Так уж повелось, что человек любит тело и связанные с ним удовольствия, а также убивать ближних. Помимо того, известно, что в человеке эти два modi operandi тесно переплетены. Их проявлениям и взаимоотношениям принято давать какие-то моральные оценки, которые зависят от этического вкуса эпохи и конкретного автора. Для Ницше Давид Штраус – варвар. Для Штрауса варвар – Пипин Короткий (или кто-то вроде него). Неясно, кто был варваром для Пипина – тот был человек простой и очень занятой, а для того, чтобы составить этическую систему, нужна некоторая изощрённость и праздность.
Пипин жил в то время, которое принято называть тёмным средневековьем. Этому самому тёмному средневековью современные люди склонны многое приписывать: недотерпит выпивший мужчина до дому с нуждою своей – у нас тёмное средневековье; примет президент не самый гуманный закон – у нас тёмное средневековье; призовёт некое духовное лицо позакрывать все вузы как рассадники греха – у нас тёмное средневековье. Последний случай особенно забавен: одним из самых известных духовных лиц подобного толка был Савонарола, современник Боттичелли, художника зрелого Ренессанса (того самого Ренессанса, что победил тёмное средневековье).
Духовные лица Ренессанса – люди вообще с огоньком: примером тому служит магистр Торквемада и все его коллеги. Типичный властитель эпохи – Цезарь Борджиа или Иоанн Грозный, типичный философ – Макиавелли. Даже удивительно, как эта компания фанатиков, психопатов и вульгарных моральных релятивистов не отправила европейского человека прямиком в пропасть, но почему-то Ренессанс всё равно считается «светлой» эпохой; наверное, потому, что «светлой» была так же и Античность, не ведавшая разницы между эстетическим и половым восторгом, и которую Ренессанс «возродил». В итоге такого возрождения христианин снова увидел задницу при свете бела дня, что несказанно его смутило – он-то ведь не эллин, он привык разделять художественную красоту и телесную привлекательность. Вплоть до XIX века он пытался с этим смущением справиться.
Ренессанс правильно было бы назвать не эпохой Возрождения, а эпохой Отрицания. Человек набросился на церковь: ему показалось, что церковники скрывали какие-то тайные знания о нём (хотя на самом деле они скрывали всегда и скрывают до сих пор только своё невежество и свинство). Но как следует потрепав её, человек заметил, что смущение никуда не делось: в миропонимании обнаружилась огромная чёрная дыра. Человек для начала принялся отрицать (что в данном случае естественно) открывшуюся бездну и попытался противопоставить ей какой-то положительный образец: так появился классицизм. Ясно, что настолько искусственная и шаткая конструкция долго не продержалась: чёрную дыру не закроешь бумажной шторкой.
Тогда и случился романтический бунт, который являлся на самом деле не бунтом, а отрицанием отрицания. Обращение к готике, к тёмному средневековью, к фольклору выглядело революцией, но значило всего лишь примирение человека христианского мира с самим собой. Романтики признали в человеке бездну, но отказались быть перед нею беспомощными. С их точки зрения в человеке существует чистая, даже дистиллированная красота – не зря именно романтики-музыканты так высоко ценили музыку Себастьяна Баха...
Окончание здесь