полицейских функций в столице. Это и стало причиной возвышения самурайства, так как многие выходцы из самурайских кланов получали административные должности и закреплялись в столице. Среди самурайских семей самыми влиятельными были семьи Тайра и Минамото, происходившие из знати и имевшие родственные связи с императорским домом. Члены семьи Тайра были потомками императора Камму (782-805 гг.), правнук которого Такамоти, губернатор провинции Кадзуса, получил эту фамилию в награду за верную службу. Минамото были потомками императора Сэйва (850-881 гг.). Рай Санъё писал в «Нихон Гайси»: «В период с 938 по 1087 гг. семьи Минамото и Тайра вместе усмиряли варваров на восточных границах. <…> Когда случались сложности, всегда семьи Тайра и Минамото получали приказания вести военные действия. Таким образом,… правительству не приходилось хлопотать о выборе полководца, и производить набор войск. Это было удобно для немедленного снаряжения военных походов».
Возвышение самурайского сословия привело к выделению военного дела в отдельную отрасль знания и к дальнейшему формированию рюха (школ) боевых искусств, по аналогии с рюха (школами) изящных искусств (рюха в поэзии, рюха в живописи и в каллиграфии и т.д.). Ранние рюха были школами комплексной военной подготовки. Главными дисциплинами в них были: хэйхо (стратегия), ба-дзюцу (верховая езда), кю-дзюцу (стрельба из лука). Уже позднее, скорее всего в период Муромати появились такие виды, как: со-дзюцу (бой копьём), нагината-дзюцу (работа с алебардой-нагината), кэн-дзюцу (фехтование мечом), ёрой-кумиути (борьба в доспехах) или тай-дзюцу (рукопашный бой). Появление рюха позволило, во-первых, выработать теорию самого искусства и методы обучения ему. Во-вторых, появление рюха с разработанной теорией обучения, позволило дальше совершенствовать технику того или иного боевого искусства. В-третьих, всё это вместе взятое позволило передавать следующим поколениям знания, разработанные в рюха, что позволило выжить и дойти до нашего времени, целому ряду боевых искусств. В дальнейшем развитии появились рюха специализировавшиеся в каком-то одном из видов бу-дзюцу, но это, скорее всего, произошло не ранее эпохи Эдо (1603-1867 гг.). Таким образом по аналогии с другими видами бу-дзюцу, знания о методах ведения разведки, маскировки, тайного проникновения, изучавшиеся наряду с другими боевыми искусствами в рамках того или иного рюха, совершенствовались и передавались из поколения в поколение.
Вопреки расхожему стереотипу, самураи не были такими благородными воинами, какими их представляют в популярной культуре. Кодекс чести «Бусидо» оформился лишь в период Эдо, в период войн самураям было не до саморефлексии. Многие самураи, совершая подвиги, думали только о своей выгоде, о том, как получить награду и расположение сюзерена, и для этого использовали все доступные им средства. Не гнушались они и тактикой диверсионной войны, и прекрасно разбирались во всех её тонкостях. Если взять гунки-моно, описывающие события годов Хогэн, Хэйдзи и Гэмпэй-но ран, и проанализировать битвы с участием Минамото, которые в них описываются, то можно сделать вывод, что излюбленной тактикой воинов Минамото были ночные поджоги и внезапные ночные атаки. Почти всегда, когда Минамото вступают в сражение, они побеждают с помощью диверсий. Так, например, во время подавления мятежа Абэ-но Садато, в области Муцу (1052-1062 гг.), воины клана Минамото несколько раз применяли подобную тактику, используя ночные вылазки в лагерь противника. Рай Санъё, опираясь на источники, писал в «Нихон Гайси»: «Такэнори, отобрал пятьдесят бойцов, которые тайными тропами подошли к лагерю Садато и подожгли его снаружи и изнутри. Войска разбойников пришли в замешательство и были атакованы. Они бежали к реке Коромогава, и так как она была в разливе, преследовавшие их войска Такэнори, ничего не могли поделать. Тогда Такэнори, заметил на берегу дерево, которое свесилось над водой, и приказал одному из умевших ловко лазить самураев влезть на него и перебраться через реку. Вражеский лагерь был подожжён, и Садато в страхе бежал».
Это говорит о том, что, на самом деле, самураи не считали для себя зазорным применение различных воинских хитростей и «подлых приёмов». По всей видимости, уловки в духе ниндзя самураи применяли постоянно. Для примера приведём ещё несколько известных фактов. В 1156 г. между принцем Сутоку и императором Госиракава вспыхнул конфликт, вошедший в историю как «Смута годов Хогэн». На стороне Сутоку выступил клан Минамото, Тайра же, поддерживали законного императора. Противостояние мятежников и правительственных войск продолжалось недолго, всего несколько часов, и было скорее чредой уличных стычек, чем крупномасштабным сражением. Мятежники заняли столицу, и захватили одно из зданий дворцового комплекса. Фудзивара Ёринага, сподвижник Сутоку, понадеялся на подкрепление из отряда нарских воинов-монахов, медлил с принятием решений и, в конце концов, был атакован Тайра. Тайра сделали ночную вылазку, и подожгли дворец, который занимали мятежники. Пользуясь суматохой, вызванной пожаром, провели штурм дворца и разгромили их.
Здесь мы видим применение тактики ночного нападения, в которой неожиданная ночная атака сопровождается засылом лазутчиков в стан врага, для совершения отвлекающего поджога. Впрочем, в источниках не говорится, были ли здесь действительно использованы лазутчики-поджигатели, или поджог был сделан каким-либо другим способом, например стрельбой из лука горящими стрелами. Но сочетание ночной атаки с отвлекающим поджогом, описано в «Бансэнсюкай», как классическая тактика ночных нападений в стиле ниндзя.
Победа Госиракава в этой войне, обеспечила и политический успех Тайра. Члены этого клана получили ключевые посты в администрации нового императора. Активный участник событий годов Хогэн Тайра-но Киёмори, в награду за свою службу получил в управление область Харима, а потом был назначен помощником губернатора на о. Кюсю. Минамото же остались не удел, не смотря на все заслуги Минамото-но Ёситомо, вместе с Тайра подавлявшего мятеж родственников. Возвышение Тайра вызвало у него вполне понятную зависть. Тем временем император Госиракава отрёкся от трона и новым императором стал Нидзё. В окружении экс-императора был человек по имени Фудзивара-но Нобуёри, который домогался повышения в чине, но получил отказ. В отместку, он стал подговаривать Ёситомо поднять мятеж, и зимой 1159 г., пользуясь отсутствием Тайра-но Киёмори в столице (он уехал с семьёй в паломничество в Кумано), заговорщики захватили императорский дворец. Были взяты в плен два императора: отрёкшийся император Госиракава и правящий император Нидзё. Когда до Киёмори дошла весть о случившемся, он решил немедленно вернуться в столицу и принять бой.
Накануне решающего сражения для августейших пленников был устроен побег. Разные источники по-разному передают детали этого побега, но, что интересно, он был организован по всем канонам ниндзюцу. Для отвлечения самураев Минамото, охранявших дворец, было подожжено одно из зданий дворцового комплекса. Когда самураи, оставив свои посты, бросились тушить пожар, экс-император Госиракава, заранее для этого переодетый в одежды придворного, был выведен из «Хранилища Одного Свитка», где он пребывал в заключении, и посажен на коня. Он без особого труда покинул захваченный дворец, и отравился в Ниннадзи. По версии «Хэйдзи-моногатари», император Нидзё, был переодет женщиной и посажен в карету. Когда охрана всё же остановила карету, сопровождавший её Фудзивара-но Корэката сказал: «Это выезд придворной дамы. Разве могут быть сомнения? Извольте пропустить!» Охранник осветил факелом помещение кареты и увидел, что там действительно сидит молодая барышня. Рай Санъё в «Нихон гайси» писал, что Нидзё был уложен в сундук, и на него сверху была накидана женская одежда, причём в карете действительно сидела дама. Таким образом, по версии «Нихон гайси» здесь был применён классический метод ниндзя «какурэмино-но дзюцу» (способ плаща невидимки).
Ещё один известный случай применения самураем типичной уловки в стиле ниндзя относится к первому десятилетию Камакурского сёгуната. После поражения Тайра в войне с Минамото, и почти поголовного истребления этого клана, осталась небольшая горстка его сторонников и уцелевших его членов, которые скрывались в отдалённых провинциях, и готовили план мести. Рай Санъё так об этом писал в «Нихон Гайси»»:
«Прошло восемь лет (после разгрома клана Тайра). В Камакура производились постройки, и Ёритомо прибыл смотреть их. Тадамицу замешался в толпу рабочих, имея намерение заколоть Ёритомо. Приладив на глаз рыбью чешуйку, он приобрёл вид кривоглазого и в таком виде входил и выходил, таская на спине плетушку с землёй. Ёритомо взглянул на него, и у него появилось подозрение. Когда Тадамицу схватили, то за пазухой у него был найден остро отточенный нож». (Перевод В. М. Мендрина)
Этот способ маскировки под слепца, когда на глаз, по подобию современной контактной линзы, накладывается рыбья чешуйка, широко применялся ниндзя и описан в старинных наставлениях. Он прочно вошёл в состав дисциплины хэнсо-дзюцу («искусство переодевания и перевоплощения»). Сам метод внедрения к врагу, с использованием хэнсо-дзюцу, для маскировки под неопасного человека из низшего сословия известен в ниндзюцу под названием «бакэмоно-но дзюцу» («метод оборотня»)
Пользовались методами синоби-дзюцу и воины-монахи сохэй. Когда разгорелся конфликт между Минамото-но Ёритомо и его братом Ёсицунэ, Ёритомо нанял для убийства своего брата монаха Тосабо, в подчинении у которого находилось 90 с лишним бойцов. Тосабо хотел применить тот же метод «бакэмоно-но дзюцу» («метод оборотня») и войти в столицу под видом процессии паломников, тщательно подготовившись к выполнению задания:
«Тосабо был от природы хитроумен, и он понимал, что не годится отряду идти в столицу обыкновенным порядком. Раздобыл он сто тан белой материи и велел сшить на всех [своих людей] чистые одежды паломников; мирянам он нацепил сидэ на шапки эбоси, монахам он нацепил сидэ на чёрные колпаки токины, и даже коням нацепил сидэ на гривы и хвосты и велел вести их в поводу как подношение богам; доспехи и панцири уложили в лари, а лари завернули в чистые соломенные маты и прицепили к ним ярлыки с надписью: «Первые в году дары для Кумано». Затем был выбран день, счастливый для Камакурского правителя и не счастливый для Судьи Ёсицунэ, и Тосабо выступил из Камакуры со своим отрядом в девяносто три человека». (Перевод Стругацкого)
Но план Тосабо провалился по довольно банальной причине: один из его слуг, спрашивая дорогу у прохожего, по неосторожности или по глупости, обо всём ему проболтался: «…Пришли мы сюда с карательным поручением убить меньшого брата Камакурского Правителя, Судью Куро Ёсицунэ. Только никому об этом ни слова!» Этим прохожим оказался Эда Гэндзо, один из приближенных Ёсицунэ, который естественно тут же помчался во дворец Хорикава и доложил обо всём Ёсицунэ.
Полтора века спустя после этих событий, когда император Годайго замыслил заговор против дома Ходзё, младший толкователь законов Правой стороны Тосимото, посвященный в тайные планы императора, желая помочь ему, оставил службу, и под видом монаха-странника путешествовал по провинциям, вызнавая положение дел. Вот как сказано об этом в «Тайхэйки»:
«Этот Тосимото, унаследовав от многих поколений своих предков занятие конфуцианством, достиг непревзойдённой учёности, а посему, призванный служить на высоких постах, он возвысился до чина Помоста орхидей и был направлен ведать придворными бумагами. Как раз в то время дел у него было такое изобилие, что времени для разработки планов не оставалось, поэтому Тосимото решил, приняв на некоторое время затворничество, разработать план того, как поднять ратников.
Вот тут-то и случилось, что монахи-воины из Горных ворот и из Ёкава обратились ко двору с челобитной; развернув ту челобитную, Тосимото прочёл её вслух, однако во время чтения допустил ошибку и слово Рёгонъин прочёл как Мангонъин. Услышав это, сидевшие вокруг вельможи переглянулись и, всплеснув руками, рассмеялись:
— А если взять знак «со», «совместно», так его хоть по левой части, хоть по правой, всё равно надо читать «моку»!
От великого стыда Тосимото залился краской и вышел.
После того случая, объявив, что от позора он принимает затворничество, Тосимото на полгода оставил службу и, приняв облик монаха-странника, отправился по провинциям Ямато и Кавати, высматривая места, где можно было бы возвести замки и укрепления, и пошёл по восточным и западным провинциям, выведывая местные нравы и общественное положение жителей». (Перевод В. Н. Горегляда)
Там же, в «Тайхэйки», содержится интересное описание ночной вылазки самураев в замок Касаги:
«Решив, что живым вряд ли вернётся назад один из тысячи, все заранее приготовились к смерти и прикрепили к себе мандалы. Сложив вдвое поводки уздечек длиною в десять дзё и связав их так, что получилось по одному сяку , к их концам воины привязали «медвежьи лапы». Теперь появилась возможность подниматься на скалы и камни, так что нападающие решили использовать эти поводки для того, чтобы подниматься наверх, зацепившись «медвежьими лапами» за ветви деревьев и за скалы.
Это была ночь последнего дня девятой луны, поэтому она была тёмной, хоть глаз коли; дождь и ветер были такими жестокими, что невозможно было ни с кем встретиться. Пятьдесят с лишним человек с большими мечами за спиной и малыми мечами сзади поднимались на каменную стену с северной стороны замка, что возвышается на несколько сот дзё , где и птицам пролетать трудно.
И вот, поднявшись только на высоту в два тё, воины обнаружили ещё более высокое место. Там громоздились скалы наподобие стоящих складных ширм, старые сосны свешивали вниз ветви, дорога была скользкой от зелёного мха.
Добравшись до этого места, все призадумались: как тут быть? Остановились и посмотрели далеко вверх, Суяма Тодзо, легко поднимаясь на скалы, набрасывал свою верёвку на ветки деревьев, которые росли выше, и спускался с верхушек скал, а каждый из воинов, следовавших по его стопам, хватался за неё, и все они легко преодолевали даже самые трудные места. Оттуда вверх не было отвесных скал, поэтому некоторые держались за корни лиан, некоторые же на цыпочках передвигались по мху, и всего через четыре часа трудного пути добрались до самого гребня стены.
Немного отдохнув там, все перебрались через стену и, следя за тем, как ночные стражи ходят по кругу, в первую очередь стали наблюдать, что происходит внутри замка.
Главные ворота, обращённые к западному склону горы, обороняли более тысячи верховых воинов из провинций Ига и Исэ. Задние ворота — восточный проход в стене — обороняли силы в пятьсот с лишним всадников из провинций Ямато и Кавати. На южном склоне, перед павильоном Ниодо, оборону держали силы в семьсот с лишним всадников из провинций Идзуми и Кии. Полагались ли защитники замка на отвесные скалы с северной стороны? Воинов охраны здесь не было ни одного, только два или три человека из низкоранговых, которые никакого отношения к сражению не имели. Они расстелили под башней рогожи, раздули угли в металлической жаровне и легли спать.
Суяма и Кономияма обошли замок вокруг и быстро осмотрели лагерь противника со всех четырёх сторон. Задавшись вопросом, где же находится император, они направились к главному павильону, и там их услыхал кто-то из штаба.
— Удивительно, как много людей крадучись проходят мимо нас среди ночи. Что вы за люди?! — спросил он, и Суяма-но Ёсицугу тут же ответил:
— Мы из войска провинции Ямато. Нынче ночью чересчур свирепствует дождь с ветром, и пока столь беспокойно, мы совершаем ночной обход, чтобы на нас не совершили ночное нападение и не проникли сюда скрытно.
— Действительно! — послышалось замечание, и больше вопросов не было.
После этого они уже особенно не таились и громко окликали осаждённых:
— Эй, во всех станах! Быть начеку! — и преспокойно заглянув в главный павильон, решили, что здесь — место пребывания государя: во многих местах горят свечи, чуть слышен звон колокольчиков.
На просторной галерее прислуживали человека три-четыре в надлежащих одеяниях и головных уборах. Они спрашивали воинов охраны:
— Кто вы?
Воины, выстроившиеся в ряд в изогнутом дугой коридоре, в ответ называли себя:
— Мы такие-то из такой-то провинции!
Когда Суяма и его люди высмотрели всё, вплоть до внешнего вида места пребывания императора, и решили, что этого довольно, они совершили благодарственное поклонение местному божеству, потом, поднявшись на вершину, которая возвышается над главным павильоном, в пустующей монашеской келье зажгли огонь и в один голос издали воинственный клич.
Нападавшие на замок со всех четырёх сторон, услышав этот клич, решили: «Это мятежники вышли из замка и зажгли огонь. Надо соединить наш боевой клич с их кличем!» — и голоса семидесяти с лишним тысяч всадников, осадивших главные ворота и задние ворота, слились в единый мощный вопль. Этот вопль отозвался на небе и на земле, он был таким, что мог разрушить восемьдесят тысяч йоджан горы Сумэру.
Теперь пятьдесят с лишним воинов Суяма всё подробно выведали внутри замка. Они зажгли огонь у здания управления и там издали воинственный клич; улучив момент, зажгли огонь у башни и, бегая по кругу во всех четырёх углах и восьми сторонах замка, на своём пути издавали такой шум, словно замок переполнен военными силами нападающих.
Верные двору войска, оборонявшие свои позиции, могли подумать, что в замок проникли большие силы противника. Сбросив с себя доспехи, люди бежали, в спешке побросав луки и стрелы, не разбирая ни круч, ни рвов, падая и опрокидываясь».
(перевод В.Н. Горегляда)
Энтони Камминз так комментирует этот отрывок:
«Этот эпизод XIV века полон уловок, которые можно будет найти в основных наставлениях ниндзя XVI века, таких как Бансэнсюкай, Синоби-хидэн и Сёнинки. Используя двоих, по-видимому, специально обученных людей в качестве проводников в своем ночном рейде, они минуют непреодолимые утесы и прочие «трудные места», как сказано в наставлениях ниндзя, затем преодолевают крепостную стену и попадают внутрь крепости. Здесь они сменяют тактику скрытности (ин-нин) на открытое перевоплощение (ё-нин), применяя классические трюки, например, делая вид, будто ищют врагов, а также рассказывая неприятелю вымышленную «легенду» о себе. Это позволяет им свободно разгуливать по замку до того самого момента, пока они не найдут свою цель и не атакуют, предварительно устроив поджог… Процитированный текст даёт нам пример умений ниндзя, безусловно существовавших уже в 1300-х годах».
Вышеприведённые факты на корню подрывают известный стереотип о противостоянии самураев и ниндзя, и о том, что самураи пренебрегали методами ниндзюцу, считая их применение ниже своего достоинства. В начале периода Камакура, представление о том, что для самурая допустимо, а что нет, было весьма размытым. Доказательством тому может служить тот факт, что после установления относительного спокойствия в стране с приходом к власти Минамото-но Ёритомо, некоторые самураи, не нашедшие применения своим боевым навыкам в мирное время, без зазрения совести занялись разбоем и воровством. Энтони Камминз, анализируя «Уложение о наказаниях» 1232 г., которое, в основном, касалось представителей самурайского сословия, пишет, что среди самураев было и немало тех, кто отлично владел навыками тайного проникновения в дома. Они использовали эти навыки для хищения чужого имущества. А через полтора века, во время событий описываемых в «Тайхэйки» («Повесть о великом мире»), эти навыки, как мы видим, с успехом применяли для проникновения в замки противника
Однако, уже в эпоху Муромати (1337-1573 гг.) самураи предпочитали нанимать специалистов по тайному проникновению и диверсиям на стороне, а не самим заниматься подобной работой. Устное наставление (кудэн) школы Катори синто-рю гласит:
«Истинный самурай не будет использовать ниндзюцу. Он в свою очередь, наймёт синоби, если это будет необходимо».
Энтони Камминз пишет, что это заявление кажется спорным, так как и автор «Сёнинки» и автор «Бансэнсюкай» были самураями. Также, ссылаясь на Отакэ Рисукэ, возглавляющего в настоящее время школу Катори синто-рю, он пишет, что асигару Тории Сунээмон, живший в XVI в. и прославившийся своим искусством плавания в доспехах, имел подготовку ниндзя. Рафаэль Сиберон Карабалльо (Raphael Siberon Caraballo), переводчик книг Камминза на испанский язык, в связи с этим делает такое примечание:
«Спор, о котором говорит г-н Камминз, может быть решён, если принять во внимание разницу во времени между периодами, когда жили Иидзаса (основатель Тэнсин Сёдэн Катори синто-рю) и Натори (автор «Сёнинки»). Иидзаса жил в период Муромати, а Натори в период Эдо, а асигару Тории Сунээмон жил в период Сэнгоку. Тем не менее, следует отметить, что «Сёнинки», хотя и было написано в период Эдо, но говорит о ниндзюцу практикуемом в период Сэнгоку. Стоит учитывать, что понятия «ниндзя» и «ниндзюцу» в японской истории не являются статичными, их оценка, а также реализация могли изменяться с течением времени таким же образом, как менялось понятие «самурай» и японской культуры в целом».
Подписывайтесь на наш канал и ставьте лайки. Больше информации об истинном ниндзюцу Вы можете найти в нашей группе вконтакте "Нинпо Хидэн", и в моей книге "Секреты ниндзюцу", которую Вы можете купить и скачать в магазинах "Литрес", "Озон" и "Лабиринт".