Люк откатился в сторону, и внутрь тут же маленькой лавиной внесло небольшой сугроб. Порывистый ветер подхватил легкие снежинки с его поверхности, закружил и вынес наружу, Элис вздохнул, ухватился за поручень и вышел из корабля. Зажмурился от ослепительного света, который, казалось, исходил отовсюду одновременно, прикрыл глаза ладонью, потом вспомнил о светофильтре, усмехнулся и опустил его. Глазам стало легче, но белое марево, которое его окружало, словно слилось в одно мутное пятно, в котором невозможно было ничего различить.
- Черт, - ругнулся он беззлобно, - ну нельзя же, чтоб все было просто.
Закрыл глаза, поднял фильтр, и стал медленно их открывать. Сначала один, полуприщурившись, потом второй: широко открыть не получалось, свет, льющийся сверху, от огромной звезды, занимающей чуть ли не полнеба, отражался от снежного покрова, плотным слоем устилавшего все кругом, резал глаза, словно впиваясь в них миллионами тончайших иголок. Белый ад, подумал Элис. Вот когда ад остынет, он будет именно таким, белым, ярким и неимоверно безжизненным.
Подождав несколько минут и поняв, что глаза, очевидно, никогда до конца не привыкнут к сиянию этого мира, сверился с картой на панели, встроенной в рукав, определился с направлением, выбрав за ориентир далекие, чуть темные на фоне горизонта, горы, и двинулся вперед. Сервоприводы помогали выдергивать ноги из сугробов, однако повышенное притяжение ощущалось всем телом. Два жэ, подумал он, а может два с половиной. Если бы не снег, если бы не аннигиляторы и не сроки, он бы точно дошел. Сорок километров - маршбросок, который он по нормативам сдавал еще в армии. Но там - нормальное притяжение. И там - санчасть для несдавших. А тут - снег, излучение и чертово Существо. Встреча с ним пугала Элиса больше, чем что бы то ни было, и пугала неизвестностью своей, а не самой вероятностью встречи. Мимик на то и мимик, что его не видно. Чертов инопланетный хамелеон. Что там говорил сержант? Тень. Да, следите за тенями, точно. Вы никогда не увидите мимиков, говорил сержант, даже если будете стоять прямо перед ними, лицом к лицу. Но вы всегда увидите его тень, особенно, когда мимик передвигается. Движущаяся тень размером шесть на три метра - прекрасная мишень на открытом пространстве, потому мимики всегда нападают из тени. Потому они всегда прячутся в лесах, в пещерах, в ущельях, там, где нет солнца. Не стойте там, где нет солнца, солдаты, говорил сержант, и всегда следите за тенями.
- Вот видишь, Оли, как все просто, - произнес Элис вслух. - Только на этой чертовой планете нет теней. На этой чертовой планете под этим чертовым гигантом нет теней, ты слышишь, Оли.
Оли не слышала - Элис еще не включал канал связи с ней, экономя аккумуляторы. Минимум потребления, все на сервоприводы и на комплекс жизнеобеспечения. Температура и очистка воздуха, вот что главное, и еще - двигаться. Со скоростью не менее пяти километров в час. И Элис решил - да, хорошая скорость, пять километров в час. Так он дойдет всего за восемь часов. Всего лишь восемь чертовых часов и он будет на базе, а там - медбот, криокамера, курс на ближайшую станцию. И - домой.
Он остановился, обернулся назад, чтобы определить пройденный путь, и чуть не вскрикнул от изумления. Метров двести, не больше, вон, люк еще не засыпало снегом. Нет, подумал он, нужно ускоряться, нужно идти пять километров в час. Запыхтел, затопал ногами, сервоприводы натужно загудели, пытаясь успеть в такт движениям, вырывая ноги из снежного плена и втыкая их вперед, с каждым метром приближая его к спасению. Горизонт качался перед глазами, тонкой, едва заметной ломаной полоской обозначая направление, и Элис засопел под нос какую-то песню из популярных. Про девочку, которая ждет, и про парня, который воюет, про теплый ствол лазера, что обнимает солдат холодными вечерами вместо любимой, и про далекую звезду, на которую по ночам смотрит она. Ритм песенки хорошо ложился под ритм шагов, и через несколько минут Элис уже почти орал ее:
- Ждет девчонка, ей нет покоя, ждать не долго, но и не мало, а сердечко любить не перестало!
Сугробы пролетали мимо, ему казалось, что он уже не карабкается по ним, не прорывается сквозь их мягкие объятия, а летит над поверхностью, почти не касаясь ногами наста и скользя с вершин. Потом сама песня надоела, и он стал выкрикивать только припев:
- Давай служи, солдат, храни покой державы, давай служи, солдат, и не гонись за славой!
Стекло скафандра слегка запотело, но это ему не мешало, он кричал до одури, до рези в легких, словно безумец в одиночной камере, обитой звукоизолирующей тканью, орал только для себя, только чтобы смочь и чтобы не остановиться. Потом вдруг резко замолчал, обернулся, пытаясь найти корабль, и не найдя, засмеялся. Щелкнул кнопкой на рукаве, включая связь, и крикнул:
- Оли, смотри на меня!
- Сэр, у меня нет оптических сенсоров, позволяющих вас увидеть, - ответил такой знакомый и такой далекий голос.
- Ну, - замялся Элис, - тогда отсканируй как-нибудь. Смотри, я уже далеко, Оли!- и он замахал рукой.
- Датчик положения, встроенный в скафандр, показывает, что вы удалились на полтора километра.
- Сколько? - удивился он. - Не может быть, я иду второй час и уже не вижу корабль.
- Да, сэр, именно так, полтора километра, подтверждаю. Ограниченная видимость связана с тем, что вы спускаетесь в низину.
- Черт побери эту планету! - вскричал он. - Провались она к дьяволу!
- Сэр, ваше сообщение неинформативно. Во избежание преждевременной разрядки аккумуляторов предлагаю отключить канал связи.
- Хорошо, милая. Хотя насчет информативности я бы поспорил, - он отключил связь и обессилено опустился в сугроб.
Полтора километра, два часа. Это мало, очень мало, предельно мало. Элис посмотрел на уровень зарядки - девяносто два процента, прикинул, усмехнулся довольно, встал на ноги и пошел дальше. Песня вылетела у него из головы, остался лишь припев, всего две строчки "Давай служи, солдат, храни покой державы!", и он повторял их, словно мантру, но теперь уже тихо, еле слышно, чуть ли не шепча. На выдохе - первую строку, и на вдохе -вторую. На правую ногу - первую, и на левую - вторую. Потом решил считать шаги - так проще определить расстояние - досчитал до сотни, сбился и начал заново. Дошел до четырехсот, на четыреста двадцать третьем поймал себя, что вторую минуту повторяет одно и то же число, ругнулся, хотел сплюнуть, но понял, что в скафандре, и снова ругнулся.
Вспомнил про карту, остановился, переключил ее в режим ведения, и пошел дальше. Теперь тонкая красная пунктирная линия с каждым шагом перемещалась, удлиняясь, ему нравилось это, и он то и дело останавливался, чтобы увеличить масштаб - так линия двигалась быстрее. Потом понял, что теряет на это действие драгоценные минуты и бросил, но решил сделать перерыв, отдохнуть, и уже тогда смотреть, сколько прошел. Замерил три часа, сначала хотел учитывать и уже пройденные, но передумал, так как силы еще были, и снова затопал по сугробам. Когда же, наконец, отведенные часы прошли, остановился, сел задом в снег, откинулся и только сейчас понял, что устал.
Глаза закрывались, но спать было нельзя, и он понимал это. Встал, пощелкал по панели, переключая подачу жидкости, ухватил трубочку, торчащую около рта, отхлебнул энергетика. Поискал глазами корабль, не нашел, сверился с картой - четыре километра. В принципе - дистанция, подумал он, хотя гораздо меньше запланированной. Одна десятая все-таки. Посмотрел на уровень зарядки, помрачнел - восемьдесят пять. Не хватит, и это плохо. Тем более терять время не стоит, пора идти. Повернулся и, самым краешком глаза, где-то очень далеко, сзади, в районе невидимого корабля, заметил какое-то движение.
Мышцы разом сковало, ужас прошелся по лопаткам липким холодным потом, ухватился за горло, сдавливая и мешая дышать. Элис медленно обернулся и стал вглядываться вдаль. Только белое сияние отовсюду, бескрайнее и бесконечно яркое, на пределе выносимого, жесткое, холодное белое пламя, выжигающее глаза, и ничего более. Отвернулся, собираясь продолжить путь, и снова заметил его - легкое колебание далеко позади. Снова замер, вглядываясь в марево и не видя ничего. Опустил фильтр, превратив сияние в свечение, в мутный белый туман без границ и контуров, выругался, поднял фильтр и опять вгляделся. Там, вдалеке, на грани видимости, то слева, то справа, возникало какое-то непонятно дрожание, но стоило ему перевести туда взгляд, как оно тут же исчезало.
Мираж, подумал он. Или с ума схожу, что, наверное, даже лучше.