…люди воображают, будто человеческий мозг находится в голове; совсем нет: он приносится ветром со стороны Каспийского моря.
Гоголь, «Записки сумасшедшего»
Теперешняя жизнь - по замедленности, замкнутости, составу воздуха напомнила детство. Будто оттуда вернулись пустота улиц, простор и тишина, медленное время и возможность думать о чем хочешь.
В детстве мой город был как раз просторным. Все звуки – от ветра и редких машин. Реже, но резче слышалось фырканье общественного транспорта, громче всего - детские голоса во дворах.
Мой город между горами и морем состоял из сквозняков. Всегда откуда-то дуло, даже в закрытой комнате. Считалось, что у окна лучше не сидеть, тем более – не лежать: «Продует голову!», «Надует в ухо!» Давно придуманы пластиковые рамы, не пропускающие ни звуков, ни ветерков, но я ни за что не усну головой к окну.
Сильней всего дуло на длинном сквозном шоссе – от моря до гор. Вдоль него, в глубине дороги стояли частные дома, а за ними уже поля-поля, виноградники и дальше весь большой мир. Пятиэтажное здание политехнического техникума возвышалось громадой, выглядело солидно и устрашающе.
По шоссе очень редко, безо всякого расписания ходил пыльный желтый автобус. Ждать его можно было минут сорок, час. И собираясь в дорогу, мы с мамой всегда были готовы, что поездка займет весь день. Готовы к ожиданию автобуса, его медленному ходу, запаху солярки внутри и отсутствию пейзажа - снаружи.
По пути следования в окне только бесконечная череда домиков, и не определишь, какая по счету остановка – пятая от дома? Восьмая? Слева гора Тарки-Тау, далеко впереди большая горная гряда, расползающаяся вправо и влево. А мы едем и едем. Мало деревьев, много камней, редкие прохожие и никаких ориентиров. Частым ритмом - домики, домики без дизайна и декора – просто стены, просто крыша из серого шифера. Кажется, за постройку второго этажа тогда можно было огрести срок…
В одном из домиков остановок через пятнадцать была детская поликлиника, считавшаяся нашей районной. Ну как поликлиника? Крошащиеся кирпичи крылечка, темный коридорчик, три кабинета. В проемах дверей светит солнце и синхронно порывам ветра болтаются простынки – те самые, с серыми казенными печатями, на которых в жизни не разобрать букв. Светлым пятном в памяти осталась врач – так сорок лет и помню ее улыбку, доброту и кудрявые усики над губой. Они меня ни капли не удивляли, а доброту по отношению к себе воспринимаю как тогда, в три года – с удивлением, благодарностью, как исключение. И любовь так же.
Позже шоссе переименовали в проспект, в самом конце построили новую автостанцию и большой многоэтажный микрорайон, пустили троллейбусы. Кажется, это был самый длинный в мире троллейбусный маршрут – пока доедешь – додумаешь все мысли, дочувствуешь все чувства, всему дашь имена.
Один раз в восемнадцать лет я ехала по этому проспекту в троллейбусе, абсолютно ледяном, с железными поручнями кресел - к ним, кажется, примерзнешь, если прикоснешься. Маркеры еще не изобрели, и желающим оставить надпись на железной стенке приходилось трудиться, выцарапывать ее гвоздиком или ключом. Но тогда пассажирам было не жаль своего времени - весь салон они неинформативно раскарябали.
В моду как раз вошли кожаные плащи, а ехала я на свидание, так что надела мамин. Помню, он замерз на мне так, что даже не гнулся, я внутри него скукожилась и не гнулась тоже. Сквозняк между горами и морем словно проделал во мне дырку, задувал по прямой сквозь мозги и клетки кожи. Окна замерзли до середины, двери заедало пятьсот раз, а я все никак не могла доехать до своего мальчика.
Пока троллейбус довез меня до конечной, я совсем окоченела и разлюбила его. Или мне показалось, что разлюбила. Все было слишком долго, слишком серьезно, слишком холодно. И вдоль тротуаров – поземка из пыли.
Троллейбус постоял на конечной, пошел на новый круг, и я уехала вместе с ним. И снова за окном домики, домики, «Развал-схождение», «Вулканизация», заправки. Они уже появились. Меня невозможно было найти и вернуть, мобильников, понятно, не было тоже. Я зависла между двумя конечными остановками.
Иногда я думаю, а если бы не замерзла? Если бы вышла тогда? Может, у меня была бы совсем другая жизнь и совсем другие дети.
Теперь улица тотально застроена по всей длине и площади. Больше никаких пустырей, никакой тишины, даже никаких тротуаров - вместо них на проезжую часть вываливаются торговые центры со стеклянными витринами, горят неоновыми вывесками - пять штук на каждом, переливаются, подмигивают, зазывают атомными скидками. Похоже на Лас-Вегас для любителей пошопиться - ярко, зло и задёшево. Маленький пятиэтажный техникум потерялся среди безалаберных стекляшек. И я заскучала по безлюдности, однообразию пейзажа и медленным дням.
Раньше, маленькая, в неопределенном, растянутом времени, на необжитых просторах я чувствовала себя неуютно. А сейчас, снова зависнув, хотела бы ощутить тот сквозняк в голове. Он был откуда то с чистых берегов.
