Начало Продолжение Все публикации этого автора
С вечера договорились с Валюшкой встретить рассвет в их степи. Отец и дочь так любили эти таинственные моменты, когда солнце медленно выплывало из-за моря, окрашивало степь в золотисто-розовый цвет. Любили запах утренней степи, смешанный с морской свежестью. Валюшка радовалась этому их с отцом единству, гордилась, что они так похожи с отцом. Полковник Москвин и сам не раз отмечал, как они близки с дочерью в понимании и восприятии окружающего мира, как сходны в оценке происходящего. И цветы любимые у них одни – теперь и это Москвин узнал…
Полковник осторожно заглянул в комнату дочери: спит?.. Валюшка сидела у открытого окна, держала в руках фотографию. Потом быстро поднесла к губам фотографию, поцеловала, закрыла глаза, счастливо вздохнула, и вдруг застеснялась своего порыва, покраснела, положила фотографию в книгу. Увидела отца, подбежала, обняла:
- Идём? Я сейчас быстро умоюсь.
Москвин тем временем открыл книгу. С фотографии смотрел серьёзный курсант Морозов Василий…
Отец с дочерью долго гуляли по степи, разговаривали. И вдруг Валюшка удивила отца, угадав его безмолвный вопрос. Забежала вперёд:
- Пап, ты не беспокойся. Он хороший. – И с всегдашней девичьей, такой наивной уверенностью, горячо прошептала: – Самый… самый лучший!
- А как же учёба, дочка? – с немного грустной улыбкой спросил отец.
- Ему ведь тоже ещё год учиться. Потом он будет служить, а я доучусь. Вася сказал, что мне надо обязательно доучиться.
- Что ж, это радует… что твой синеглазый курсант так строг, – подумал полковник.
Лето уходило. Тридцать дней курсантского отпуска пролетели. Про себя Москвин с улыбкой отметил, как слетели с его Валюшки летняя безалаберность, беззаботная лень, девичья нега… Перед ним - третьекурсница военного училища Москвина Валентина. В наглаженной – с иголочки! – форме. Отец вдруг вспомнил, что своих гостей Валюшка встретила тоже в форме. Не в ярком летнем платьишке, а в форме. Полковник заметил, как потеплели тогда строгие синие глаза курсанта Василия Морозова. Ясно, для кого Валюшка так старательно наглаживала форму… Для того, кому васильки собирала…
Прошедшим летом, как никогда, душу полковника Москвина всколыхнули воспоминания. Рассказы дочки о тренажёрах, о предстоящих на третьем курсе тренировочных полётах… Потом – синеглазый курсант с такой частой на Руси фамилией Морозов… потом девичий журнал со свадебными платьями… И никуда от воспоминаний не деться… а жизнь сложилась так, как сложилась, и ничего не изменить, и неизбывная боль – это навсегда… и вина – навсегда…
… Капитан Морозов был первый, кто встретил их с Катериной в гарнизоне под Триполи. Удивлённо присвистнул, откровенно залюбовался его Катенькой, вздохнул:
- И когда вы успеваете… найти таких красавиц… Тут вот… ходишь неженатым. А вы в свои лейтенантские годы приезжаете с такими жёнами!
Вскоре лейтенант Москвин убедился, что Морозов скромничает: он явно не страдал от отсутствия женского внимания. Вообще, был самоуверенным, даже наглым. Его тёмно-серые глаза смотрели всегда вызывающе, казалось, ничего в мире не может смутить красивого и смелого капитана. На службе он был строг без меры. Но это оправдывалось непростыми условиями их службы: по-другому было нельзя. Впрочем, лейтенанта Москвина он ставил в пример сослуживцам, часто отмечал его добросовестность и ответственность, исполнительность и умение быстро найти правильное решение. А лейтенанта тревожил взгляд его нагловатых глаз, когда они останавливались на его жене. Москвин хмурился. А Морозов откровенно ухмылялся, понимая беспокойство лейтенанта.
Катенька, казалось, ничего не замечала. Занималась домом, сыном. Вскоре ей предложили работу врача в госпитале. Москвину не хотелось, чтобы Катенька работала. Да и сын совсем маленький. Но понимал, что без практики теряется её квалификация врача. Катерина очень любила свою профессию, не говорила, но страдала оттого, что не работает. И Москвин согласился. Нашли няню. А жену лейтенант Москвин зауважал ещё больше: она всё успевала – и в госпитале, и дома. И при всех бесконечных хлопотах и заботах умела оставаться такой же красивой. И – такой бесконечно желанной для него…
Рядом с аэродромом жила белая – прямо белоснежная! – коза. Бодливая, хитрая, вредная – чисто по-козьи. Лётчики звали её Люськой, смеясь, опасливо уворачивались от её рогов, которые она всегда держала прямо в боевой готовности: чуть зазеваешься – так даст лбом, что мало не покажется. И тут же скромно отворачивалась, мило и невинно щупала скудную травку…
Девушку в чёрном хиджабе Москвин заметил не сразу. Лётчики-сослуживцы, казалось, привыкли к её нечастым появлениям. Приветливо махали ей руками. Москвин помимо воли засмотрелся на её глаза. Обычно чёрные глаза бывают жгучими, блестящими, а у девушки в чёрном хиджабе глаза были мягко-лучистыми, по-девичьи ласковыми.
Она угостила Люську хлебушком, погладила её. Села на принесенную скамеечку, привычно и умело подоила козу. Налила в чашечку, протянула лейтенанту с улыбкой. Он от растерянности взял чашку, выпил. Люськино молоко пахло какими-то невероятно пахучими травами – и где она только брала их, промелькнула мысль.
Несколько дней Москвин не видел девушку в хиджабе. Поймал себя на мысли, что ждёт, когда она появится снова. Сам удивился своему неожиданному желанию, постарался тут же отогнать эти мысли. Желание своё объяснил необычностью ситуации: он здесь пока новый человек… военный аэродром… и вдруг – мало того, что коза, ещё и … милые чёрные глаза так неожиданно светятся из-под хиджаба…
Всякий раз, когда видел девушку, ловил себя на мысли, что любуется ею. Злился, старался убедить себя, что это не так. Да даже если и так… Ну, и что – просто необычно всё это… А глазами вдруг снимал её строгий хиджаб… Почему-то представлялись волны чёрных волос… смуглые нежные руки… Девушка издалека ласково улыбалась лейтенанту, но никогда не заговаривала. Москвин понимал, что она, конечно, не знает русского языка… Эти мимолётные встречи стали тайной лейтенанта – тайной даже для него самого. Он по-прежнему любил свою Катеньку. Ночами ласкал её всё так же безудержно, радовался её робким ласкам, улыбался: Катенька сына от него родила, а до сих пор страшно стеснялась, когда он видел её, голенькую. После ласк торопилась натянуть трусики и рубашку, ладошками прикрывала грудь, не представляла, как можно без трусиков спать с мужем… И эта стеснительность жены очень нравилась лейтенанту Москвину, нравилось видеть её смущение, когда он раздевал её – всё происходило, как в первый раз… Конечно же, ему никто не нужен, кроме его Катеньки.
В гарнизонном Доме офицеров случались семейные вечера. Их любили – так приятно было посидеть вместе, вспомнить Родину, потанцевать под любимые мелодии. Катеньку наперебой приглашали сослуживцы Москвина. Он с улыбкой кивал жене, разрешая: конечно, потанцуй. И любовался Катенькой, и сам танцевал с ней, улыбался, видя, как она краснеет от смущения, когда он, как мальчишка, во время танца незаметно ласкает её грудь.
В тот вечер Катюша дежурила в госпитале. Москвин не собирался идти без жены на вечер в Дом офицеров. Зашёл на минуту – ему передали, что его срочно хочет увидеть капитан Морозов. Закурил у стенки, ждал, когда закончится танец – Морозов танцевал с тоненькой девушкой в голубом платье. Но, лишь смолкла музыка, тут же объявили белый танец. Через весь зал к лейтенанту Москвину шла девушка в голубом платье – та, что танцевала с капитаном Морозовым. Положила на погоны растерянному лейтенанту свои ладошки, с улыбкой объяснила: белый танец!..
Ошеломлённый Москвин, запинаясь, произнёс:
- Вы?..
Продолжение следует…
Начало Продолжение Все публикации этого автора