Найти в Дзене
Задумчивый танкист

Воспоминания фронтовика Дьячкова Ф.Д.

 Рядовой Дьячков Ф.Д. 1940 год.
Рядовой Дьячков Ф.Д. 1940 год.

Где – то в конце 1940 года всех красноармейцев с высшим и средним образованием направили для прохождения дальнейшей службы в 349 стрелковый полк 26 Сталинской дивизии. Полк дислоцировался на станции Голенки недалеко от города Ворошилова - Уссурийска. Казармы-бараки полка размещались на невысокой равнине, сквозь продуваемой острыми пронзительными ветрами. Все кругом голо, Может быть поэтому и называются Голенки. Пронзительный ветер, поземка встретили нас в первый день прибытия в полк. Нас отвели в казарму-барак 1-го батальона полка. Мы должны проходить дальнейшую службу в 1 роте, окончить здесь обучение, по специальной программе, получить сержантское звание и в дальнейшем уйти в запас средним командиром. В роте нас встретили «сногсшибательно»:

Командиры взводов, отделений набросились на нас, как борзые. Тут и у кого-то оторвана пуговица, у кого нечистый подворотничок, кто-то небритый, у кого-то нечищеные ботинки и т.д. и т.п. Всюду слышался крик, матерщина. И возглавлял всю эту команду «борзых» командир роты ст. лейтенант Васька Афонин. Бывает ведь так в жизни: коль хорошо, так всюду хорошо; коль дерьмо, так всюду оно. Вся обстановка как внутри, так и вне была отвратительной. В казарме, где нас построили , вся обстановка давили: трехэтажные нары, асфальтовый пол, тяжелые двери казармы-барака, тусклый матовый свет лампочек – все это угнетало, если не убивало. Изредка, то там, то здесь слышались четкие выстукивания сапог или ботинок, рапортующих о сдаче-приеме дежурства, о следовании на обед или о прибытии с обеда. Во всем чувствовалась какая -то тюремно- мертвенная, казарменно-ледяная обстановка. Уже с первых минут пребывания чувствовалось, что здесь главную роль играют младшие командиры, сержанты. Они и подбирались здесь по закону «борзых». Сначала подумалось, что все они здесь, младшие командиры, сержанты – украинцы-службисты, так любящие командовать. Но нет, когда я присмотрелся, то увидел, что среди них люди всех национальностей: и украинцы, и русские, и казахи и другие.

А кто же борзее всех? Это покажет будущее.

К большому моему счастью попал я в это звериное Афонинское логово вместе с Сергеем Голубиным. Есть с кем хотя бы посоветоваться, поразмышлять, принять согласованное решение. Нас вместе направили сюда – подходили по всем параметрам. А Николай Голубин – он остался там, в железнодорожных войсках. Его специальность помогла ему.. К тому же, примерно за месяц до нашего отправления его, как строителя, перевели в 84 батальон, где – то под Хабаровск. Потому мы и не оказались вместе.

Но мы оказались вместе с Сергеем Голубиным. И это было для меня каким-то смягчением, приговором со смягчающими обстоятельствами. Сергей был душевным человеком. Будучи родственниками по профессии учителя, мы были родными и по душевному, психологическому и идеологическому настрою. Мы были единомышленниками.

И надо же быть такому. Вместе мы прибыли в это звериное царство и вместе нас определили в один взвод, в одно отделение. И спали мы на нарах 3-го яруса вместе, совсем рядом. Это давало нам еще больше возможности общаться, делиться мнениями, сопереживать. Итак, началась наша каторжная учеба. Подъем!! Вскакивай пулей! Обувайся, одевайся, выскакивай на зарядку. Всего за считанные минуты. А ведь в казарме 3-х ярусные нары. И вот начинается чехарда. Первыми, конечно, успевают к своей обуви воины 1-го яруса, за ними на их головы, плечи прыгают красноармейцы 2-го и 3-го яруса. Прыгают, сходу втыкают ноги в свои ботинки, а там часто оказывается полно ночной мочи, или того хуже – кала. И вот этот воин пока очищается, разбирается, что и к чему, рота за это время уже вся в полной готовности выбежали на улицу, на зарядку. А провинившийся, со своим ботинком стоит под стойку «Смирно» перед старшиной и «отчитывается». И как итог получает 3-5 нарядов вне очереди «драить казарму».

И так каждый день. Кто – либо. После зарядки уборка постели, умывание, следование на завтрак. В столовую и из столовой – только бегом. Передвижение по городу – только бегом. Таков приказ наркома обороны Тимошенко. После завтрака занятия. Построение (бегом). Взять оружие, противогазы, лопаты и в строй. Марш в поле на занятия – только бегом. Весь день: до обеда на занятии в поле, в заснеженной, морозной обстановке. Все время в движении, в действии. Устанешь – сил нет. И обратно обязательно только бегом. В казарму приходишь обессиленный, морально убитый от постоянных унижений и оскорблений младших командиров. Бывало, что не так, поставят перед строем и давай разгонять: « Разгильдяй, ты, сукин сын, мать-перемать, не выполнил упражнение, не попал в цель, или не достиг рубежа в назначенное время. И т.д. и т.п.

Больше всего и труднее всего доставалось в походах, особенно во время форсированных маршей Они у нас проводились часто: То, обычные, программные, а то в соревнованиях между взводами, ротами и даже полками и дивизиями. Особенно трудными были форсированные марши в соревнованиях взводов с другими полками и дивизиями. В конце 1940 – начале 1941 года нашим полком командовал и.о. – капитан Маркин, до этого командовал Берзарин. В это время дивизией 26-й командовал полковник Сорокин, Берзарин – генерал майор - в это время был заместителем командующего 1-й Дальневосточной Армией.

В 1941 году летом мы участвовали в учениях 26 – ой и других дивизий в Приморье. Учение проводил генерал Еременко- командующий 1-й Армией, который по окончании учений перед строем объявил благодарность всему личному составу.

Тяжелее всего мы переносили форсированные марши и большие учения. Помнится, на одних полковых учениях в начале 1941 года, я, до этого переживший все форсированные марши, в самом конце этих учений, передвигаясь по глубокому снегу, застрял и долго не мог выбраться. Затем после долгих мучений выбрался, но, окончательно обессиленый, упал. Долго валялся. Наконец, меня подобрали, довезли на какой-то груженой повозке до казармы и сбросили. Никакого внимания!

Особенно зверскими были взводные занятия вся внутри ротная жизнь. Конечно, пример этому зверству подавал командир роты старший лейтенант Васька Афонин. В казарме роты сплошной шум, сплошной мат. Матерились главным образом командиры отделений, сержанты. Не помню фамилии всех. Особенно зверствовал маленький сержант русский, деревенский парень.

Помню, вывел из строя красноармейца Чистякова и за то, что он обморозил нос, начал тыкать ему кулаком в лицо, приговаривая: «Это тебе тут не верситет». Чистяков инженер-металлург из Курска. В роте, повторяю, служили все, окончившие высшее и среднее учебные заведения. И тем злее на этих людей была вот эта кучка неграмотных, деревенских младших командиров. Самым злым издевателем из этих младших командиров был младший сержант. Маленький, русский, фамилию его забыл. Горлопаном был сержант Самойленко. Но этот отходчивый.

Но, пожалуй, самым злым извергом был сержант Байджамов (или Байжанов)- казах, он был видимо каким-то отпрыском татаро-монголов. Он был зверь. Занимал должность помощника старшины роты. Старшиной роты был Лебедев. Очень строгий, но справедливый и помягче, не изверг. Звероподобный метод руководства Васьки Афона отражался на всем. В этом году в роту попала группа воинов из только что освободившихся районов Западной Украины и Западной Белоруссии. Были среди них евреи, поляки. Они особенно тяжело переносили этот произвол. Особенно трудной была внутриротная жизнь. По дурацкому тимошенковскому Закону, поднятыми на щит дураками - подхалимами, за день набегаешься так, что нет никаких сил. А внутриротные младшие командиры кричат, орут: «Давай, давай!». Питание было хотя и вполне нормальное, но явно не хватало. Мы все время промышляли насчет «пожрать». Тогда, когда в столовую в наряд уходил взводы своей роты, то вечером мы «паслись» около столовой, и, получив «по – блату» от своих ротных ребят из наряда тарелку супу, или куски свинины, мы с жадностью пожирали это, а ночью наступала «революция». Особенно ощутимо это было с нашими братьями – западниками из освобожденных районов Западной Украины и Западной Белоруссии, особенно евреями и поляками.

Бывало и так. Дадут ночью сигнал тревоги. Пулей вскакивает вся рота. Бросаются все с 2-х и 3-х ярусов. Сразу с нар ноги в ботинки, а там полно мочи или кала. Конфуз… Скандал… Все выбегают, а тот кому это досталось оказывается жертвой. Старшина над ним потешается, издевается. А получается все почти естественно. Организм ослаб. Сильные морозы, холод. Все время бегом. Ночью, только заснул, и потянуло в туалет, а туалет за 300-400 м на улице. Не добежать. И вот выходит…- в ботинок соседа. И быстро и незаметно. Ведь все спят мертвецким сном. А бывало и такое… Не успевали и оправлялись в постели, в простыни. Это было с Вульфом ( по большому). Это было с Чистяковым ( по маленькому). Кстати многие, явные интеллигенты, например Чистяков, Вульф и др. заметно как-то ослабли физически, как – то расслабились, опустились и стали оправляться под себя, у них не держалась моча, на нарах чувствовалась вонь. Они и внешне опустились, все лицо у них всегда было обморожено, особенно у Чистякова. Нос у него всегда был обморожен.

На стрельбище, в ожидании очереди, или на нарах в постели мы подолгу размышляли, обменивались мнениями с Сергеем Голубиным. Мы весьма болезненно воспринимали эту Афонинскую обстановку. « Неужели это Советская власть?» « Неужели Сталину неизвестно все это?»- Наша глубокая вера рушилась. Но мы, с Сергеем Голубиным, держались. Меня и по сей день удивляет, где же были политработники? Ни одного из них я и до сих пор не помню. Были ли они? Видимо, были, но горлопан, нахал, карьерист Васька Афонин подмяли всех их под себя. Он был, конечно, размашист, крепок, волевой, явно ненавидящий всех грамотных, образованных людей, всех тех, кто мог служить помехой на его пути – карьере. Он держал полный, крепкий порядок в своей роте. Ходил в передовиках. Должен сказать, что и трудился, «старался», «Тянулся». Этого у него не отнять. Был он боевым командиром. Солдафон! Васька – СОЛДАФОН! Все в его роте держалось на мате. Всюду мат! Сплошное оскорбление!

Лет 5 – 8 назад я прочитал в Куйбышевской областной газете « Волжская Коммуна» призыв ветеранов 26 дивизии откликнуться. Я откликнулся. И на мой голос откликнулись. Ни кто-либо, а командир дивизии военных лет, Герой Советского Союза, генерал-майор Черепанов. Он, оказывается, мой однополчанин- 349 сп.

Но что меня ошарашило, он сообщил о наших однополчанах - и в частности о Ваське Афонине. Он сообщил, что Василий Борисович Афонин – генерал-майор в отставке живет где-то в Москве. С этого времени я всякую связь с Советом ветеранов 26 дивизии прекратил, хотя от них получал поздравления с праздниками.