Глава 2.
− Ни для кого не секрет, что в мире всегда были люди сильные и слабые, − тихим голосом заговорил сидевший недалеко от Бахметова худощавый старик в очках с тонкой розовой оправой – Сергей вспомнил, что встречал его в квартире Раевского на Гороховой. – Это природный закон, против которого глупо стенать даже в эпоху демократии. И народы бывают сильные и слабые, и государства. Если признать это априори, то нужно разбираться, что есть понятие сила и слабость, и насколько одно имеет право воздействия на другое.
Отбрасывая в сторону парадоксальные утверждения Лао-цзы и его последователей о том, что слабое побеждает сильное, а тяжелое возьмется легким, берёмся утверждать, что сильное всегда управляло слабым, а главной категорией силы является воля. Столь банальный логический ряд пропитывается грустью оттого, что западное человечество вдруг решило уравнять сильных со слабыми, и дать возможность карликам вязать гигантов, – слова Фридмана ясно звенели в тишине террасы, разлетаясь от потолка во все разнофигурные углы и щели. – Нет числа примерам порочности этого абсурдного подхода, когда сильное ослабляется, извините, слабым, а твёрдое разжиживается мягким – самая смешная новость последнего времени, пришедшая из самой демократичной из всех демократичных стран, гласит, что в новой редакции приснопамятной книжке «Хижина дяди Тома», написанной, напомню в качестве памятника истории рабовладения США, все обозначения чернокожих рабов из идей политкорректности в одном из издательств были заменены на именование «арабов» − не знаю, почему именно этих, − здесь явно какой-то национальный невроз.
Любой законченный наркоман имеет право быть избранным президентом – нужно, конечно, заручаться поддержкой электората; но тот, следуя принципам политкорректности или протеста, может, по идее, проголосовать и за наркомана. Демократия со времён Сократа предполагала подчинение меньшинства воле большинства, а нынешние демократы слетели с катушек, и отдали все ценности некогда сильного большинства на их разорение меньшинством. Самое удивительное, что это меньшинство агрессивно, что могло бы показаться признаком его силы, но агрессивность эта конкретно истеричного типа вследствие носимого в душе неосознанного чувства вины за грех непохожести на представителей сильного большинства.
Истеричность, понятно, есть признак женственного начала, а женщины хоть и лучшие, по слову Чехова, существа, но всё же ограничены духом, слабые, и вполне естественным образом подавлялись мужским полом на всех континентах всю человеческую историю до эры западной демократии.
О демократии, как вы понимаете, я и хотел говорить. Сразу объявляю, что я её убеждённый противник; и знаю, что во мнении своём я не одинок. Буду говорить не о демократии в её историческом развитии, а о вполне конкретных формах либерализма, что сложились на сегодняшний день на Западе и навязываются всему остальному миру. Попробуем смоделировать ситуацию победы демократии во всём мировом пространстве – вот отгремят взрывы ракет самолётов с американских авианосцев и баз НАТО на какой-нибудь Сицилии, пройдут волны информационных атак на умы незападного человечества и наступит, наконец, эпоха тотальной победы идей демократии на Земле.
− Китай не даст этой демократии ни одного шанса, − чуть запнувшись на первом слове, проговорил незнакомый Бахметову молодой человек.
− И я о том же, − махнув рукой, сказал Фридман, − И не только Китай. Хотел бы в паре характеристик объяснить её природу демократии. Допустим, повторяю я, наступит в час «икс» та самая эпоха полной победы демократических форм устройства обществ всей планеты. Все формально равны перед законом – а закон-то теперь общий для всех. Даже смешно это представить, − докладчик вдруг засмеялся. – Но экономический базис-то разный! А что это обозначает в реальной жизни? Есть страны-аристократы, а есть страны-плебеи, которым просто подарили права быть свободным, но при этом и нищим. В каком веке римским плебеям подарили свободу? А в каком аристократы свернули шею демократическому Риму, и объявили себя императорами? И пара башмаков не износилась. Историю до тошноты противно изучать, поскольку без очков видны одни и те же капканы, которые человечество куёт для себя. Это что же, африканские демократы сольются в потоке демократической любви с демократами Аргентины и даже США?
− Процессы слияния идут веками… − бросил кто-то из угла.
− Шли, − коротко сказал Фридман, пресекая наморщившимся лбом возникшую было дискуссию. – Шли, а теперь летят аллюром за счёт всевозможных инетов и рунетов. В этом и есть культурный сбой – поскольку нельзя и из блохи скроить кафтан, и в считанные дни и годы менять коренные установки психики целых народов. А можно ли, вообще, изменить геном? Допускаю, что если процесс демократического сближения шёл сотни лет, был бы шанс увидеть искренние объятия чернокожих и, к примеру, потомков фамилий де Гобино и Хаусхофер, оставивших немало положений о превосходстве одних рас над другими. Но когда мы видим безумную лошадь демократии, скачущую от континета к континенту, боимся, что она очень скоро будет просто загнана, и это есть почти медицинский факт.
Народы соображают туго, но их политики – шустрей. Даже и сверхлиберально настроенные политики – и те понимают, что в демократических играх ресурс скоро будет исчерпан и придётся показывать соседям зубы. Пока есть такие блоки, как НАТО, зубы Запада в порядке, а развали, к примеру, Евросоюз – армий в Европе не останется, а имитировать их будут никогда не знавшие настоящих войн капралы и генералы сил поддержания порядка на территориях, то есть, по сути, полицейские офицеры; да несколько тысяч лётчиков сил противовоздушной обороны, получавших боевую практику на бомбёжке безмолвных объектов гражданской инфраструктуры Ирака или Ливии. Полноценная армия останется только у США. Но пока Евросоюз и НАТО существуют, констатируем, что роль императора в будущей демократической системе примеряет на себя весь Запад – таким образом, никуда не уйти от разговора о пресловутом «золотом миллиарде». Европейская часть «миллиарда» разжиживается противоречиями миграционных процессов, что готовит почву для её растворения в общем болоте остальных миллиардов нищих и полунищих народов; США же с Канадой исторически уповают на возможность отсидеться за океаном в период великих переселений народов и используют европейских союзников для разжигания общего пожара на европейском континенте, − надеюсь, – Фридман отчего-то посмотрел на Бахметова, − никому не нужно пояснять, как в мутной воде хаоса капиталом ловится рыбка наращивания дохода?
России во всём этом сценарии не светит ничего, поскольку ей уготована роль нищей страны, умирающей на своём золотом сундуке от недостатка сил, ума и желания жить. Запад заблуждается в смысле конечного результата, но ведёт эффективную игру удержания России под капельницей – и какую дрянь он добавляет нам в кровь, достаточно понять за пять минут переключения с канала на канал треклятого ящика телевидения. Не будем, впрочем, отвлекаться на Россию, хотя я считаю, что наш чрезвычайно внушаемый народ сгубило именно телевидение.
Экономически сильный, развитый, демократический Запад высокомерно подомнёт под себя демократический мир слабых государств – а чтобы не возбуждать подозрений в нечестности ведомых демократических партнёров, Запад будет ставить им либеральные ловушки в виде учреждения всё новых организаций международного права, где главенствующие роли по факту всегда будут принадлежать странам Запада, а остальные общества будут рассматриваться вместилищем донорской крови, ежедневно потребляемой Западом всего лишь для поддержания тонуса собственного вполне дряхлеющего организма. Язык не повернётся клеймить Запад за геополитический вампиризм – дело это почти обычное в мировой истории, но никто никогда не врал другим так убеждённо и почти даже искренне для себя. А закончится всё всеобщими разочарованиями и кровью, − Фридман вздохнул. – Благими намерениями мостится путь в преисподнюю.
− Но ход событий можно использовать под себя, − вдруг сказал Раевский. – Когда система будет выстроена, обозначим роль ведущих. Они задергаются в собственной паутине – а паутина будет их держать намертво. Всего лишь обозначим – и дискредитировать не нужно, всю грязную работу они делают сами даже в эту минуту. Просто в нужный момент нужными разъясним всем нужные вещи. Средств доставки разъяснений – пруд пруди. Мир созрел для понимания природы демократии и либерализма. Ситуация сразу перевернётся с головы на ноги.